Ушедший мир - Лихэйн Деннис - Страница 51

Джо передал Виву свой портфель. Вив раскрыл и увидел внутри две одинаковые папки. Он их извлек, прощупал портфель и наконец остался доволен. Положил папки обратно и отступил на шаг, пропуская Джо к трапу. На борту Вив вернул портфель.

– Как поживаешь? – спросил Джо.

– Отлично. – И Вивиан печально улыбнулся ему. – Надеюсь, для тебя сегодня все кончится хорошо.

Джо не удержался от смешка.

– Я тоже на это надеюсь.

– Ты мне нравишься, Джо. Черт побери, да ты всем нравишься. У меня сердце разорвется, если тебя отстранят.

«Отстранят». Господи!

– Будем надеяться, до этого не дойдет, – сказал Джо.

– Будем. – Вивиан отвел катер от причала, движок, пронзительно взвыв, выпустил несколько облачков голубого дыма в маслянисто-оранжевое небо.

Отправляясь навстречу своей вполне возможной гибели, Джо понял, что боится не столько умереть, сколько оставить сына сиротой. Конечно, обеспечить он его обеспечил. На счету у Томаса лежит достаточно, чтобы он ни в чем не нуждался. Конечно, бабушка и тетки воспитают его как своего ребенка. Только дело в том, что он не их. Он сын Грасиэлы и Джозефа. И когда не станет обоих, Томас останется круглым сиротой. Джо, сам росший сиротой, хотя его мать и отец благополучно жили с ним под одной крышей, не пожелал бы сиротства никому, даже Рико Диджакомо, даже Муссолини.

К причалу «Юнайтед фрут» приближался встречный катер. Там была семья: отец, мать и сын. Все трое стояли прямо, словно аршин проглотив. Мальчика Джо узнал по светлым волосам. Он не удивился тому, что галлюцинация вновь возникла именно сегодня – это было вполне логично.

Удивился он появлению в ней мужчины и женщины, которые даже не посмотрели в его сторону, когда два катера проходили друг мимо друга. Мужчина был собранный, поджарый, с льняными, коротко подстриженными волосами, с глазами светло-зелеными, как вода на отмелях. Женщина тоже была стройная, худощавая, волосы собраны в тугой узел, черты лица искажены страхом, принявшим маску благопристойности, и отвращением к себе под маской надменности, так что нужно было хорошенько присмотреться, чтобы понять, какой красавицей она была в молодости. Она тоже не обратила внимания на Джо. Но как раз в этом не было ничего удивительного, потому что она не обращала на него внимания все его детство.

Его мать. Его отец. Мальчик с расплывчатыми чертами лица. Хмуро и отважно переправляются через Гаванский залив – как Вашингтон через Делавэр[22].

Катер промчался мимо. Джо оглянулся, чтобы посмотреть им вслед, и сердце сжалось в комок. К тому времени, когда он появился на свет, их брак давно стал фикцией, и родительство их оказалось слишком запоздалым – теперь они восприняли ребенка как обузу и сквозь ханжеское смирение то и дело прорывались раздражение и гнев. Восемнадцать лет они старались сломить в нем дух, лишить сына всякой искры радости, мечты и надежды на любовь без расчета. Из-за чего он вырос непостоянным и жадным до всего нового.

«Я здесь, – хотелось крикнуть им вслед. – Я вас вижу. Я здесь, и я живу на полную катушку!»

«Вы проиграли», – хотелось ему крикнуть.

Но все же…

«Вы победили».

Он снова стал смотреть на стоявшую вдалеке «Эль-гран-суэньо» – белое сияющее пятно на фоне грязно-синего неба.

– Удачи тебе! – сказал Вивиан, когда они подъехали к яхте. – Я не пошутил, когда сказал, что у меня сердце разорвется.

– У тебя сердце разорвется, если тебе придется отключить мое? – уточнил Джо.

– Да, вроде того.

Джо махнул рукой:

– Такой уж у нас бизнес.

– Ну да, не соскучишься. Будь осторожней на трапе. Ступеньки мокрые.

Джо поднялся по трапу на борт и ступил на палубу, Вивиан передал ему портфель. Мейер уже ждал их, дымя, как обычно, сигарой, в окружении четверых, судя по виду, телохранителей. Джо узнал только Берта Митчелла, торговца оружием из Канзас-сити, телохранителя Карла Котелка. С Джо никто не поздоровался. Не исключено, что через полчаса его скормят акулам, так что любезности ни к чему.

Мейер указал на портфель:

– Это оно?

– Да. – Джо отдал портфель Мейеру, а тот передал его Берту Митчеллу.

– Проследи, чтобы отнесли к бухгалтеру в мою каюту. – Мейер положил руку на плечо Берту. – Не к кому-то еще, а к бухгалтеру.

– Да, мистер Лански. Я понял.

Когда Берт отошел, Джо пожал Мейеру руку, а Мейер похлопал его по плечу:

– Ты умеешь убеждать, Джозеф. Надеюсь, сегодня твои таланты тебя не подведут.

– Вы уже говорили с Чарли?

– Один наш общий друг поговорил от моего имени.

– И что тот сказал?

– Чарли сказал, что не хочет огласки.

Но за последнюю неделю новостей из Тампы приходило с избытком. Поговаривали, что федералы создают очередную комиссию, чтобы заняться организованной преступностью во Флориде и в Нью-Йорке. Несколько дней на первых полосах мелькал портрет Диона, а также фотографии трупов белых, оставшихся на Седьмой авеню, и четверых негров из парикмахерской. Парочка газет даже связала перестрелку в кондитерской с именем Джо, впрочем осторожно подбирая слова: «предположительно», «по непроверенным данным», «по слухам». Тем не менее все газеты не забыли упомянуть, что с тех пор ни Джо, ни Диона никто не видел.

– Еще что-нибудь Чарли сказал? – спросил Джо Мейера.

– Скажут его доверенные в конце сходки.

Значит, судьей назначили Мейера. Это было даже забавно: приговор, и, возможно, смертный приговор, ему вынесет человек, который в последние семь лет был для Джо партнером, другом и самым большим благодетелем.

Впрочем, и это тоже было не исключением в их кругах, а, скорее, правилом. Враги редко подбираются к тебе настолько близко, чтобы убить. Потому грязная работа обычно достается друзьям.

В каюте внизу сидели Сэм Даддано, Карлос Марчелло и Рико Диджакомо. Мейер вошел вслед за Джо и закрыл дверь. То есть, за исключением Рико, остальные трое самые важные люди в Комиссии, а это значит, что сегодняшнюю сходку все приняли в высшей степени серьезно.

Карлос Марчелло заправлял делами в Новом Орлеане с подросткового возраста, унаследовав свою территорию от отца, вырос с этим, впитал в свою кровь. Карлос был милейшим человеком, пока вы не совались в его владения, куда входили Миссисипи, Техас и половина Арканзаса. Но упаси бог вас даже подумать о том, чтобы замутить какое-нибудь дельце там поблизости, и заболоченные старицы не раз выплевывали останки тех, кто не понял, где начинаются границы Марчелло и заканчивается их право дышать. Как и большинство членов Комиссии, Карлос славился уравновешенностью и рассудительностью, пока была возможность решать дело миром.

Сэм Даддано, лет десять пробывший в своем клане ответственным за индустрию развлечений и дела с профсоюзами, благодаря успехам оказался на вершине чикагской мафии после одного дождливого весеннего утра, когда старика Паскуччи хватил удар в Линкольн-парке. Сэм расширил территорию клана дальше на запад и прибрал к рукам еще и профсоюз киношников. Он даже, забегая вперед, вложил деньги в студию звукозаписи. Болтали, что Сэму достаточно взглянуть на пятицентовик, чтобы тот превратился в десять центов. Сэм был очень худой, а лысеть начал, когда ему еще не исполнилось и двадцати. Теперь ему было за пятьдесят, но выглядел он намного старше. Он всегда казался старше: кожа у него была сухая, вся в пигментных пятнах, будто дела тянули из него все жизненные соки, высасывая его досуха.

Мейер сел на свое место на дальнем конце стола. Опустил на пол чемоданчик, аккуратно разложил перед собой сигареты, золотую зажигалку, золотую ручку и записную книжку, куда время от времени записывал какую-нибудь мысль – хотя не факт, что мысль, – причем всегда шифром и всегда на идише. Маленький, незаметный, Мейер Лански был архитектором всего их сооружения, никогда не терявший хладнокровия, насколько это возможно для живого человека. Для Джо он был еще и, так сказать, наставником в их жестоком бизнесе. Именно Мейер и научил Джо почти всему, что тот знал о казино, а Джо учил Мейера всему, что сам знал о Кубе. Как только закончится эта паршивая война, они снова начнут делать здесь настоящие деньги.