Под Южным крестом - Буссенар Луи Анри - Страница 48

– Ну-ка, Пьер, скажи, что ты думаешь о добрых людях, у которых мы поселились? Теперь твоя очередь говорить: ты слышал, что говорит Князек. Он катается здесь, как сыр в масле; все даяки в здешнем кампонге, от старого до малого, мужчины и женщины, носят его на руках.

– Я, мой мальчик, думаю то же, что и он. После наших злоключений в прошлом месяце нам здесь очень хорошо и привольно. Делаем, что хотим, отдыхаем, когда угодно… совсем, как матросы ластового экипажа.

– Я никак не думал, что нам удастся устроиться настолько удобно в такой глуши, улаживая понемногу и свои дела.

– А недурно идут они, делишки-то. Даяки наши, хоть и очень нежны со своими друзьями, но и врагу не дают спуску, если понадобится. Ловко они умеют крошить этих малайцев.

– И какие они храбрые, верные, преданные! .. Господин Андрэ набрал здесь молодецкий армейский корпус.

– Если так будет продолжаться, то не пройдет и двух недель, как весь остров охватит восстание, и тогда держись, раджа!

– К нам постоянно примыкают новые союзники. Каждый день являются гонцы от разных племен и таинственно сообщают, что у них только ждут сигнала.

– Послушай, а где господин Андрэ?

– В большой хижине. Он держит совет с Туммонгонгом. У нас скоро будут новости…

– Знаешь, Фрикэ, я все больше и больше тебе удивляюсь.

– А что? – спросил Фрикэ, смеясь.

– Ты начинаешь говорить по-даякски. Ты знаешь почти все обыденные слова и скоро будешь говорить совсем правильно.

– Да и ты скоро научишься.

– Ну, вот еще!

– А ты вот как делай: каждое утро упражняйся в их диалекте, понемногу заменяя французские слова даякскими, и научишься.

– Ни за что. Это уже было. Я пробовал делать так на морских стоянках. Раз, помню я, стояли мы у Мартиники. Так что ты думаешь? Совсем разучился говорить по-человечески. Коверкаю свой язык на тамошний лад, да и только. Стал раз командовать своей пушкой, да и глотаю «р». И Бог ты мой, что это было!

– Воображаю, как все потешались!

– Да нельзя было не потешаться.

– Ну, что же, ничего; на Мартинике народ картавый, а даяки произносят звуки очень чисто. Здесь ты не испортишь выговора.

– Честно говоря, я уже начинаю понимать, что вокруг меня лепечут. Ну, да хватит об этом. За дело. Если мы так будем копаться, то не наполним арсенал вовремя.

Чтобы покончить с разговором, Пьер затянул под нос матросскую песенку и снова принялся начинять порохом патроны, которые кучей лежали перед ним. Патентованному боцману эта работа была не в диковинку. Его толстые пальцы действовали удивительно проворно, приготовляя патрон за патроном. Работа быстро подходила к концу, старый матрос принялся поддразнивать Фрикэ, который трудился над первобытным кузнечным мехом, стараясь заставить его действовать на горне небольшой даякской кузницы.

– Что, пустомеля? Говорил я тебе: не болтай так много. Вот мои патроны-то и готовы, а твой свинец еще нет.

– Черт возьми! Да я просто не знаю, что делать с мехом: не дует и конец. Жару получается не больше, чем нужно на сотню каштанов. А у меня, по меньшей мере, три килограмма свинца.

– Дуй, сынок, дуй, ничего! Поднатужься!

Кузнечный прибор у даяков действительно прост до наивности: это прямой бамбуковый цилиндр, в который вставлен поршень на длинном стержне; внизу к цилиндру приделана глиняная труба фута в три длиною, к концу суженная и направленная к огню. Вот и все. Поршень так и ездит по цилиндру, труба направлена превосходно, приток воздуха сильный, а бедный Фрикэ трудился до кровавого пота и все не мог довести жар до нужной степени.

– Насилу-то! Слава тебе, Господи! Пора! – сказал он наконец, поднося боцману большую железную ложку с расплавенным металлом.

– Нужно отлить триста пуль. Это пустяки. Через два часа наши патроны будут готовы.

– Отличная выдумка – эти вечные патроны, ими можно пользоваться без конца.

– Так и есть. А то при нашей стрельбе понадобился бы целый артиллерийский ящик.

– Да, а теперь нам нужно только форму для пуль да немножко пороху. А свинец и порох везде можно найти.

– Взгляни-ка, взгляни! Я уверен, что наши друзья ходили на охоту и принесли с собой несколько малайских голов.

Французы не ошиблись. Послышались радостные крики. Это встречали отряд даяков, появившийся на лесной прогалине, посредине которой была расположена котта, или кампонг, то есть укрепленная деревня, в которой жили наши друзья. Такая туземная крепость представляет в своем роде чудо. Разрушить ее можно только пушкой. Вообразите себе частый забор из крепких деревянных столбов десяти метров высотою, глубоко врытых в землю и подпертых изнутри другими столбами длиною в четыре метра. Эта несокрушимая ограда не боится пожара и украшена узкими бойницами, возле которых сложены луки и сарбаканы с толстыми пучками намазанных ядом стрел.

На самых высоких столбах воткнуты длинные жерди с вырезанными из дерева фигурами калао, или птиц-носорогов, которые держат в лапах человеческие головы; одни головы гниют, а некоторые высохли, как мумии. Вместо глаз у этих противных трофеев вставлены длинные белые раковины, которые с угрозой смотрят из обезображенных орбит.

Внутри ограды стоит множество грубо сработанных идолов, которые делают честь усердию исполнителя, но не его скульптурному таланту. За ними, в центре, на пять футов от земли возвышаются жилые помещения, соединенные между собою досками на козлах. Независимые даяки Борнео, как и жители Океании и индо-малайских островов, любят строить дома на некотором возвышении от земли.

Внизу мычит, блеет, хрюкает, пищит и кудахтает бесчисленное множество домашних животных и птиц, очень полезных в хозяйстве. Козы, коровы, куры, собаки, кошки и свиньи плодятся и множатся в этом болоте, составляя вместе с обильными запасами риса в амбарах неистощимые ресурсы на случай осады.

Прекрасные деревья растут в тех местах, поставляя жителям воздушных домов превосходные плоды и прохладную тень: кокосы, бананы, саговые пальмы, мангустаны, коричные и лимонные деревья, хлебное дерево и множество других древесных пород вырастают там на воле громадных размеров.

Пьер и Фрикэ оставили на время работу и пошли к узким воротам крепости, которые были настежь отворены.

Воины проходили с видом победителей. На их пути поминутно раздавался приветственный клич «нгаиаус», испускаемый всеми встречавшими: мужчинами, женщинами и ребятишками.

Воинов было человек двадцать. Они были вооружены бамбуковыми копьями с железными наконечниками и страшными парангами, которыми они так ловко обрубают головы вровень с плечами. Недаром англичане называют даяков headhunters, то есть охотниками за головами, а голландцы – koppenskneller, или рубителями голов. По случаю торжественного вступления в родную деревню они оделись в парадное платье, то есть буквально увешали себя туземными драгоценностями. У одних на шее были надеты стеклянные бусы, раковины, ожерелья из тигровых когтей и медвежьих зубов, а ноги по щиколотку и руки до локтя были покрыты медными бляшками. У других на руках не было ничего, кроме одного небольшого браслета из белой раковины, который считается у даяков неоценимым сокровищем. В ушах у всех были медные серьги, а на головах что-то вроде колпака из красной материи, усаженного бусами, раковинами, медными блестками и украшенного великолепным аргусовым пером. Остальная часть костюма состояла из куска цветной материи, которая была обернута вокруг пояса; это была небольшая уступка стыдливости.

Кроме того, на всех было надето по большому ожерелью из человеческих зубов, что служило у племени знаком высокого сана. Фрикэ в шутку называл такие ожерелья майорскими эполетами.

– Нгаиаус! .. Нгаиаус! – кричала толпа, валившая навстречу, а туземный барабан звучно и торжественно отбивал: драм-дам-да-дам-дам…

Нгаиаус – это небольшие отряды в пять, десять или пятнадцать человек, уходящих на партизанскую войну с тем, чтобы иногда не вернуться назад. Эти вольные стрелки девственного леса отправляются иной раз на неделю и больше, нападают врасплох на уединенные жилища, истребляют посевы, сжигают дома, рубят головы мужчинам, уводят в рабство женщин и детей, а на худой конец, и сами бывают перебиты все до единого.