Гвианские робинзоны - Буссенар Луи Анри - Страница 27

Орудуя широким ножом с ловкостью и быстротой фехтовальщика, негр бони набросал на землю кучу веток. Разложить две жерди, соединить их третьей, поперечной, на этой раме укрепить самые длинные и густые ветви — это привычное дело заняло у Ангоссо немного времени. Через три минуты была готова так называемая ажупа, нечто вроде матраца из свежей зелени. Дети вместе с матерью с удовольствием расположились на нем.

Робен нетерпеливо вышагивал, наблюдая за спокойными, но быстрыми действиями негра. А тот уже извлек из лодки две чашки, обмазанные водонепроницаемой смолой, называемой в этих краях мани и представляющей собой сгущенный древесный сок. Затем, углядев два великолепных дерева с блестящими красноватыми стволами, высотой не меньше тридцати метров, сделал на коре глубокие надрезы почти у самой земли.

И к великому изумлению бравого Никола, из этих надрезов тотчас выступили белые, крупные и густые капли, которые сливались воедино и сбегали тонкими струйками по наклонным разрезам в подставленные чашки.

— Да это же молоко! Настоящее молоко! Кто бы мог подумать! — Молодой человек взял наполненную чашку и протянул ее Шарлю.

— Держи, малыш, выпей свеженького молочка!

Ребенок прильнул к посудине, с жадностью глотая целебную влагу.

— Ну как, вкусно, мой милый?

— Да, — с чувством подтвердило дитя. — А теперь дай молочка маме, а потом Эжену, а потом Эдмону, а потом Анри…

Но второй страждущий уже хлебал вовсю. Чашки ходили по кругу, и когда все утолили жажду и отчасти голод, за дело взялся Никола с такими комическими ужимками восторга и наслаждения, что все, в том числе и Робен, смеялись от души.

— Знаете, патрон, я никогда в жизни не пробовал ничего подобного! Древесное молоко! Это даже и вообразить не могут в Париже, где молоко разбавляют водой, не всегда чистой. Ей-богу, признаюсь вам, я начинаю верить, что они отыщут для нас и яйца. Ну ладно! Уж это дерево я теперь не спутаю с другими. Хотелось бы знать его название. Я не очень-то старательно изучал ботанику в школе.

— Это балата, — пояснил Казимир.

— Совершенно верно, — вмешался Робен, — это балата, молочное дерево, по-латыни mimosops balata. Я часто проходил мимо этих исполинов и не узнавал их. Видишь ли, Никола, для изучения природы одних книжек мало…

— Сущая правда! Нужна практика. Понимаете ли, практика…

Молодой человек внезапно осекся, и было из-за чего. Круглый предмет величиной со сливу ренклод сорвался с дерева, под которым он сидел, и плюхнулся ему прямо на шляпу.

Юноша поднял голову и увидел Ангоссо, оседлавшего одну из толстых ветвей. Он улыбался — шире некуда, в полном восторге от собственной проделки.

— Яичный желток! — вскричал Никола с радостью, подбирая упавший предмет — круглый, как мячик, красивого оранжевого цвета и весьма твердый на ощупь.

— Вы можете его съесть, — заметил Казимир. — Он хороший.

— Не откажусь! Тем более что на дереве их полно, всем хватит. Надо проверить, не насиженное ли это яичко!

И бравый парень впился зубами в плод, собираясь разделаться с ним по-своему, но тотчас сморщился от боли.

— Ай! Да там внутри цыпленок.

— Какой еще цыпленок?

— Это я так, к слову… Малыш у этой высокорослой «наседки» — косточка, и претвердая, доложу я вам! Я чуть зубы не сломал. И вот что забавно: косточка с одной стороны совсем гладкая, а с другой шероховатая… Как будто ее руками сделали.

— Но это, по крайней мере, съедобно?

— Не хуже чего-нибудь другого. Немного суховато, крошится, но вкусно. Ей-богу, хоть это и не настоящий желток, но мой желудок согласен и на подделку… Да вы сами попробуйте, — заключил юноша, спасаясь бегством из-под дерева, с которого бони обрушил на землю целый дождь плодов.

«Яичный желток» — именно так называют в Гвиане этот плод — объявили замечательно вкусным все члены маленькой колонии, а дети, насытившись, тут же заснули крепким сном.

Робен, кое-как утолив голод необычной едой, с беспокойством подумывал о завтрашнем дне. Он знал, что эта пища утоляет лишь первые позывы голода, но уже вскоре окажется недостаточной. Дети и их мать нуждались в укрепляющих продуктах, особенно в этих широтах, где анемияnote 108 правит свой мрачный бал.

Ангоссо, добрый гений минувшего дня, вывел инженера из раздумья.

— Надо опьянить речку, — сказал негр без предисловий.

— Как ты говоришь? — переспросил Робен, полагая, что недослышал.

— Надо опьянить речку, — повторил тот, — чтобы поймать рыбу. Для этого следует собрать нику, тут ее много растет.

— Да-да, — подтвердил Казимир. — Рыба любит нику. Она пьет, а потом становится пьяной, как индеец.

— Ну а дальше что?

— Мы берем ее голыми руками, вялим и коптим, а дети кушают вкусную рыбу.

— Не понимаю, что все это значит, но опьяняй воду, если надо. Я могу помочь?

— Оставайтесь с мадам и детьми, а бони пойдет за нику.

Негр отсутствовал больше часа, и Робен уже считал минуты, когда появился Ангоссо, нагруженный, словно мулnote 109 контрабандиста.

Но, в отличие от вполне симпатичного однокопытного, о котором сложилось несправедливое мнение как о непокорном упрямце и который таскает свою поклажу на спине, чернокожий удерживал огромную вязанку свежесрезанных лиан на голове.

Весила эта вязанка не менее сорока килограммов. Покрытые коричневой кожурой полуметровые отрезки лиан были собраны в пучки вроде тех, что вяжут французские виноградари из виноградной лозы. Кроме того, бони держал в руке маленький букетик из листьев и желтых цветов, которые бургундец тут же узнал.

— Это пьяное дерево! — воскликнул он.

— Нику, — поправил сияющий Казимир.

Старший мальчик проснулся и с любопытством приподнял голову. Отец обратился к нему:

— Ну, мой дорогой Анри, вот благоприятный случай, чтобы заняться ботаникой. Мы проведем в этих краях много дней, а может быть, и лет, и только природа предоставит нам необходимые средства к существованию. Нам нужно хорошо изучить ее, чтобы с успехом использовать ее дары. Потребность жить усилит нашу тягу к познанию. Ты хорошо меня понимаешь, дитя мое?

— Да, папа, — ответил ребенок, глядя на отца с любовью и восхищением.

— С помощью вот этого растения — я узнал его вид и семейство, но до сих пор как-то не думал о его свойствах — наши спутники собираются добыть для нас много рыбы. А это превосходная пища, и нам следует научиться добывать ее самим… Погляди на эти листья и цветы, запомни их хорошенько…

Мальчик взял букетик из рук Ангоссо, всмотрелся внимательно, стараясь запомнить приметы растения. Робен продолжал:

— Это растение из семейства бобовых, к которому принадлежит и акация. По странному совпадению око, призванное сохранить нашу жизнь, носит наше же имя. Это так называемая робиния, по-латыни robinia nikou, а имя ей дал наш однофамилец Робен, садовник Генриха IVnote 110. Собственно говоря, и все семейство родственных растений называется «робиниевые"note 111. Туземное слово «нику» добавил ботаник Обле, для того, я думаю, чтобы выделить разновидность, которая находится перед нами. Ты все понял, сын, все запомнил?

— Да, папа, теперь я всегда узнаю это растение.

— Мушеnote 112, идите сюда, — позвал Ангоссо, который во время ученого собеседования успел перегородить течение ручья легкой запрудой из покрытых листьями веток.

Бони уложил в лодку связки лиан. Затем усадил туда семью Робена, всех шестерых, а также Казимира и Никола, схватил весло и быстро пересек заливчик, образованный устьем ручья. Негр причалил к противоположному берегу.

Хижину из листьев соорудили очень быстро, а затем, покончив с необходимой для лесной стоянки предварительной работой, Ангоссо взялся за выполнение главной задачи по «опьянению» ручья. К берегу подступали бурые, сильно пористые, словно губка, скалы. Ангоссо взобрался на одну из них, схватил пучок нику, подержал его в воде, уложил на соседней скале и принялся нещадно колотить по стеблям короткой и крепкой дубинкой, пока стебли не превратились в кашу.