Гвианские робинзоны - Буссенар Луи Анри - Страница 26

В ту же секунду пуля чиркнула о борт лодки и упала в воду, подняв фонтанчик брызг.

Неистовая ярость охватила инженера. Эти люди не знают ни совести, ни чести, они готовы убить детей! Он, Робен, сохранил жизнь своему палачу Бенуа, мало того — спас ему жизнь. Но сегодня преследователи угрожали его детям, его бесстрашной, преданной жене, которую он не успел еще обнять после долгой разлуки. Ее и детей могли убить у него на глазах.

Кровь хлынула смельчаку в лицо, ненависть перехватила дыхание. Рискуя замедлить движение лодки, он выхватил у негра длинное ружье. Тот сразу понял его намерение и вынул из-за щеки (вполне надежное хранилище!) две пули… Инженер ловко, твердой, привычной рукой загнал пули в оба ствола.

— Негодяи без сердца и совести! — крикнул Робен. — Остановитесь, или я вас прикончу!

Озадаченные его решительным видом и опасаясь взрыва отчаяния у такого человека, охранники опустили карабины. Теперь они волей-неволей должны были прервать свою охоту: вскипающая бурунами вода говорила о приближении порога.

Лодка направлялась к водопаду Гермина.

Бони Ангоссо единственный мог преодолеть полосу камней, вокруг которых бешено крутились и хлестали волны. Двумя точными ударами весла он развернулся на месте и очутился впереди.

Казимир и Робен пересели на скамьях так, чтобы плыть лицом вперед, и отец увидел наконец перед собой своих милых сыновей и их отважную мать. Маленький Шарль, не подозревая об опасности, в полном восторге хлопал в ладоши.

Оставим их на время и попытаемся объяснить, почему Робен и прокаженный оказались поблизости от водопада Гермина, тогда как, по их предположениям, они должны были достичь его только через четыре часа после выхода из бухты.

Это произошло из-за ошибки в географических названиях. Гонде был вполне уверен, что перед ними речка Спарвайн, однако дело обстояло совсем иначе. Территория, по которой Гонде бродил в поисках нужных деревьев, находилась гораздо дальше от колонии, чем он думал, — километрах в пятнадцати вверх по течению. Разработчики с двух участков лесозаготовок редко общались между собой. Каторжник вообще не знал о существовании первого из них. А поскольку меньший участок также назывался Спарвайн, то старатель распространил это имя и на протекавшую здесь речку. На самом деле то был водоем Сакура.

Отсюда и ошибка Гонде в определении места, где находился речной порог. Островок Суанти-Казаба лежит в пятнадцати километрах от Спарвайна и связан с другой рекой, протекающей по голландской территории. В те времена эта река была еще безымянной, только в 1879 году два француза, Казальс и Лабурдет, исследовавшие золотоносный район на левом берегу Марони, нанесли ее на карту как залив Рейтер.

Приливное течение, которое ощущается за восемьдесят километров от морского побережья, повлекло беглецов к водопаду Гермина. Преследователи не могли близко подойти к нему на управляемой рулем килевой лодке. Затея была обречена на неуспех с самого начала, и все, что осталось охранникам, — это с досадой следить, как пирога ловко, словно рыба, лавирует среди волн, и посылать ей вслед бессильные проклятия.

Водопад Гермина — самый простой из всех порогов на Марони. Каменные завалы образуют нечто вроде естественного шлюзаnote 107 шириной около восьмисот метров и с перепадом воды не более пяти метров. Наклон не слишком крутой. Не требуется даже особой ловкости, чтобы на местной лодке — без киля и без руля, с высоко приподнятыми носом и кормой — выполнить такой переход.

Бони Ангоссо, с детских лет знакомый с этим трудным маневром, огибал острые выступы темных скал, уверенно и точно выбирая нужный проход. Время от времени бурлящая вода, к ужасу детей, грозила перевернуть утлую пирогу, но своевременный удар весла выравнивал положение суденышка и позволял ему благополучно продолжить путь.

Ангоссо, немного говоривший на креольском наречии, объяснил Робену, что в верховьях реки есть куда более грозные и опасные пороги, например, Синга-Тетей, который находится чуть выше того места, где реки Ава и Тапанаони, сливаясь, образуют полноводную Марони. Спуск там особенно страшен. Вода ревет и клокочет в узких проходах среди скал, пенится, рассыпается шумными каскадами и вырывается с адским грохотом на простор, образуя множество опасных водоворотов.

Синга-Тетей на языке негров бони означает «Смерть человеку». Мало кто может преодолеть этот порог. Гребцы бросают весла. Работают только двое длинными и крепкими шестами-такари — один впереди, другой сзади. Каждый из этой пары становится, уперев конец шеста себе в грудь. Все остальные ложатся на дно лодки, крепко уцепившись обеими руками за борта. Радужно сверкающая водяная пыль слепит глаза, лодка легким перышком летит по гребню волны. Мощное течение швыряет ее во все стороны, удары о камни так сильны, что, кажется, хрупкая посудина вот-вот разлетится в щепки. Передний гребен, полусогнувшись, направляет конец своего такари на скалу и, не дрогнув, грудью принимает удар, на который она откликается гулко, словно туземный барабан тамтам. Гибель грозит каждую минуту. Маневр выполняется снова и снова, то одним, то другим гребцом, и, как правило, с одинаковым успехом. Наконец, после нескольких минут мучительного напряжения, люди в лодке, промокшие, оглушенные, полной грудью вдыхают воздух на спокойной глади воды, а те, кто преодолевали порог в качестве пассажиров, на всю жизнь сохраняют воспоминание о головокружительном маршруте, отмеченном поминутными глухими ударами такари в грудь тех, кто проводил лодку сквозь буруны.

Для Ангоссо еще не настал час показать способности лодочника-гимнаста. Достаточно было весла, чтобы управлять лодкой. Зорко вглядываясь в бурлящие струи, славный парень, истинное дитя природы, иногда вскрикивал от радости, заметив в воде рыбу, какой-нибудь великолепный экземпляр кумару. Он тотчас начинал ее громко восхвалять: какое нежное и сочное у нее мясо, как душист ее жир, вот была бы добыча!.. И негр поглядывал с вожделением на свой двухметровый лук, на стрелу с тройным острием — она всегда попадает в цель…

— Увы! Белый господин, и вы, госпожа, и маленькие белые господа, все вы очень спешите, и Ангоссо не может подстрелить кумару…

Солнце пекло нещадно. Худо было, что котелок с едой опрокинули во время внезапного появления Робена на островке, а в лодку садились так поспешно, что не прихватили с собой ни крошки съестного.

Красноречие Никола вскоре увяло. В животе у него было пусто. Дети хныкали, изнывая от жары на дне пироги. Им давно уже хотелось есть и пить, но накормить ребят было решительно нечем, а тепловатая речная вода не столько утоляла, сколько распаляла жажду.

Мучения делались час от часу невыносимее. Пора было причалить к берегу и сделать передышку, тем более что преследователи давно скрылись из виду, а пороги остались далеко позади. Робен первым почувствовал необходимость остановки, а когда маленький Шарль с трудом выговорил пересохшими губами: «Папа! Я хочу есть», инженер обратился к Казимиру:

— Казимир, нам надо пристать к берегу. Нельзя плыть дальше. Дети хотят пить и есть. Посоветуй, как быть?.. Я готов ко всему. Усталость для меня не помеха, я теперь могу горы перевернуть.

— Мы поищем место для высадки, — отвечал старик, перебросившись несколькими словами с Ангоссо.

Пирога круто развернулась и пошла к берегу под прямым углом. Через полчаса она вошла в маленькую бухточку, затерянную под сенью густых высоких деревьев. В бухточку впадал неширокий ручей.

— Мой добрый друг, старый Казимир доволен. Я накормлю детей молоком и яичными желтками.

Робен взглянул на своего спутника с беспокойством: уж не тронулся ли умом добряк от жары. А Никола, который не понимал креольского наречия, разобрал только, что речь идет о молоке и почему-то о яйцах.

— Бедный старик рехнулся, я не вижу ни птиц, ни коров, ни коз, а эти деревья вряд ли могут нестись или доиться… Хотел бы я знать, как он выйдет из положения…