12 историй о настоящей любви (сборник) - Блэк Холли - Страница 60

– Но… это же твой дом.

– Я живу в квартире маминого любовника. Тут нет ничего моего. Я все здесь ненавижу. Вот окончу школу и сразу уеду.

– Куда?

– Не знаю. Не важно. Сяду в автобус и поеду, куда глаза глядят. Пока дальше уже ехать будет некуда. Пока не найду место, где почувствую себя дома.

Бен долго молчит.

– А как же ты поймешь, что чувствуешь себя дома?

Вопрос повисает в воздухе, будто облачко пара. У меня нет ответа.

Бен высовывает голову из раздаточного окошка.

– Как вафли?

Кенди едва удостаивает его взглядом.

– Отлично. Спасибо.

Бен с потерянным видом смотрит на ее нетронутую тарелку. Вафли были хрустящими снаружи, воздушными внутри, с начинкой из Nutella и порезанной клубникой сверху. Моих уже и след простыл.

– Они фантастические, – вступаюсь я, но он исчезает, бормоча что-то под нос.

До Рождества остается всего три дня. В закусочной народу много как никогда. Местные теперь приходят так часто, как только могут. Да еще и с автострады кто-нибудь постоянно заезжает. В праздничный сезон путешественников особенно привлекает наше название. И впервые за все время, что я тут работаю, я не считаю их отчаянными оптимистами – «Кристмас Кафе», осмелюсь сказать, стоит того, чтобы в нем перекусить.

Бен выдает праздничные блюда одно за другим. Каждую смену он готовит для Кенди что-то новое. Но ее неизбежно выворачивает наизнанку, или она просто отказывается, равнодушно, словно зомби. И с каждым разом Бен выглядит все более расстроенным.

Хватаю тарелку Кенди и поворачиваюсь к кухне, по дороге привычно бросая взгляд на своего эльфа над дверью. Но теперь вместо ножа он держит крошечную склянку с нарисованным черепом и скрещенными костями.

Я хихикаю так громко, что Кенди подпрыгивает. Ее даже бьет дрожь.

– Прости! – говорю я, но она уже бежит прямиком в туалет.

Бен, склонившись над стойкой, яростно вычеркивает пункты из списка.

– Бенедикт! Это ты трогал моего эльфа?

Он рассеянно поднимает взгляд, а затем трясет головой, будто пытаясь вытряхнуть что-то из уха. Весело прищурившись, Бен убирает волосы со лба. Дурацкий поварской колпак лежит на стойке рядом с бумагой и ручкой.

– Мое полное имя – не Бенедикт. А насчет эльфа – да, это я. Решил, что немного глупостей не помешает.

Я снова смеюсь.

– Кроме меня, его никто даже не замечает.

– Я все замечаю.

Бен задерживается взглядом на моем лице – и тут же краснеет, откашливаясь и вертя ручку в пальцах.

– Это рождественское меню никуда не годится. Ума не приложу, что делать.

Я слегка толкаю его плечом.

– Ты всегда знаешь, что делать.

Глубокая складка появляется у него между бровей.

– Я тоже так думал, но ничего не выходит.

– Все отлично выходит! Люди никогда еще не были так счастливы, заходя к нам на обед. Похоже, они и правда наслаждаются жизнью в Кристмасе.

Он снова смотрит на свой листок.

– В отличие от тебя.

Я зависаю, не зная, обнять его или отстраниться. Мне нельзя привязываться к этому месту или к кому-нибудь из тех, кто здесь живет. У меня должна быть возможность уехать.

– А еще Кенди… – Бен роняет ручку. – Я не приготовил ни одного блюда, которое бы ей понравилось.

– Ну, просто ее тошнит все время. Выворачивает наизнанку, все дела.

– Я должен помочь. Что ей может понравиться?

– Не знаю. Раньше она была моей подругой, но потом это закончилось. Он вообще перестала быть кем-либо. – Прямо как моя мама. Они обе перестали быть теми, кем мне хотелось бы их видеть. – Так что не переживай. Она не позволит тебе ничего сделать. Никто не может ей помочь.

Карие глаза Бена смотрят так нежно и в то же время пронизывающе, словно он видит меня насквозь.

– Но кто-то же должен.

Санта произносит «хо-хо-хо», приветствуя нового посетителя. Нахмурившись, я иду к двери. Скомкав список, Бен бросает его в мусорное ведро.

Позже в тот же вечер я влетаю в квартиру, с раздраженным фырканьем натягивая домашнюю толстовку.

– Мария? Это ты?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Ага, – кричу я в ответ маме.

– Как там работа, mija?

Оставшаяся часть моей смены прошла ужасно. Бен был такой… не знаю… нормальный? Готовил людям то, что они заказывали. Я пыталась пожаловаться ему на Пола Маккартни, который отлично проводит рождественское время, а он просто пожал плечами. Два клиента зажали мои чаевые. И в довершение всего жуткий парень Кенди пришел слишком рано, а ее как раз тошнило в туалете. Она все еще ничего ему не рассказала, так что мне пришлось соврать, что у нее пищевое отравление. Его взгляд был холоднее, чем эта чертова квартира.

Мама стоит у плиты, помешивая макароны в кастрюле. От этого на меня накатывает тоска по Бену, и я выхожу из себя еще больше. С чего бы это мне скучать по человеку, с которым я попрощалась пять минут назад?

– Мария, нам нужно поговорить.

Мама указывает на кучу конвертов на столе.

– Ты была в моей комнате?

В конвертах бланки заявок в университеты, которые прислали по почте или, точнее, которые мне навязал школьный консультант. Я столько раз хотела их выбросить, ведь все это совершенно бессмысленно. Но просто выбросить их было бы слишком грустно, а смотреть на то, что мне недоступно, – невыносимо. Поэтому я просто запихала их под кровать. Туда, где лежит сумочка, в которой я храню чаевые.

– Ты трогала мои вещи?

– Я пылесосила. Почему ни один из них не открыт? Куда ты подала заявку?

– Ты взяла мои деньги?

– Я бы никогда не взяла твои деньги. Я хочу…

– Ты каждый день забираешь мои деньги! Я рву задницу на работе в этом чертовом ресторане, а ты даже не позволяешь мне получать зарплату.

Мама откладывает ложку, встревоженно глядя на меня.

– Не брала я никаких денег из твоей комнаты. Я просто хочу узнать, в какой колледж ты подала заявку?

У меня вырывается горький смешок.

– Ни в какой. С какой стати мне подавать заявку в колледж?

Ее глаза расширяются.

– Ни в какой? Ты же пропустишь все сроки!

Схватив конверты, она принимается отчаянно перебирать их.

– Как насчет этого? Он в Барстоу. Выглядит неплохо. Или Университет штата Калифорния в Сан-Бернардино. Не так уж далеко.

– А я хочу уехать далеко! И с каких пор я собираюсь поступать в колледж? Мы не можем себе этого позволить.

Мама подсовывает мне конверты.

– Ты не можешь себе позволить не поступить. Ты же не хочешь стать такой, как я. Мы так тяжело и долго работаем. Мы не хотим, чтобы и ты жила так же. Ты достойна большего, – ее взгляд становится напряженным, умоляющим. – Por favor, mija, necesitas aplicar. Para tu future[41].

Столько испанского сразу я не слышала от нее уже много лет. Мама всегда говорила, что мы не должны оставлять Рика за бортом, используя язык, которого он не понимает. Но сейчас эта речь снова превращает меня в ребенка. Как послушная девочка, я хватаю первый же бланк и начинаю его заполнять, а мама наблюдает за мной, затаив дыхание.

– Можешь помочь мне? Я тут кое-что задумала, – спрашиваю я Бена за два дня до Рождества.

Он вертится как белка в колесе, занимается подготовкой к празднику, но, услышав мой вопрос, тут же бросает все дела.

– Что тебе нужно?

– Я хочу сделать кое-что. Для мамы. Что-то особенное. Но не знаю, как.

– Что ты задумала?

– Она рассказывала мне о рисовом пудинге. Ее бабушка готовила его на каждое Рождество. Мама пыталась сделать его пару лет назад, но потом расстроилась и все выбросила. Сказала, что он вышел не такой. И больше не пыталась. Она очень тяжело работает. И заслуживает немного твоей магии.

Улыбка Бена – словно сахарная пудра на печенье.

– Думаю, это можно сделать.

Мы работаем все утро. Бен показал мне, как заставить молоко медленно кипеть. В первый раз я все испортила, пришлось все выкинуть. Но Бен настаивал, что волшебство будет настоящим, если я приготовлю пудинг сама. И вот я пробую снова, на этот раз строго следуя его указаниям. Выдерживаю температуру постоянной и едва касаюсь шумовкой поверхности, чтобы на молоке не появилась пенка. Мы добавляем рис, и я мешаю его с лихорадочным энтузиазмом. Потом Бен помешивает, а я взбиваю яйца, сахар, ваниль, еще немного молока.