Высокие маки - Бэгшоу Луиза - Страница 44

Он улыбнулся.

— Увидишь.

Они выехали из города и направились в сторону Восточного Сассекса, то поднимаясь вверх, то спускаясь вниз по холмам. Джек спокойно вел машину, его не волновали узкие дороги и крутые неожиданные повороты.

Вечер был прохладный, чистый, звезды, как бриллианты, сияли на ясном небе; иногда кролики испуганно выскакивали на дорогу в свете фар. Элизабет даже увидела крыло белой совы на дереве прямо перед собой.

Он припарковался возле дома на краю деревни.

— Мое место уединения. Я останавливаюсь здесь, когда собираюсь на деловые встречи, связанные с лошадьми.

Джек вышел из машины, чтобы открыть ей дверцу. От его техасской галантности Элизабет слегка занервничала.

«Что-то со мной не так», — подумала она и вдруг отчаянно заволновалась, какое же впечатление на него производит. Ничего подобного у нее никогда не было ни с Жераром де Меснилом, ни с Карлом — вообще ни с кем.

— Входи.

Джек включил свет и впустил ее в дом. Красиво обшитые деревом потолки, витая лестница, уходящая на второй этаж. Элизабет повесила куртку на вешалку и прошла за ним в маленькую гостиную. Аккуратная стопка щепок, уголь и поленья лежали возле камина. Джек взял коробку спичек с каминной полки и стал разжигать огонь. Пламя вспыхнуло мгновенно.

— Ну и плут, — пошутила Элизабет.

Джек повернулся к ней и ухмыльнулся.

— Ну я не такой уж деревенщина. Что будешь пить?

Портвейн, шампанское?

Элизабет переминалась с ноги на ногу, когда он задергивал занавеску. Ей хотелось выпить, чтобы немного взбодриться.

— Ну, может, немного шампанского.

Пока он возился на кухне, Элизабет поднялась наверх. Ванная была покрашена в детский голубой цвет с желтыми нарисованными утятами, одинокая спальня была обставлена в стиле Лауры Эшли: вся в веточках цвета красного вина. Пара гантелей лежала возле большой кровати, покрытой одеялом из гагачьего пуха. Внезапно ее охватило ощущение счастья.

Элизабет спустилась вниз.

— Здесь очень мило, но совсем не похоже на тебя. , — А откуда ты знаешь, какой я? Ты ведь меня совсем не представляешь, — ответил Джек.

Элизабет немного оробела.

— Да я бы хотела узнать.

Джек наклонился и очень нежно поцеловал ее в губы.

Потом протянул ей кружку с щербинкой, до половины наполненную шампанским.

— Бокалов нет. По крайней мере это доказывает, что я вовсе не был уверен, что ты приедешь сюда.

Они пили шампанское, сидя у камина, Элизабет положила голову на изгиб его руки. Он не приставал к ней, и она понемногу успокоилась. Когда он наконец начал ее гладить, Элизабет обрадовалась и сразу ощутила желание. Они стали целоваться, сперва нежно, а потом все более страстно.

— Ну, ты готова? — прошептал Джек.

Элизабет кивнула, хотя все еще была слегка испугана. Он взял ее голову и поцеловал в волосы.

— Милая, я умирал по тебе с первого момента, как увидел. Но я не сделаю ничего против твоей воли.

Она улыбнулась и протянула ему руку.

— У меня на уме кое-что получше. — Он поднял ее на руки так легко, будто она была из ваты, и понес вверх по лестнице.

Глава 21

Снег толстым слоем покрывал маленький садик. Улица превратилась в сплошное месиво. Нина вышла и включила сигнализацию. До сих пор она испытывала волнение: подумать только, у нее трехэтажный дом с двумя спальнями за девяносто тысяч долларов, ее первая собственность.

Благодаря рекомендациям Тони она получила кредит под небывало низкий процент. Ее прежняя милая квартирка перешла кому-то из младших сотрудников. В подарок на Рождество Нина получила бриллиантовое ожерелье и серьги, которые она собиралась продать через некоторое время.

— Я не отмечаю Рождество, — сказала она, когда он подал ей коробочку.

Тони ничуть не смутился, — Теперь будешь.

Глядя на изумительный холодный огонь, которым горели камни, Нина думала, как легко было бы сказать:

«Счастливой хануки». Но это ведь Тони, он не отступит ни на дюйм, ни ради кого.

Нина села в свой «гольф» и влилась в уличный поток. По-британски долгие и пьяные праздники прошли, наступил новый год, и, казалось, столица наполнилась свежей энергией, будто и не потеряла отчаянно много времени. Нина провела свободные от работы дни в библиотеке Британской медицинской ассоциации. Она знала, Фрэнк, Карл и другие коллеги считают ее сумасшедшим трудоголиком. Как знала и о том, что они презирают ее за столь подозрительно быстрое продвижение вверх.

Старший менеджер в таком юном возрасте? Конечно, никто ничего не сказал «новой кэрхейвенской подстилке», но холодность определенно чувствовалась.

Она включила радио, пересекая Кингз-кросс-стэйшн.

Сообщали печальные новости о наводнении близ города Йорк, о том, как застрял в снежной буре в Уэлше пассажирский поезд, говорили о Фолклендах. Безработица шла в гору.

«Если даже я кого-то раздражаю, то меня это не трогает», — думала Нина. Но ситуация складывалась иначе.

Младшие сотрудники, которые мели хвостом перед Лиз Сэвидж, стали лебезить и перед ней. А это жгло, как клеймо. Ирония заключалась в том, что Нина на самом деле заслуживала продвижения. Работая день и ночь, она нашла решение обеих проблем Тони.

В последний раз она виделась с ним в канун Рождества в апартаментах клуба «Сент-Джеймс». Прежде чем вернуться в замок, он снова хотел с ней увидеться. Нина была польщена тем, как сильно он по ней соскучился, но чувствовала себя неловко из-за рождественского подарка. Она приняла подарок, а потом и Тони, оседлав его в кровати и чуть не насильно овладев им. Тони, конечно, сам спровоцировал ее. Он был хорош в постели, очень опытен, он возбуждал ее, но все равно уже было не так, как в первый раз. Не так здорово, как тогда, в Дублине, Дублин стал кульминацией для многого в ее жизни, как теперь понимала Нина. Там сошлись ужас и страсть, злость на мир, от которого она была отрезана своим происхождением, ненависть к Элизабет, заставлявшей Нину постоянно помнить, что она ничто, просто белое отребье. Нина вскинула подбородок и включила «Радио — 1».

Да пошли они все к черту! Ты заслужила продвижение, за что бы ты его ни получила. Из динамиков вопила группа «Полис»: «Мы духовное начало в материальном мире!»

Нина постукивала пальцами по рулю в ритм песне. Аминь.

У Тони тоже были свои проблемы.

— Они и тебя втянули, — сказал он, потянувшись через ее груди к хрустальному бокалу на столике. Зеленые глаза смотрели ласково.

— Это как?

— Да я о моей дражайшей дочери. Она думает, мы душим ее творчество. А если сказать точнее, что ты это делаешь. Ты душишь. С тех пор как она приехала из своего чертова тренировочного лагеря, она устраивает мне веселенькую жизнь. — Лицо с тонким орлиным носом напряглось. — Она очень агрессивна, настойчива. Она требует уволить тебя.

Нина резко выпрямилась. Шелковая рубашка соскользнула до пояса.

— Что?!

— То, что слышала. — Его забавлял ее гнев. — Она говорит — ты никогда не обращала внимания на ее работу.

— Но ведь она ничего не делает. Я просила ее заняться маркетингом в больницах. А она является с какими-то рекламными фокусами про аспирин.

— А ты хоть смотришь на то, что она приносит?

Нина вскипела от негодования.

— Черт побери, да нет же! , Я работаю в отделе новой продукции. Мне надо знать рынок. Факты. Она должна отчитываться передо мной. Делать то, что я прошу; Мне не нужен еще один Чарлз Саатчи10!

— Ты бы могла постараться к ней приспособиться. У нее хорошо получается на лыжах, в этом году она участвует в Олимпийских играх. Лиз поговаривает, что поднимет шум в прессе. Будет давать интервью.

— А ты не хочешь?

— Этого не должно произойти, — сказал Тони; его голос стал похож на шелк, обволакивающий острое лезвие. Зеленые глаза потемнели, от этого взгляда Нину пробрала дрожь. — Осчастливь ее, дорогая. Почему бы нет?