Самая страшная книга 2016 (сборник) - Гелприн Майк - Страница 61

Мать вернулась утром, вся растрепанная. Рухнула без сил на лавку и проспала до обеда. Санюшка смазывала рубцы на спине Анны специальной мазью и спросила:

– Сильно больно, маменька?

Анна улыбнулась пересохшими губами:

– Мала ты еще, глупа. Страдания ради веры истинной ведут в Царствие Небесное.

Следующее моление ожидалось в воскресенье. Санюшка стала замечать, как бабы шепчутся за ее спиной, а мужики и подростки оглядывают, как тогда Антип. Не нравилось девочке это, в сердце закралась тревога. Накануне моления Анна возвестила:

– Счастье тебе выпало: Христос Антипа решил тебя Богородицей сделать, сына ему родишь.

Санюшка побледнела. Сами собой навернулись слезы. Мать грозно проговорила:

– И посмей только Христосу Антипе не угодить. Прибью!

Весь день девочка лихорадочно обдумывала, как бы сбежать. Мать что-то прочуяла – глаз не спускала. Только когда стемнело, ушла Анна из каморки. Санюшка вылезла из окошка и кинулась в лес. Девочка не знала, что побег ее замечен. За углом дома стояли мать и Антип.

– Вот гадюка! К деду подалась! – воскликнула Анна. – Я догоню, она быстро не бегает, хромая.

– Погодь, я сам, – глаза Антипа заблестели в предвкушении. – Догоню и в лесу причащу. А вы все позже подходите, к полуночи. На поляне моление будет. Факела захвати, – распорядился он и бесшумно скользнул вслед за беглянкой.

Санюшка сначала бежала быстро, потом прихрамывать начала, потом вовсе на шаг перешла. В лесу стояла тишина. Луна светила ярко. Слишком ярко. Дойдя до поляны Кудеяровой, девочка решила обойти ее вдоль оврага до дуба, а там сил набраться и быстро перебежать освещенный участок. Пробралась с трудом – край оврага весь зарос колючим кустарником. У дуба перевела дух. До дедова дома уже недалеко – полянку бы только перебежать. Сзади на плечо легла чья-то холодная рука. Санюшка резко обернулась и начала пятиться к дереву, покуда спиной в него не уперлась.

– Убежать хотела, – Антип подошел вплотную и поставил руки на ствол по обеим сторонам от беглянки. Тут же ругнулся: – Вот анафема, – и стряхнул кровь с пораненной об острый сучок ладони.

На место руку вернул и склонился, приблизив лицо и буравя взглядом девочку. На Санюшку напало странное оцепенение, ни рукой, ни ногой не двинуть. Откуда-то раздался вздох и уже знакомый голос: «Дозволь, Дарьюшка». Ему ответил женский: «Дите не замай». Неожиданно прямо над головами пролетела летучая мышь, Антип отшатнулся. Санюшка отмерла и, выскользнув из-под его руки, кинулась бежать через поляну. На середине пути споткнулась и растянулась плашмя. Не чувствуя боли, перевернулась и села, согнув колени и опираясь сзади на руки. Антипа возвышался над ней, поедая жадным взглядом заголившиеся ноги девочки. Но Санюшка смотрела не на Антипа. За его спиной, словно из воздуха, вырастала черная тень, похожая на нетопыря. Тень приобрела очертания монаха с раскинутыми для поимки жертвы руками. Монах поднял лицо. Увидев горящие зеленым огнем глаза, Санюшка коротко взвизгнула, перевернулась и поползла прочь на четвереньках. Раздавшийся сзади хрип и непонятные, но страшные хлюпающие звуки заставили подскочить и понестись стрелой. И сила невесть откуда появилась, и хромота прошла.

Добежав до дедова дома, птицей взлетела на крыльцо и забарабанила в дверь, с трудом выговаривая и одновременно пытаясь отдышаться:

– Де… де… деда… от… во… ри.

Окна были плотно закрыты ставнями, запертыми изнутри на штыри. У лесников много недругов имелось.

Савельич, заслышавший голос внучки, выскочил на крыльцо в одном исподнем. Завел Санюшку, усадил на лавку, дал попить воды. Чтоб унять дрожь, сотрясавшую девочку, одел в подвернувшийся под руку свой форменный сюртук. Зажег керосиновую лампу.

– Сказывай, – велел.

Выслушав сбивчивый рассказ, долго не раздумывал.

– Бежать надо, – сказал, накидывая штаны и рубаху. – Хлысты хуже зверей, от себя никого не отпускают. Не зря уряднику указ об их поимке пришел. У него защиту найдем.

Дед с внучкой вышли во двор. Санюшка путалась об достающий ей до колен сюртук. Савельич оседлал дряхлую от старости казенную кобылку. Посадил в седло Санюшку, вывел лошадь на тропу, ведущую в село. Заслышав шум, обернулся. Со стороны леса виднелись всполохи. Близко. Не уйти вдвоем на старой кляче.

– Скачи одна, я гостей встречу, – лесник сунул поводья в руки девочке. – Иди к Пелагее в трактир, она к уряднику сведет, – и, не дожидаясь возражений, хлопнул лошадь по крупу: – Но, пошла!

Савельич вернулся к дому, взошел на крыльцо. Ружьишко бы не помешало, да как на грех заклинило. Вскоре из леса вышла толпа людей, десятка три, с факелами. Вела их Анна. И вновь Савельич не узнавал дочь. Ведьма – с взлохмаченными волосами, перекошенным от ярости лицом.

– Где эта ехидна, иудино племя?! – издали закричала Анна.

– Ты о ком? – спокойно спросил лесник.

Его спокойствие вызвало недовольный гул постепенно окружающих дом сектантов.

– Отдай эту убийцу. Богоубийцу!

– Это дочь твоя, – все так же спокойно напомнил Савельич.

– Отрекаюсь! Сама гадюку изничтожу! – завизжала Анна, затопала ногами. На губах ее выступила пена.

Неожиданно Савельич показал фигу и со словами: «На-ко-ся, выкуси» заскочил в дом, захлопнув дверь и задвинув засов.

Анна взбежала на крыльцо и замолотила кулаками по крепким доскам:

– Открой! Быстро отдай девчонку!

раздалась из-за двери песня.

– Издеваисси! – вновь завопила Анна. – Отвори!

Некоторые сектанты попробовали открыть ставни. Тщетно. Дом готов был держать осаду. Таким и строился.

неслось изнутри.

– Сам того захотел, пали их! – Анна первой кинулась к стожку прошлогоднего сена. Дом обложили сеном и сразу с нескольких сторон подожгли факелами.

– Гори в аду со своей внучкой-убийцей! – крикнула Анна.

лилась песня.

Пожар бушевал. Анна, отойдя подальше от летящих искр, торжествующе хохотала. В толпе кричали:

– Богородица Анна! Богородица Анна!

Некоторые даже бухнулись на колени и отбивали поклоны новоявленной главе секты. Кто-то катался по земле, беснуясь.

С жутким треском обрушилась крыша. Одновременно со стороны села показались верховые во главе с урядником…

Санюшка сидела за крайним столиком в трактире. Девочка водила пальцем по лежащей перед ней латунной бляхе с надписью: «Лъсной сторожъ». Постояльцы ее не тревожили, сочувствуя горю. Савельича уважали и любили. После похорон деда девочку приняли в дом Пелагея с мужем. Ни слезинки не пролила Санюшка с той страшной ночи. Сначала ее уговаривали: «Поплачь, полегчает». Потом отступились. Трактирщица, всегда легкая на ногу, на этот раз вошла, тяжело ступая. Она только вернулась из поездки в город. Отрицательно покачала головой в ответ на вопросительный взгляд мужа, ответила на дружное «Здрава будь, хозяюшка»: «И вам не хворать». Подошла к Санюшке:

– Пойдем в горницу, вести есть. Не для чужих ушей, – добавила она, строго глянув на насторожившихся посетителей.

– Не знаю как и сказать, – вздохнула Пелагея, когда они, поднявшись по лестнице, расположились в уютной комнатке.

– Уж как есть говори, тетя Пелагея, – ответила девочка.

Трактирщице показалось, что Санюшка догадывается о том, что произошло.

– Прошение приняли. Дозволили вам свидание перед отправкой Анны на каторгу. Не захотела она.

Санюшка молча кивнула.

Пелагея, все еще находящаяся под тягостным впечатлением от переданных надзирателем слов Анны: «Жаль, эта ехидна не сгорела», поспешила разговор перевести на другое: