Высокая цитадель - Бэгли Десмонд - Страница 56

Гарсиа чуть-чуть заколебался, затем угрюмо сказал:

— Мне надо позвонить.

— Пожалуйста, — сказал Грудер. — Вот телефон, только он, как всегда, не работает.

Гарсиа улыбнулся углом рта и что-то сказал в трубку. К удивлению Грудера, ему немедленно ответили. Стало ясно, что линия отключена неспроста и что она находится под контролем военных. Слушая, что говорил Гарсиа, он сразу же пришел к выводу, что командир этой эскадрильи — не Родригес.

Гарсиа положил трубку и с мрачной ухмылкой сказал:

— Сожалею, доктор Грудер, но я всё же должен забрать этих людей.

Он подошел к окну и сделал знак сержанту.

Грудер в ярости выскочил из-за стола.

— Я повторяю вам, их положение слишком серьезное. Их нельзя никуда перевозить. Кроме того, один из них — подданный Соединенных Штатов. Вы что, хотите вызвать международный скандал?

— Ничего я не хочу, — сухо отозвался Гарсиа. — Я подчиняюсь приказам. Должен вас информировать, доктор Грудер, что эти люди подозреваются в заговоре против безопасности государства. И я имею указания арестовать их.

— Вы с ума сошли! — воскликнул Грудер. — Если вы заберете этих людей, вы окажетесь по уши в дипломатических дрязгах.

Он направился к двери. Гарсиа преградил ему путь.

— Я прошу вас не самовольничать, доктор Грудер, иначе мне придется арестовать и вас. — Он обратился к появившемуся в дверях капралу. — Проводите доктора Грудера на улицу.

— Ну что ж, если вы так настроены, делать нечего, — сказал Грудер, понимая, что он бессилен. — Да, а кто ваш командир?

— Полковник Коельо.

— Так вот, полковник Коельо может оказаться в щекотливом положении.

И он шагнул в сторону, пропуская Гарсиа в коридор.

— Ну, где ваши больные? — спросил Гарсиа, когда они вышли.

Он стоял, нетерпеливо похлопывая себя перчаткой по ноге.

Грудер быстро пошел по коридору. Около комнаты, где находился Форестер, он остановился и умышленно громко сказал:

— Вы должны осознать, что забираете этих людей вопреки моему разрешению. Военные не имеют права распоряжаться здесь, и я собираюсь заявить протест правительству Кордильеры через посольство Соединенных Штатов. И я обосную свой протест медицинскими соображениями: состояние больных таково, что их сейчас трогать никак нельзя.

— Где они? — повторил Гарсиа.

— Один из них только что перенес операцию, он еще без сознания. Другой — очень тяжелый больной, я настаиваю на том, чтобы дать ему транквилизатор.

Гарсиа заколебался, и Грудер продолжал давить на него:

— Послушайте, майор. Военно-санитарные машины не очень-то приспособлены к мягкой езде. Вы ж не станете отказывать человеку в болеутоляющем средстве? — Он похлопал Гарсиа по плечу. — Эта история скоро будет во всех американских газетах, и вам ведь не захочется осложнять себе жизнь приобретением репутации жестокого человека?

— Ладно, — нехотя согласился Гарсиа.

— Я пойду за морфием, — сказал Грудер и, оставив Гарсиа стоять в коридоре, пошел назад.

Форестер слышал этот разговор, когда с аппетитом расправлялся с едой, лучше которой, казалось, в жизни не пробовал. Он понял, что что-то случилось и что Грудер хочет представить его более больным, чем на самом деле. Он был готов к тому, чтобы подыграть, поэтому, когда открылась дверь, он заранее засунув поднос под кровать, лежал с закрытыми глазами. Стоило Грудеру дотронуться до него, он мучительно застонал.

— Мистер Форестер, — сказал Грудер, — майор Гарсиа считает, что в другом госпитале вы получите лучший уход, поэтому вас перевозят. — Форестер открыл глаза, и Грудер посмотрел на него из-под нависших бровей. — Я с этим не согласен, но обстоятельства выше меня. Впоследствии я проконсультируюсь с соответствующими властями по этому поводу. А сейчас я дам успокоительное, оно поможет вам перенести это путешествие. Впрочем, это недалеко, на авиабазу. — Он засучил пижаму на руке Форестера, помазал ее ватным тампоном и набрал в шприц какое-то лекарство. — Пластырь на груди предохраняет ваши ребра, — говорил он будничным тоном, — но я все равно советую вам не очень-то двигаться, пока в этом не будет необходимости.

Последние слова он произнес слегка подчеркнуто и при этом подмигнул Форестеру. Делая укол, он наклонился и прошептал:

— Это стимулятор.

— Что это у вас? — рявкнул Гарсиа.

— Вы про что? — спросил Грудер, окатывая того ледяным взором. — Я попросил бы вас не вмешиваться в мои профессиональные дела. Мистер Форестер в очень тяжелом состоянии, и от имени правительства Соединенных Штатов я объявляю вас ответственным за все, что с ним случится. Где ваши санитары?

Гарсиа гаркнул сержанту, стоявшему в коридоре.

— Носилки!

Сержант понесся на улицу, и через некоторое время принесли носилки. Пока Форестера перекладывали на них, Грудер суетился рядом, и, когда все было готово, скомандовал:

— Теперь можете забирать его.

Он сделал шаг назад и наступил на металлическую ванночку, которая отлетела в сторону. Ее резкий, неожиданный в этой тихой комнате звук заставил всех вздрогнуть и обернуться. Грудер, воспользовавшись всеобщим замешательством, быстро сунул под подушку Форестера какой-то твердый предмет.

Затем Форестера потащили по коридору во двор, где он зажмурился от яркого солнечного света. В санитарной машине он притворился спящим, потому что сопровождавший солдат во все глаза смотрел на него. Медленно и как будто невзначай он под одеялом протянул руку к подушке, и его пальцы коснулись рукоятки револьвера.

«Добрый старый Грудер, — подумал он. — Моряки приходят на помощь». Осторожно зацепив пальцами дужку спускового крючка, он подтянул револьвер поближе и затем постарался заткнуть его сзади за резинку пижамы так, чтобы он не был виден, если его будут переносить на кровать. Облегченно улыбнулся. В другое время лежать на куске металла он счел бы для себя исключительно неудобным, но сейчас ощущение оружия, впивавшегося в тело пониже спины, было просто восхитительным. Появилась надежная уверенность.

И то, что сказал ему Грудер, этой уверенности прибавило. Лента предохранит грудную клетку, а стимулятор укрепит его силы. Казалось, что в этом уже не было необходимости — после еды ему стало гораздо лучше, но врачу было виднее.

В фургон внесли носилки с Родэ. Форестер увидел, что тот без сознания. Лицо его было бледным, покрытым каплями пота. Он неровно, прерывисто дышал.

Еще два солдата влезли в фургон, двери с шумом закрылись, и через несколько минут он тронулся. Форестер лежал с закрытыми глазами, но потом решил, что солдатам ничего не известно об успокоительном уколе, рискнул их открыть. Повернув голову, стал смотреть в окно.

С того места, где он лежал, почти ничего нельзя было увидеть, но, когда машина остановилась, он различил железные ворота и какую-то вывеску. На ней был изображен орел, парящий над покрытой снегом горой, и лента с художественно выполненной надписью: «Восьмая эскадрилья».

Он с болью в сердце закрыл глаза. Им выпал проигрышный жребий. Это была эскадрилья коммунистов.

III

Грудер проследил за тем, как санитарный фургон и штабной автомобиль выехали на улицу, вернулся в свой кабинет, снял халат и надел пиджак. Достав из ящика стола ключи от машины, направился к госпитальному гаражу. Там он испытал шок. Перед воротами гаража стоял часовой в потасканной униформе. Однако винтовка у него была новенькая, и штык ярко блестел на солнце.

Грудер подошел к нему и прогремел начальственным тоном:

— Дай-ка мне пройти.

Солдат посмотрел на него из-под полуприкрытых век, покачал головой и сплюнул на землю. Разъяренный Грудер попытался отпихнуть солдата, но в грудь ему уперся острый кончик штыка.

— Спросите у сержанта. Если он разрешит вам взять машину, берите.

Грудер отошел, потирая грудь. Отыскав сержанта, он потребовал, чтобы его пропустили в гараж, но тот был непреклонен. Впрочем, вдали от офицеров он не скрывал своего сочувствия Грудеру, и его широкое индейское лицо было грустным.