Не будите спящую тайгу - Буровский Андрей Михайлович - Страница 7

— А если я все-таки организую экспедицию? Поедете?

— В принципе поехать и можно… Вопрос, зачем? Просто так — стоит ли? — задумчиво сказал Михалыч.

— Если будет «зачем», вы все-таки готовы?

— Если будет «зачем», то готов.

Как по-разному могут понимать мир два собеседника! Сердце Тоекуды радостно стукнуло — и этого купил! Ерничал-ерничал, кочевряжился, а вот и этот готов продаваться, заплатили бы побольше! А Михалыч имел в виду — поедет, если ему будет интересно.

— Если экспедиция состоится, кого возьмете?

— Позову Андронова, Макара Поликарпова. И своих ребят, у меня своя группа, студенты.

Ямиками долго прощался, кланялся и жал руки. Михалыч посматривал на него критически и вроде не особенно почтительно.

И снова Тоекуда почуял слежку! Кто-то не слишком умелый топал за ним по ученому городку, сразу же за ним ловил машину и отследил японца до гостиницы.

Рисунок самой слежки был другой. Первый, в гостинице, работал деликатно, осторожно. Топтун из ученого городка как будто и не представлял, что его могут заметить, могут вычислить. Или какая-то грозная сила стояла за этим человеком? Настолько грозная, что бояться ему было некого?

Впрочем, Тоекуда не боялся. Он подозревал, что станет объектом повышенного интереса, что поделать. Во многом это было неизбежно. У него был телефон человека, способного сразу и быстро прекратить и слежку, и многое-многое другое… Только стоит ли? Пусть пока бегают, а будет надо — он может справиться и сам.

Сюрприз ждал Тоекуду в номере. Меньше всего он ждал чего-то подобного. В маленькой комнатке пластами плавал сигаретный дым, на вешалке висело незнакомое пальто. Одна девица в юбке, задранной до пупа, сидела в кресле, другая прилегла на кровать, раскинув ноги без колготок и трусов.

— Вот и пришел наш Сенсей! Тебя ведь Сенсей зовут, верно?

— И вовсе не Сенсей, это у них такая кличка почетная! Как вроде бы у нас пахан или бугор! — авторитетно объяснила сидевшая в кресле. — А имена у них тоже есть! Куда-куда, я в книжке посмотрела!

Девица лихо вспорхнула с кресла и, не кладя сигареты, закинула руки на шею Тоекуды.

— Котик, ты устал? Я тебе нравлюсь? Ты посмотри, у меня сиськи розовые! Не веришь? Во, гляди, розовые!! Тебе надо шампанского? А коньячку? А может, тебе Жоржетту? Гляди, она сейчас тебе все покажет! Светка, покажись!

Лежащая на кровати поддернула серо-розовое платье, расставила ноги еще шире, демонстрируя гениталии, — бритые, как физиономия совслужа.

Попытка заговорить по-английски никакого результата не дала. Разве что у девки продолжился словесный понос, не содержащий решительно никаких полезных вкраплений.

— Как вы… вы две… как вошел? Замок-то чик-чик?

Тоекуда даже помахал рукой для наглядности. Но больше он сказать по-русски ничего не мог.

— Кудочка, ты не думай, мы чистые! У нас ничего — ни мандавошек, ни тебе СПИДа! И всего триста рубликов час!

И тогда Ямиками Тоекуда совершил поступок простой, однозначный и, вероятно, далеко не рыцарский. Перехватив девицу одной рукой за воротник, он протащил ее вперед, подцепив другой рукой за складки черной кожаной юбки на заду. После чего, крякнув от напряжения, поднял завизжавшую девицу, вынес ее из номера и аккуратно положил на ковровую дорожку в коридоре.

Другая, как убедился Тоекуда, продолжала лежать на кровати в той же позе и мирно курила, загадочно полуулыбаясь и разведя согнутые в коленях ноги. Тоекуда не мог не заметить, как подобраны девки: выкинул он брюнетку, вертлявую, тощую и нервную. А тут лежала спокойная пышная блондинка. Наблюдение, впрочем, нимало не помешало бы Тоекуде устроить еще один воздушный полет. Он уже сделал шаг в сторону девицы, и тут кое-что пришло ему в голову.

Надо сказать, что для этих двоих, для Ямиками Тоекуды и для шлюхи, ситуация выглядела совсем иначе. Еще более иначе, чем для Тоекуды и Михалыча. Шлюха не заметила, что у Тоекуды дрогнуло лицо, что он собирался выкинуть и ее и передумал только в последний момент. Для нее Тоекуда подошел вплотную, улыбнулся до ушей (вид был жуткий — словно волк ощерился) и сказал:

— Давай завтра приходишь!

— А сегодня?! Я тут лежу, лежу, а он…

Но девица и сама понимала — капризный тон, принятие всяческих поз — не лучший способ для общения с этим маленьким смуглым человечком.

— Терепфоне? Твой нумер терепфоне? — пытался совместить Тоекуда американский вариант английского с каким-никаким русским.

— Само собой! — Светка-Жоржетта одарила японца острозубой улыбкой, сверкнувшей зоновскими бронзовыми подделками под золото. И, мило щебеча, не особенно заботясь о туалете, кинулась писать свой номер.

Болтовни Тоекуда не слушал.

— Но торко теба! — по-русски внес он полнейшую ясность. — Никакой другой девка!

— Да это мой телефон, собственный! Слушай, а может сегодня?

— Не! А соо дес не! Я старая! Я уставара!

Тоекуда сунул ей в карман бумажку и непреклонно выпроводил девицу, обхватив ее за плечи, вроде даже прижимаясь. А потом, бормоча что-то по-японски, перенес номер телефона в блокнот и долго плескался в ванне. Мнение девицы о происшедшем сильно изменилось бы, знай она, что Тоекуда и не думал принимать ванну до тех пор, пока не прикоснулся к ней. Он слишком устал и был слишком для этого занят. А сейчас он просто отмывался.

В Японии, если человеку звонят по телефону, значит, возникло важное дело. Выплескивая на пол пенные струи воды, ломанулся Тоекуда к телефону после первого звонка. Дымясь всем мокрым, горячим телом, он начал слушать женский голос. Приплясывая, поджимая то одну, то другую ногу, пытался объяснить, что ничего ему не надо. Ни по этой цене, ни ниже. Не договорив, бросил трубку и полез домываться. Но процесс пошел, и еще дважды пенная поверхность ванны пропускала упитанную, стремительно летящую тушу господина Тоекуды, и с тем же самым результатом.

Тоекуда и правда устал, как человек не очень молодой, весь день пробегавший по чужому городу, в чужой стране с незнакомым ему языком и непонятными обычаями. Ложиться спать было не время, он сидел в кресле, листал блокнот, сосредоточенно думал и уставал все сильнее. И еще пять раз звонили шлюхи.

Зверея, Ямиками вылетал из номера, невнятно орал на коридорную, потрясал кулаками от злости. Коридорная разводила руками, бледно улыбалась — мол, не виноватая она!

Тоекуда звонил администратору гостиницы, полупонятно орал на смеси русского, японского и английского. Наивный Ямиками, он, как ему казалось, ехидно спрашивал, не купили ли его самого фирмы, поставляющие шлюх. Администратор делал вид, что не понял.

Последний раз ему позвонили почти в час ночи, и только тогда он додумался выдернуть шнур телефона из розетки.

В Японии, если в дверь человека стучатся, значит, случилась беда. По крайней мере, случилось что-то страшно важное. Часа в два ночи Ямиками Тоекуда вылетел из постели, как вулканическая бомба из жерла, — его разбудили сильным стуком в дверь. В отличие от него, заспанно вытаращенного, всклоченного, дама явно еще не ложилась. Облегающее темное платье мягко струилось и мерцало, соблазнительные формы круглились сквозь темную, просвечивающую ткань.

— Сосед, огонька не найдется?

С перепугу Тоекуде показалось, что ярко-красный рот дамы светился почти так же, как фосфоресцирующие глаза. Впрочем, он быстро оправился. Издав какой-то невнятный звук, он хлопнул дверью и не попал. Дама успела вставить в щель ногу в высокой черной туфле. И тогда Тоекуда совершил поступок уже совсем не джентльменский и даже, наверное, чреватый международными последствиями. Он отпихнул от двери даму с ее незажженной сигаретой, а потом пнул ее по лодыжке. Дама вполголоса ойкнула, присела прямо на дорожке, а Тоекуда все-таки захлопнул дверь.

Шипя от боли, дама в своем изящном платье доползла до двери и долго колотила в нее обеими руками, вполголоса бросала в замочную скважину отвратительные ругательства, и злые слезы портили ее великолепный, умело наложенный макияж.