Жаклин - Вентура Джеффри - Страница 20

Рид продолжал: «Публика обожает читать о сливках общества – тех, кто останавливается в „Гранд-отеле“. Я всегда завидовал писателям, умеющим строить сюжет, потому что сам на такое не способен. Но мисс Сьюзен умеет еще и упаковать его в красивую обложку и выгодно продать. Ее романы чувствуют себя на рынке как рыба в воде».

Пожалуй, это было впервые, когда Джеки слышала похвалы в свой адрес из уст столь авторитетных критиков. На протяжении следующих нескольких минут Рид, Фрост и Эфрон осыпали ее комплиментами. Джеки говорила мало, но явно наслаждалась. Это было одно из приятнейших ток-шоу в ее жизни.

Вдруг Фрост спросил:

– Джон Саймон, а что вы думаете о «Машине любви»?

Хранивший до сих пор молчание Саймон не стал тратить время на экивоки типа «как поживаете?», а сразу показал зубы:

– Прежде чем высказать свое мнение, мне бы хотелось спросить у мисс Сьюзен: сами-то вы что о себе думаете? Неужели считаете, что то, чем вы занимаетесь, имеет отношение к художественной литературе? И не морочьте мне голову заявлениями о том, что вы, мол, прежде всего рассказчик, а не поэт. И не надо доказывать, что вы уникум, потому что как раз с этим я вполне согласен. Но вот вопрос: художник ли вы? Создаете ли вы произведения искусства или просто чтиво, посредством которого можно быстро прославиться и разбогатеть?

Как ни странно, аудитория, только что бывшая на ее стороне, разразилась аплодисментами. Привычная ко всему, Джеки на первых порах не растерялась, а ледяным тоном переспросила:

– Как, вы сказали, ваша фамилия – Саймон или Геринг?

– Фамилия – это чистая условность, – парировал тот.

– Разумеется. Но вы ведете себя как штурмовик.

Ситуация обострилась.

Саймон: Я задал вам вопрос, мисс Сьюзен. Нет, я не считаю себя штурмовиком.

Сьюзен: Вы не спрашиваете – вы обвиняете.

Саймон: Я спросил: как вы думаете, что именно выходит из-под вашего пера?

Сьюзен: Не думаю, что мне следует отвечать на этот вопрос.

Саймон: Иными словами, вам нечего ответить?

Они еще некоторое время топтались на месте. Потом Джеки обратилась к аудитории:

– Когда в зале суда присяжные объявляют человека виновным, они избегают смотреть ему прямо в глаза. Я смотрю на Рекса и Нору – и я смотрю на этого тип… этого человека, прошу прощения, и не могу понять: почему он не смотрит мне в глаза? Наверное, считает меня виновной. Кажется, его представили как писателя? Я о нем ничего не слышала… Это один из тех, кто не в состоянии пережить мой успех и то, что я своими книгами зарабатываю на жизнь.

Саймон: Вовсе нет. В этом мире халтура всегда пользовалась бешеным успехом и обогащала своего создателя.

Сьюзен: Вы создаете халтуру?

Саймон: Нет.

Сьюзен: Это я спросила потому, что вы выглядите преуспевающим джентльменом…

Потом Джеки припомнила Саймону его нападки на Рекса Рида в «Нью-Йорк таймс».

– Вы хватаете выдающихся людей за фалды и таким образом въезжаете в историю. Это был гнусный пасквиль, вам не кажется?

– Нет, – возразил Саймон. – Обыкновенная дискуссия.

– Ах, дискуссия? Но у него не было возможности ответить!

Саймон проигнорировал это замечание и снова набросился на нее. Он обращался с Джеки как со скверным, невоспитанным ребенком, намеренно четко выговаривая слова, чтобы сильнее уязвить свою оппонентку. Казалось, еще немного, и от нее мокрого места не останется. Он наносил ей удары в самые чувствительные места, нападая на ее любимые детища – книги.

– Я спрашиваю: что, по-вашему, вы делали, когда писали этот, с позволения сказать, роман?

Сьюзен: Ладно, малыш, я отвечу: я писала историю человеческой жизни.

Саймон: Вы писали историю?

Сьюзен: Почему вы так агрессивно настроены?

Саймон: Я не агрессивен. Могу даже последовать вашему примеру и продемонстрировать фальшивые зубы в очаровательной улыбке.

Сьюзен: Ну-ка, посмотрим.

Саймон: Послушайте, я задал вам вопрос: что, по-вашему, вы делаете?

Сьюзен: Для вас это слишком сложно. Пишу «грязные» книги.

Саймон: Хуже всего то, что они даже не «грязные». Если бы это была откровенная порнография, было бы в тысячу раз легче. По крайней мере, можно было прописывать ваши книги в качестве возбуждающего средства.

Сьюзен: Как вас зовут – Дуб Саймон? Чего вы, собственно, добиваетесь?

Саймон: Надеюсь, вы отдаете себе отчет, что, давая мне обидные клички, сами ставите себя в глупое положение. Ну так как же, по-вашему: вы создаете художественные произведения или гоните халтуру?

Сьюзен: Но я уже ответила. Я воссоздаю человеческие судьбы.

Саймон: Да, но к какой категории вы относите свои книги: искусство это или не искусство?

Сьюзен: Не думаю, что любое произведение обязано подпадать под ту или иную категорию. Это может быть просто повествование.

Саймон: Вы хотите сказать, что-то среднее между жизнью и смертью? Как будто это возможно!

В этот момент Джеки окончательно потеряла голову и обратилась к зрителям: слышали ли они когда-нибудь фамилию Саймон? Публика вдохновенно заорала: «Нет!» Спокойное течение передачи было нарушено. Зрители громко выражали поддержку то одному, то другому противнику. Судя по их реакции, побеждал Саймон. Впрочем, один из зрителей вскочил с места с явным намерением смазать ему по физиономии.

Рекс Рид и Нора Эфрон хранили угрюмое молчание. Вряд ли эта сцена доставляла им удовольствие. Наконец Рид не выдержал:

– Мне известна бретерская натура мистера Саймона по его выступлениям в печати. Если этот человек в данную минуту не нападает на писателей типа Сьюзен, значит, вот-вот переключится на своего брата-критика.

После этого Рид бросил настоящую бомбу:

– Мистер Фрост, прежде чем пригласить кого-то участвовать в обсуждении литературного произведения, вам следовало бы позаботиться о том, чтобы этот человек хотя бы прочитал его. Мистер Саймон признался мне перед началом передачи, что прочел только тридцать страниц.

Джеки прорвало:

– Вы прочли только тридцать страниц и смеете устраивать мне допрос с пристрастием?

Саймон: Если быть точным, я осилил сорок страниц. Больше мой желудок не смог переварить. Я хочу вас спросить, мисс Сьюзен: сколько тухлой рыбы необходимо съесть, чтобы понять, что она тухлая? (Непостоянные зрители зааплодировали). Должен ли я доесть все до последней крошки, чтобы распознать отраву?

И Саймон разразился бранью, чуть ли не с пеной у рта доказывая, что, кроме всего прочего, романы Жаклин Сьюзен не имеют ничего общего с жизненной правдой. Она и понятия не имеет о том, что творится на телевидении. Ее книга лишена элементарного смысла. Но хуже всего то, что автор всей этой чепухи совсем не разбирается в человеческой натуре. Реакция ее персонажей неестественна.

Джеки ехидно заметила: «Много же он вынес из тех сорока страниц, что успел прочитать!»

Немного ошалевший Фрост отважился вставить слово:

– Почему вы так раздражены? Что больше выводит вас из себя: недостатки романа или то, что он пользуется успехом?

Саймон: Если выбирать одно из двух, то скорее сама книга. Потому что она насквозь фальшива.

Фрост: Ежегодно выходят миллионы не самых правдивых книг. Но вы почему-то обрушились именно на эту.

Саймон: Весь вопрос в том, доходит ли фальшивая книга до читателей. И если она отравляет сознание миллионов людей, которые не в состоянии проверить ее правдивость, это разврат, оболванивание американского народа. Я противник таких вещей в любой форме.

Они продолжали препираться.

– Какие у вас полномочия? – кричала Джеки и слышала в ответ.

– Можете считать, что это ничего не значит, но я доктор философии из Гарварда!

Джеки терпела поражение. Ей было трудно объективно и доказательно судить о своей книге, и она позволяла себе неуместные выпады, ставившие ее в дурацкое положение. Саймон находился в куда более выигрышной позиции. Он холодно и методично наносил ей удары ниже пояса.

Ко всеобщему облегчению, близился конец передачи. Фрост спросил, не хочет ли кто-нибудь высказаться напоследок. Ответом была напряженная, гнетущая тишина.