Темногорск - Алферова Марианна Владимировна - Страница 46

Роман с минуту смотрел на изуродованный оберег. Знать, не судьба ему этот перстень носить. Пролежал перстень много лет на дне Пустосвятовки, попал к водному колдуну ненадолго и вновь ушел. И простые вещи, случается, в руки не даются, а с амулетами сплошь и рядом такое происходит – покидают владельца в самый неожиданный момент. Почему – неведомо. Чувство было такое, будто верный друг распростился с колдуном навсегда.

Стоила ли месть потери кольца?

Неведомо.

Роман посмотрел на колдована. Тот лежал тихо, прикрыв глаза. Казалось, спал.

Водный колдун развернулся и пошел назад в дом.

Глаша сидела все там же – между ведрами и бочкой.

– Что ты сейчас сказала? Медонос?

– Ну, да…

– И что он велел тебе сделать? Мои волосы сжечь?

– Не… он велел мне твои пряди ему отдать. А я испугалась и в огонь их кинула.

– Это ничуть не лучше. Ты все пряди сожгла?

Глаша всхлипнула и прошептала:

– Одну оставила.

– Где?

Она вытащила из кармана бумажный пакетик и отдала колдуну. Надо же: волосы из прошлого. Воистину неведомо: где потеряешь, а где найдешь нужное, благодаря чужой глупости.

– Ты – молодчина! – в порыве благодарности Роман чмокнул Глашу в губы.

– Правда? Ты не сердишься?

– Очень сержусь, – вздохнул Роман.

Только что ему на Глашу сердиться, если и сам он облажался, вообразив, что силы оберега хватит некроманта прибить. И ошибся.

– Кстати, скажи-ка мне, Глашенька, если уж ты с Медоносом в такой дружбе, где он теперь проживает в Темногорске.

Роман почти не удивился, услышав ответ:

– В доме у Жилкова.

– Ты была в доме во время нападения? Это ночью, когда…

– Была, – спешно сказала Глаша.

– Что Медонос делал?

– Убежал из спальни.

– И все? – Роман едва не расхохотался.

– А потом вернулся. Чаю попросил.

– Глаша, вспомни хорошенько, очень прошу. Ты случайно у Медоноса кейс не видела?

– Какой кейс?

– Самый обычный. Ну, не совсем обычный. У него сбоку должна быть красная кнопка. Колдуны его иногда «ядерным чемоданчиком» из-за этой кнопки называют.

– «Ядерный чемоданчик»? – переспросила Глаша. – У Медоноса не видела.

– А у кого видела?

– Ни у кого…

– Но ты как-то странно мне ответила. Будто видела, но не у Медоноса, – настаивал Роман.

– Я не видела, я слышала… Меня тот человек, что в дом ворвался, спросил: «Где ядерный чемоданчик?»

«Нет, этого не может быть!» – хотел крикнуть Роман, но сдержался – лишь губу закусил.

Ближе к вечеру Гавриилу позвонил мэр Гукин.

Что звонит именно мэр Темногорска, глава Синклита определил безошибочно по разгневанным трелям звонков, но трубку снимать не стал. Все невысказанные упреки, требования, обвинения копились в телефонном аппарате, распирали его изнутри, пока, наконец, черная пластмасса не лопнула, не разлетелась расплавленными каплями по кабинету Гавриила.

Повелитель Темных сил стряхнул несколько капель с черной шелковой рубашки и усмехнулся: уверенность в своих силах играет с нами злые шутки. Несколько дней назад Гавриил в этом убедился. Теперь же он старался рассчитывать каждый шаг. Разумеется, мэр хотел высказаться насчет вчерашнего погрома. Что ж, пусть малость поорет в молчащую трубку – сейчас Гавриилу разговаривать с главным чиновником Темногорска не о чем.

Глава Синклита ждал другого звонка.

Глава 3

Учитель и ученик

Во вторник утром ученик чародея решил школу проигнорировать. Провалялся в кровати до десяти, посмотрел телевизор. По местному каналу выступал мэр Гукин, обещал разобраться с делом Синклита и защитить горожан от колдунов.

«Если выяснится, что Синклит поднял руку на город, колдуны по рукам тут же получат! – Мэр Гукин любил образные выражения. – Интересы горожан для меня превыше всего. Нет сомнений, что снежный буран, налетевший ночью – дело рук колдунов. Ущербы подсчитываются и, будьте уверены, Синклит за все заплатит».

Отлично! Уже, оказывается, существует «дело» Синклита!

Юл сварил себе сосиски (четыре штуки, без гарнира), выпил чаю, положил в рюкзак вместо учебников пластиковую бутылку с водой и вышел из дома. Снег, выпавший ночью и ранним утром, таял, повсюду стояли лужи, под ногами мерзостно чавкало. Юный чародей направился сразу же к особняку Сафронова. Настроение у Юла было мерзейшее, но не только из-за тревоги, томившей его душу. У людей вокруг тоже было тошно и мерзостно на душе, и Юл их тоску и боль улавливал. Их чувства преследовали эмпата, как мерзкий запах, тошнотой подступали к горлу.

– Колдуны, сволочи, людей изводят, душить их всех надо, гадов, – ругалась какая-то тетка на углу. – Мы без них столько лет жили, и все было хорошо! А теперь они вон сколько бед нам наделали!

– Уже душат, – улыбнулся проходивший мимо парень.

– Ну и слава те, Господи! – радостно закивала бабка лет под шестьдесят в теплой куртке и спортивных штанах. – Нам давно Гитлер нужен. Не такой, конечно, как был, без концлагерей, помягче, – она произнесла «помяхше», и тут же Юлу представился толстый-претолстый Адольф в белом пуховом детском костюмчике, толстощекий, с торчащими усами. Адольф чем-то напоминал разжиревшего домашнего кота – может быть, удивленным и каким-то растерянным выражением лица. – Гитлер бы порядок навел! Была бы я помоложе, сама бы пошла мерзавцев громить.

Юл ускорил шаги.

Знакомые высоченные стальные ворота, закрытые наглухо. Кнопка звонка. Юный чародей вдавил ее до упора. Но ему не открыли. Он позвонил еще раз. Ждал минут пятнадцать. Тишина. Похоже, Иринки все еще нет дома – Юл это чувствовал. Наверное, девочка по-прежнему в больнице, и ее родители там же. Юл направился в больницу. В приемном отделении на него глянули с подозрением. Потом тетка в окошечке куда-то позвонила, выслушала, что ей сказали в трубку, и сообщила мальчишке:

– Состояние стабильное.

– И что это значит?

– То и значит – стабильное. Не ясно, что ли? Завтра она выписывается.

Значит, ничего страшного? И никакой реанимации… или угрозы для жизни? Это класс!

Юл даже подумал – не пройти ли на отделение, но потом передумал. Завтра домой ей позвонит. В больнице Юл долго находиться не мог. Здесь страдания текли потоком со всех сторон. Пересекались, усиливались, складывались, как вектора, но никогда не гасили друг друга. Юл ни за что бы не смог быть врачом, чужая боль его бы убила.

Проклятый дар! Ему казалось, что каждый встречный требует от него внимания и кричит. Но Юл никому ничего не может дать.

Мальчишка вышел из больницы и зашагал к Ведьминской. Взглянул на часы. Было уже два. Что делать? Бродить по улицам? Да хотя бы и так, но только не домой. Мать, правда, сейчас на работе, воспитывать никто не станет, но сидеть в четырех стенах чародей не собирался. Можно заглянуть к Роману, подождать на кухне, если колдун еще не закончил прием и не освободился.

Там хотя бы в стенах – водные зеркала, они экранируют поток внешней энергии. В доме у Романа Юл не чувствует чужой боли. Разве что Надина обида кольнет отточенной иглой сердце. Но Надежда уехала. А Роман… он умеет скрывать свои чувства. Даже от Юла.

Юл почти бегом пустился по улице, прошел мимо дома со стеклянным садом. У соседнего особняка был разрушен забор, а сам дом выглядел так, будто его штурмовал отряд ОМОНа. Интересно, кто тут порезвился? В новостях про бой на Ведьминской ничего не сообщили. На калитке у Романа висела табличка «Приема нет». Как ни странно, никто из посетителей не дожидался на улице. Юл зашел в дом. Судя по всему, Роман отсутствовал с вечера: на столе стояла пустая банка из-под соленых огурцов и стопки. Початая бутылка водки – тут же. Похоже, у колдуна были гости и ушли они вместе с хозяином. Но хозяин домой не вернулся.

Юл уселся на кухне и решил ждать, даже если придется торчать здесь до ночи. Прислонился головой к стене, закрыл глаза и сразу же уснул.