Не будите спящую тайгу - Буровский Андрей Михайлович - Страница 28

— Ну что ты делаешь…

— А ты стрелял в них?

— Стрелять это одно…

— Когда стрелял, убить хотел?

— Прогнать я хотел. Если бы можно было, я бы и не убивал.

— Я бы тоже. Но ведь надо было, а? Вот и стреляли. И что убиваем, знали.

— А все равно, я бы не смог…

— Ну и дурак. Она умирать будет медленно, может быть, не один день. А ты тут будешь чистоплюя разыгрывать! Молодец!

Пока двое спорили, Павел сапогом прикончил дико вопившую сороку, прыгавшую по кругу, — дробь разнесла ей одно крыло, сломала лапу с той же стороны. Мишу опять передернуло.

Здесь, в двух шагах от ЭТОГО, приходилось зажимать нос, вдыхать воздух только ртом — так чудовищно воняло разложением. Лучше всех было Павлу с его скверным нюхом курильщика. Да он и сейчас попыхивал папиросой, и смрад плохого табака казался райским благоуханием от того, что маревом колыхалось от чудовищно громадной туши.

И вот здесь парни пережили настоящий, душный страх. От бокаотделилось, бросилось к ним что-то верткое, оскаленное, с нехорошим утробным ворчанием. Андрей упал на колени, выбросил вперед ствол, и овраг раскололся от грохота. Существо отбросило ударом, перевернуло, отнесло на полметра. Но оно — лохматое, свирепое, с налитыми от злобы глазами, словно мохнатый мяч отскочило от стылой земли, прыгнуло вверх и вперед. И было то существо маленькое, средних размеров, с собаку, только что массивнее, но такая злоба исходила от него, такие бешенство и ярость, такая воля добраться и рвать, вгрызаться красной дымящейся пастью, что становилось по-настоящему страшно.

Теперь уже три ствола разом плюнули огнем, и тучи птиц чертили небо под затихающее эхо. А маленькое существо, отлетевшее еще на добрый метр, с полуоторванной передней лапой, со стоном перекатилось на живот, еще ползло к друзьям, оскаливая, морща морду. И та же дьявольская злоба полыхала из красных глаз-бусинок.

Андрей стрелял почти в упор, разнеся вдребезги голову. Постояли, стискивая стволы. Павел дрожащими руками снова закурил.

— Росомаха, — хрипло сказал Андрей, словно это объясняло все. И у него дрожали руки. Но испытание было последним, и теперь ничто не мешало хорошо разглядеть, что же торчало из скользкой, оплывающей глины. Бок в рыже-бурой длинной шерсти, а под ней — пепельно-рыжий, с желтыми разводами подшерсток. Павел не выдержал, пощупал, подшерсток был сухой и теплый — ему хватило даже лучей этого огромного красного солнца, чтобы быть сухим и теплым. Очень красивый и теплый, очень надежный подшерсток. Бок незаметно переходил в брюхо со свисавшими космами темно-коричневой, почти в метр длиной шерсти. Почти такая же шерсть, только чуть покороче, шла по горбу на спине. И бок, и брюхо, и колоссальный огузок с длинным мохнатым хвостом были расклеваны, разорваны зверьем и птицами.

Покрытая черно-бурой шерстью с торчащим впереди залихватским чубом голова тоже наполовину уходила в землю. Ухо было почти полностью отгрызено, глаз выклеван, хобот уходил в толщу глины, сразу за изогнутым бивнем. Но форма головы просматривалась очень хорошо.

— Хвост какой длинный… Длинней, чем у слонов.

— Наверно, мошку отгонял.

— А ухо как раз меньше…

— Так ведь север, Миша, выступающие части мерзнут. У кого уши длиннее — у лисицы или у песца?

— У песца уши короче, факт… Слушай, Андрюха, а у него ведь и ноги короче, у песца!

— Конечно, короче. И уши короче, и ноги. И у песцов, и у медведей, и у оленей. У всех, кто на севере живет, уши меньше, чем у южных видов, и ноги короче.

— Значит, все-таки они здесь есть. Вот тебе и раз… — обронил Павел задумчиво. — Интересно, от чего же он погиб?

— И давно ли.

— Может быть, как раз зимой, от бескормицы?

Андрей обошел источавший зловоние труп, еще раз покачал головой.

— А по-моему, он давно умер. Вот смотрите, он весь полностью был в глине. Появился овраг, стали стенки разрушаться, тут целый пласт обвалился, видите? Вот он и стал вытаивать.

Туша лежала как раз там, где кончалась стенка оврага. Там, где и правда был сильный обвал, наверное, несколько лет назад. Выше, где не достигали лучи солнца, промерзшая за тысячи лет глина искрилась от множества мельчайших кристалликов замерзшей воды. Ниже, ближе к боку, кристаллики теряли чистый блеск, все более мутными слезами стекали по размываемой глине.

— Получается, труп древний?

— Скорее всего, Паша. В вечно мерзлой земле он может и десять тысяч, и двадцать тысяч лет лежать. Когда березовского мамонта раскапывала экспедиция, он тоже частично оттаял, вонял страшно, и тоже были тучи птиц. А потом стали рубить еще совсем замерзшее мясо, бросали собакам и те ничего, ели. А березовскому мамонту даже не двадцать, ему все тридцать тысяч лет.

— Так что этот вот… Он, может быть, и этой зимой погиб, а может быть, тридцать тысяч лет?

— Скорее, Паша, тридцать тысяч лет.

— А жаль… Представляешь, какое открытие было бы, если бы сейчас — живые!

— А это и так открытие мирового масштаба, Пашка. Куски мороженых мамонтов еще находят, а вот чтобы целого… Целых до сих пор только одного и нашли — березовского. Вроде находили и других, но это слухи, только слухи. А у березовского мамонта были сломаны кости, и сидел он в такой позе, как будто провалился в овраг. Наверное, упал, ушибся и встать уже не смог. А потом на него обрушились и земля, и лед, и снег. В общем, случайность, Паша, почти невероятная случайность.

— А от чего этот погиб? Как ты думаешь?

— Так его сперва раскопать надо! Вот перенесем сюда лагерь и Михалыч с Игорем пусть копают…

— Не завидую!

— Так ты же помогать и будешь!

— Ребята, тут еще… — почему-то тихо позвал Миша.

В нескольких метрах выше по оврагу в склоне торчал еще один рыжий бок: к счастью, в непротаявшей земле, совсем ледяной, очень твердой. Только бок и клочья шерсти были видны в исцарапанной медведями земле. Остальное было еще скрыто под слоем мерзлой, с кристалликами льда, землицы.

Андрей заметил, что над этим боком на стволах лиственниц были сделаны какие-то зарубки. Получалось, кто-то знает про этот бок, скорее всего люди, сделавшие раскоп.

— И вот еще…

Тут было уже все недостоверно — так, вроде бы менялся цвет глины, угадывалось что-то в глубине. А может быть, и не угадывалось. А может быть, воспаленное воображение, один раз и второй столкнувшись с чудом, очень уж хотело найти еще и еще.

Что погубило огромных, могучих зверей? Конечно, мамонты могли погибнуть и от болезни, и от бескормицы. Местами находят целые кладбища мамонтов, где погибли десятки, сотни животных, но находят-то только скелеты.

Но чтобы сохранились целые трупы, нужны были особые обстоятельства, нужно было, чтобы труп сразу же стал бы недоступен для хищников, не мог бы разложиться. Это может произойти, только если труп очень быстро был захоронен в толще земли и замерз. Что произошло здесь и когда?

Ясно было, что в овраге этом еще искать и искать и еще делать и делать раскопы. И, наверное, если хорошо поискать, можно найти и еще мамонтов, а главное — понять причину.

— Мужики, это ж целая долина мамонтов…

— Так и назовем!

— Давайте. Только, парни, оставлять труп на поверхности нельзя. Только уйдем, звери сожрут.

— И сожрут, один скелет останется.

— Зарыть бы…

— А у тебя лопата есть? И как ты эту землю копать будешь?

— Копают же…

— Нет, парни, тут не копать. Тут надо склон подрывать.

— Идея! Продолбим ножами шпур, заложим порох.

— Тем более склон нависает.

— Только не порох. У меня есть динамитный патрон. Прихватил с собой.

И еще было часа два работы в этом отвратительном зловонии, пока не грохнуло, пока не отвалился, не рухнул целый пласт прямо на останки зверя.

— Ну вот, теперь не докопаются!

— Ребята, надо найти место для привала.

— И уйти надо подальше… Может быть, уйдем, где мясо оставили?

— А вроде вонять меньше стало…

— Может быть… А может быть, принюхались.