Медиум - Буянов Николай - Страница 66

Женщина продолжала смотреть ему в глаза.

– Ты буддист. Если тебя схватят, то не станут разбираться.

Она почти загипнотизировала Чонга. Ему ужасно захотелось остаться – спрятаться под надежной защитой, в уютной каморке, в темноте… Страсти улягутся, и можно будет выйти на свет. В конце концов, не написано же у него на лице, что он – буддистский монах…

– Я не могу остаться, – твердо сказал он. – Спасибо вам, добрые люди, за все, что вы сделали.

. Женщина шагнула к нему, в глазах у неё читалась мольба, но Зык-Олла вдруг грубо дернул её за руку и заслонил спиной.

– Иди, монах, – торопливо проговорил он. – Иди, лошадь твоя вычищена и накормлена, а твой спутник наверняка ждет не дождется у Западных ворот. Так что торопись.

Чонг молча поклонился и вышел во двор. Хозяин упорно не смотрел на него, отворачиваясь и вжимая голову в плечи. «Bсe равно парень обречен, – твердил он себе, стараясь заглушить совесть. – И у нас в доме его бы быстро нашли – как только начнутся повальные обыски. А так… Он ещё может ускользнуть. Хоть маленький, а все же шанс».

Видимо, последнюю фразу Зык-Олла произнес вслух, потому что женщина вдруг резко повернулась к нему, и в её глазах полыхнул гнев.

– Ты же знаешь, что стража давно перекрыла все выезды из города, – сказала она. Он угрюмо промолчал.

– Его схватят…

– Да, – с яростью отозвался он. – Глупая курица, а ты подумала, что будет с нами, если его схватят не на улице, не у Западных ворот, а в нашем доме? Обо мне, своем муже, ты подумала? Если что-нибудь случится со мной, кто тебя, дуру, будет кормить?

– Он почти ребенок…

– Да что ты, – издевательски проговорил Зык-Олла. И шепотом добавил: – А вдруг это и вправду он убил нашего короля? Или не он – так его наставник…

– Попридержи язык, – испуганно сказала женщина.

Стук в калитку заставил их замолчать. Они застыли, не в силах сделать ни шага, скованные ледяным страхом. Стук повторился, и Зык-Олла, как завороженный, шевельнул подбородком: иди, мол, открывай. Она ещё не верила – сознание слабо цеплялось за надежду: вдруг пронесет, – но тут постучали в третий раз, громче и настойчивее.

– Ну, что стоишь, – прошипел муж. . Не глядя на него, она подошла к двери и помертвевшими пальцами отворила засов. На пороге показалась девочка в коротенькой рубашонке, войлочных башмаках и чумазая. Ей было лет десять. Не больше. Ее ум не мог ещё осознать случившееся, и столпотворение на улицах казалось ей забавной игрой, затеянной взрослыми.

– Что тебе, Тагпа? – спросила женщина с облегчением.

Девчушка озадаченно пососала указательный палец и выпалила:

– Сестра лежит больная. Просила две горсточки риса… Нам раньше давал сосед, у которого лавка. Но его убили сегодня утром. Я сама видела: лежит весь в крови, на лбу вот такая рана (она со сладострастием раздвинула руки. Получалось, что орудие убийства во много раз превосходило размером голову.}. И не дышит. Сестра заплакала и запретила мне ходить туда, велела постирать рубаху, у нас за домом ручей, ну вы знаете…

– Что ж ты не постирала?

– Да постирала. Видите, ещё мокрая.

– Замерзла небось?

– Не-ет; я бегом… Только вода в ручье стала какая-то грязная. Не отстиралась моя рубашка…

– На, держи свой рис… Да поменьше бегай одна!

– Ох, спасибо вам.

– Пронесло, кажется, – одними губами прошептал Зык-Олла, когда девочка убежала прочь. – А про монаха в случае чего и думать забудь. Не было здесь никого, вот и все.

– А солдаты и не думали стучаться, – горько сказала женщина. – Вышибли ворота, налетели… По дому прошлись, будто страшный вихрь… Может, и прав был муж: кабы этот монах остался у нас, его непременно бы схватили…

Она говорила тихо и монотонно, без всякого выражения. Перегруженное страхами сознание включило некий защитный механизм, и чувства отступили и сгинули.

– Двое распластали меня прямо на полу, задрали рубаху… А их главный схватил мужа за волосы… Муж. кричал, что ничего не знает, но ему не поверили. Я думаю, донес кто-то из соседей.

– Но Зык-Олла все-таки признался?

– А что оставалось делать… Мы не какие-нибудь герои – просто мирные люди. Всегда чтили Божьи заповеди, никому не причиняли вреда.

– Скажи, а Почему твой муж решил, будто настоятель отправился к Западным воротам? Ликим ведь расположен к северу от Лхассы. А горный храм как раз недалеко от Ликима…

– Не знаю, – равнодушно ответила женщина. – Только старик поскакал туда. – Она махнула рукой в западном направлении. – И он был очень встревожен. Прямо как ужаленный…

– Может быть, он гнался за кем-то?

Он задал этот вопрос самому себе, словно размышляя и не надеясь на ответ… Но женщина вдруг прошептала, глядя на огонь:

– Да… Здесь был призрак.

– Кто? – не понял Игорь Иванович.

– Призрак, – повторила она. – Он промелькнул во дворе, рядом с конюшней. Быстро, словно тень… И скрылся.

– Когда это было? Она нахмурилась.

– В первый раз – когда те двое монахов остановились у нас на постой. За день до убийства нашего императора.

«Главное – их лошади», – вспомнилось Колесникову. У храма Пяти Хрустальных Колонн убитый монах-реставратор слышал разговор… «Если они захотят поменять лошадей – этого нельзя допустить ни в коем случае…» И тот «призрак» крутился как раз возле конюшни. Случайно? Нет, ему важны были именно их лошади – надо думать, как особая примета.

– Твой муж видел его?

– Нет… Я хотела рассказать ему, но он не стал слушать. Велел, чтобы я не болтала глупостей. А я всю ночь не могла заснуть:

– Ты говорила об этом на суде?

– Ой, что вы… Меня и не спрашивали. А когда мне задали вопрос, знаком ли мне молодой монах, тот, кого обвиняли в убийстве, я долго не смела рта раскрыть, боялась… А он все смотрел на меня. Так грустно… Но что Я могла сделать? Все равно его бы приговорили.

– А после того, как появился призрак, ты подходила к лошадям?

– Да, почти сразу же. Правда, я испугалась. Но по том подумала: а вдруг с лошадьми что-то случилось? Знаете, мы ведь очень дорожим своей репутацией…

– И что ты обнаружила? Она пожала плечами.

– Ничего, они вели себя спокойно.

– И на них не появилось ни новых подков, ни клейма? —

Женщина улыбнулась.

– Сразу видно, в лошадях вы ничего не смыслите. Если бы на них поставили клеймо, они целый день не подпускали бы к себе человека… Нет, призрак их не тронул. Только посмотрел – и скрылся. А почему вы меня об этом спрашиваете?

Несколько секунд она, не отрываясь, всматривалась в глаза Колесникова. Потом решительно произнесла:

– Вы ведь тоже не верите, будто молодой монах убил Лангдарму… Вы его спасете? – В её голосе теплилась надежда. – Ведь спасете?

Игорь Иванович покачал головой.

– Его казнят завтра в полдень.

Женщина вскочила на ноги. В её глазах сверкнул огонь.

– Тогда к чему эти расспросы? Зачем вы вообще явились сюда, раз ничего не можете сделать?

– Затем, что у человека должно быть имя, – тихо сказал Колесников. – Доброе имя, не запятнанное страшным грехом. Для кого-то это даже важнее, чем собственная жизнь.

Они одновременно обернулись. В узком дверном проеме, перекатываясь с пятки на носок, стоял человек в медном шлеме с черным флажком и в черном нагрудном панцире. В руке он сжимал длинный меч с зазубренным, порыжевшим от крови лезвием.

– Что я вижу, – проговорил он, скалясь в волчьей усмешке. – Ты, сучка, уже завела нового любовника? Муженек не успел остыть…

Женщина попятилась к стене, инстинктивно закрываясь рукой. Ее кошмар снова вернулся, будто разом открылись и начали кровоточить все раны на теле. Она хотела закричать, но горло сдавил спазм.

– Узна-ала, – протянул человек, вкладывая клинок в ножны. Отсвет пламени сверкнул на медном круглом амулете, висевшем на поясе, и Колесников наконец понял, кто перед ним. Кьюнг-Ца из рода Орла. Неудавшийся Черный маг, в которого лама Юнгтун Шераб так и не сумел впихнуть даже малую толику волшебной премудрости: неспособны-с. – Узнала, мразь. Вижу, вся трепещешь. Тебе ведь понравилось в прошлый раз? Понравилось, не отпирайся. Ты, – он ткнул пальцем в грудь Колесникова, – будешь стоять смирно и наблюдать. Ее это возбуждает. – Женщина продолжала пятиться, пока не уперлась спиной в стену. Игорь Иванович попытался преградить дорогу бандиту. («Колобок, Колобок! Я тебя съем».) Тот отбросил его, не глядя, ткнув кулаком в грудь и походя добавив коленом. Колесников отлетел в противоположный угол и там затих. Он не особенно и ушибся, но страх парализовал – ноги подкосились, и тело сделалось будто чужим, непослушным… Женщина стояла неподвижно, опустив руки и без всякого выражения глядя перед собой. Она уже не пыталась спастись или защититься. Она просто ждала. На краткий миг Игорь Иванович встретился с ней глазами… И что-то произошло. Будто включилась некая электрическая цепь. Воздух загустел. Краски вокруг приобрели потрясающую яркость и четкость. Кьюнг-Ца, уже протянувший руку к женщине (та буквально замерла от ужаса), вдруг недоуменно обернулся, медленно, будто в толще воды, и Колесников увидел его желтое лицо с разинутым ртом – не в страхе, а скорее, в удивлении… А в следующий миг он ощутил, как его тело взвилось вверх, словно мощная пружина, и обе Ноги с хрустом врезались бандиту в подбородок.