Медиум - Буянов Николай - Страница 42

– Что, и выпить нечего?

– Черный чай, зеленый чай, красный чай по рецепту Амдо…

– Когда-нибудь я тебя убью, Жрец.

– Нет, – спокойно отозвался тот.

– Что «нет»? Полагаешь, ты бессмертен?

– Мое физическое тело смертно, как и любое другое. Я заглянул в Шар… Вернее, он позволил мне заглянуть внутрь. – Он помолчал. – Моя смерть действительно будет насильственной… Но меня убьете не вы – другой человек.

– Ты можешь видеть будущее?

Жрец вздохнул.

– Видеть будущее легко. Убежать от него невозможно.

– Даже с помощью магии?

Он вдруг рассмеялся сухим трескучим смехом, уловив волнение в голосе собеседника.

– Будущее, – сказал он, – это то, что нас окружает. Если бы каждый из нас жил один, в глухой изоляции, питаясь своей пищей и дыша своим воздухом, будущее было бы сокрыто, и ничто бы не помогло, никакая магия. Вы пришли ко мне… Вам очень не хотелось приходить, потому что вам страшно и вы привыкли повелевать, а не подчиняться. И все же вы наступили на горло собственной гордости. Сказать почему?

Жрец встал и, будто издеваясь над собеседником, извлек из воздуха прозрачную фарфоровую пиалу.

– Потому что источник вашего страха вполне определенный – нет ничего мистического и потустороннего. Вы не боитесь ни милиции, ни прокуратуры. Вам страшно слететь с поезда…

Венчик из расщепленного бамбука красиво вертелся в пальцах, взбивая воздушную пену по краям чашки с горьковатым терпким чаем, густым, будто деготь. «А может, не с чаем, – зло подумал Воронов. – Может, с коньяком. Поди проверь».

– То, что вы пришли ко мне, и называется Черной магией. Не наговоры, не сглаз, не порча… Бабушкины сказки! Настоящая магия – это изменение равновесия сил – не отдельного индивидуума, это мелко, а целого сообщества. Чтобы мгла всколыхнулась и пришла в движение…

Он склонил голову набок.

– А нужно для этого… В сущности, совсем мало. Кстати, вы знаете, что мои услуги обходятся дорого? Пожалуй, даже по вашим деньгам?

– Мне нужны гарантии, – буркнул Олег Германович.

– Я все же Черный маг, – с милой улыбкой сказал собеседник. – И я клятв не даю.

«Умный, – подумал Воронов. – Все понял, все разложил по полочкам. Как? Как ему в голову могло прийти, что у меня есть партнер за кордоном? Инвестор, без которого отлаженная машина вмиг перестала бы крутиться? Логика: я действительно не боюсь ни милиции, ни прокуратуры. Тогда кого? А может, все-таки магия?»

Он натянуто усмехнулся и подошел к Шару, висевшему посреди комнаты вопреки всемирному закону тяготения. Ох уж мне эти плумбо-юмбо, блин. Наверняка есть какие-то крепления. Ниточки, подпорки. Он провел рукой сверху, снизу, с боков… Ничего.

Воздух в комнате чуть заметно колыхнулся, запахло озоном, будто после грозы. Он нервно оглянулся и увидел Жреца – аскетическое худое лицо, глубоко прорезанное морщинами, бритый череп благородной формы и длинный черный балахон, украшенный сложным орнаментом из древних солярных знаков (Воронов поежился: слишком явная была ассоциация).

– Как ты это делаешь, хотел бы я знать, – проговорил он сквозь зубы, и его рука непроизвольно коснулась Шара…

Тьма, окутавшая его, была полной и непроницаемой, будто на глаза надели глухую черную повязку. Он вскрикнул от ужаса, решив, что ослеп… ноги подкосились, и он с громким стуком упал на землю, покрытую твердой ледяной коркой.

А потом, через несколько долгих минут, к нему вернулся слух, и первыми звуками, которые он осознал, было злобное ржание лошадей. И топот копыт.

Глава 16

БЛИЗОСТЬ УСТРЕМЛЕНИЙ

Рассвет на исходе лета – зыбкий и тихий, словно присмиревший ребенок. Полшестого утра, самый сон – для всех людей с чистой совестью (или без таковой вообще…). Из обитателей санатория в эту ночь не ложился ни один. Одних будоражила нераскрытая тайна, усугубленная древним страхом темноты. А ночь была ещё та! Природа словно взбесилась от такого святотатства – убийство девочки, ребенка, никому не успевшего сделать зла… Ливень обрушивался сверху, гремя по железной крыше, как по барабану в театре абсурда, мокрые ветви хлестали по окнам… Жутко! Другие были тоже объяты холодком ужаса, но – земного, безо всякой мистики: следователь меня подозревает… Алиби нет, кабы знал, заготовил бы заранее. Конечно, я не убийца, но начнут копать – такое выкопают… У каждого в шкафу хранится свой взвод скелетов.

Туровский не выдержал, вышел в коридор, ярко освещенный среди ночи. Слава КПСС мерил шагами ковровую дорожку, словно фамильное замковое привидение, позвякивая веригами (металлическими пряжками на модных кроссовках). Борис Анченко, нахохлившись, сидел в глубоком кресле перед неработавшим телевизором и вертел в руках какую-то вещицу… Наташин медальон с крошечной фотографией внутри. Чужая и давняя трагедия на миг всколыхнула душу, представилась ясная картина, та, которую застала Наташа, прибежав домой десять лет назад: маленький мальчик с пушистыми светлыми волосами на манер головки одуванчика, кажется: дунешь – и разлетится… возле самой двери, умирающий от шока, задыхающийся, личико уже посинело… Страшный отец, пьяный, ломающий руки в угаре: «Это я его убил! Я! Я-ааа!» Убил – надо думать, в смысле напугал: на теле мальчика не было обнаружено ни одного повреждения. Чем напугал?

«Не отвлекаться!», – приказал себе Туровский. «Не отвлекаться…» Он с неприязнью взглянул на Колесникова, который смущенно топтался за спиной.

– Шел бы ты спать, Игорь, – устало сказал он.

– О чем ты, Господи…

– О сне. Выпей таблетку и ложись, не действуй на нервы.

– Зря ты от меня отмахиваешься.

– Ну вот что, – раздельно произнес Сергей Павлович. – Ты просил, чтобы я тебя выслушал. Я выслушал. В блуждающих духов я не верю, уж прости.

– Но ведь ты сам видел!

– Кого? Монаха, который умер тысячу лет назад?

– И женщину… Это неспроста, я чувствую: все здесь как-то связано. И временные рамки роли не играют, тут другая связь, глубокая, подспудная…

– Изящная словесность, – перебил Туровский. – А вот факты: Козаков утверждает, что пришел к Кларовой в девять. Даша показала, что Светлана ушла от них быстро (засмущалась), и было это в половине десятого. Что получается, она сидела и глазела на влюбленную пару целых полчаса?

– Нестыковка, – пробормотал Колесников, – Но она объясняется, я уверен… Мне только надо подумать. Чуточку!

И – исчез, будто растаял в воздухе.

Козаков, само собой, не спал. Лежал на разобранной постели, закинув ноги в ботинках на спинку кровати. Жорж Сименон «карманного» формата в мягкой обложке совершенно терялся в мощных ладоням. Игорь Иванович вошел в номер, подошел к кровати и тихонько тронул соседа за плечо. Тот подпрыгнул от неожиданности.

– Тьфу на тебя!

– Чего пугаешься?

– А, – Козаков махнул рукой. – Атмосфера, будь она неладна.

– Комиссар Мегрэ?

– Да ну. Действительность похлеще.

– Мне нужно кое-что спросить.

– И ты туда же, – обреченно вздохнул Козаков. – Быстро вы спелись с другом детства! Он меня уже допрашивал. Если интересно, попроси протокольчик.

– Я хочу узнать о другом. Даша рассказывала, как она познакомилась с убитыми?

– Ну, допустим.

– Когда это было?

– В то утро, когда они поселились. Те две женщины, я имею в виду.

– Что именно она рассказала?

– Ничего особенного. Встретила, мол, у конторки двух «теток» (ее выражение). Поговорили, познакомились.

– Номер комнаты не назывался?

– Нет, сказала, второй этаж.

Игорь Иванович в волнении присел на кровать.

– А Даша их как-нибудь описывала?

– Многого от меня хотите, господин комиссар, – Козаков нахмурился. – Одну она не разглядела, а вторая – красивая, молодая, моложе мамы, добрая, глаза печальные… Да пусть твой следователь у Даши спросит. Или сам спроси.

– Спрошу, – пообещал Колесников. – Скажи, а ты действительно пришел к Кларовой в девять? Не позже?

– Минут разве что пять десятого. Она пасьянс раскладывала…