Мечта империи - Алферова Марианна Владимировна - Страница 34

Ехать быстрее водитель не отваживался – на углу стоял дорожный патруль.

Согласно закону, десять процентов со штрафов дорожные инспектора отдают в храмы Меркурия. Элий давно собирался заняться проверкой этого факта. По его подсчетам, храмы Меркурия должны быть выстроены из чистого золота.

Наконец машина выехала на Аппиеву[29] дорогу и рванулась вперед. Через полчаса она остановилась перед загородной виллой, окруженной великолепным садом.

Криптопортик тянулся вдоль фасада, четыре колонны ионического ордера с лихо закрученными рогами капителей поддерживали покрытый густой позолотой фронтон, на котором была начертана та же фраза, что и над входом в «сады Эпикура», – «Гость, тебе будет здесь хорошо: здесь удовольствие – высшее благо».

Едва замер вкрадчивый шорох шин, как дверь отворилась, и на пороге возник сам хозяин – невысокий толстяк с круглым лицом. Он был на вид так же сдобен, как дрожжевой пирог с птицей, который выпекал по праздникам в своей кондитерской и за которым хозяйки Рима присылали ранним утром своих служанок.

– Приветствую тебя, доблестный муж Элий! – воскликнул Гесид. Голос у него был низкий, с хрипотцой. – Издали заметил твою тогу. Я же сказал – обед домашний, и тога совершенно ни к чему.

– Без нее я чувствую себя раздетым. Или на арене, – признался Элий. – И не бурчи, старина. Сегодняшний вечер слишком важен, чтобы портить его стариковским брюзжанием.

– Это кто здесь старик? – наигранно возмутился Гесид. – Я всего лишь на десяток годков тебя старше, а ты еще воображаешь себя юнцом.

Элий приподнял край тоги и поставил ногу в специальную нишу в стене, чтобы смыть под краном пыль. Мальчик, такой же полный и кругленький, как и хозяин дома, вытер гостю ноги бумажным полотенцем.

– Ты что, носишь брюки под тогой? – удивился Гесид. – Смотри, не узнал бы об этом Серпион – он живо накатает на тебя эпиграмму.

– Разве меня когда-нибудь волновали эпиграммы Серпиона? – пожал плечами Элий. – Меня больше волнует – подадут ли сегодня к столу твой знаменитый пирог.

– Тс-с… – Гесид прижал палец к губам. – Не говори об этом так громко, иначе тут же явится сотня-другая незваных гостей.

– Тогда шепни мне об этом на ухо.

– Будет, конечно.

– Я ухожу, – сказал вдруг Вер. – Мне не хочется веселиться.

– Кто сказал, что пир будет весел? – Элий наигранно изобразил удивление. – Это будет самый грустный пир на свете, поверь мне. Но при этом нам предстоит решить очень важную задачу, – и, взяв Вера за локоть, он ввел друга в триклиний.Вместе с хозяином было девять пирующих, по три человека на каждом из трех лож. А вот блюда… Самому Апицию не могли пригрезиться яства, подаваемые за столом Гесида.

Надо отдать хозяину должное – он был мастер устраивать пиры. Пища изысканная, гости остроумные. Был приглашен подающий надежды поэт Кумий – юноша лет двадцати трех с мягким круглым лицом и золотистыми, слабо вьющимися волосами. Рядом с Кумием возлежала молодая женщина, очень красивая и к тому же неглупая, на точеные ножки и аппетитную попку которой постоянно бросал взгляды сочинитель. Красавица поощрительно и кокетливо улыбалась. Но при этом старалась делить свои улыбки, взгляды и остроты между гостями поровну и всем очень тонко льстила. Обедающие как бы невзначай, но при этом очень тактично старались развлечь Вера, считая, «что душа гладиатора должна разрываться от боли. И Вер старательно хмурил брови, изображая мрачное состояние духа. Лишь один гость не обращал на гладиатора внимания. Красавчик неопределенных лет, хорошо сложенный, с гладкой и нежной кожей и черными густыми кудрями, в венке из роз за весь обед не проронил ни слова. Зато он непрерывно подкладывал новые куски на свою тарелку и медленно жевал, прикрывая глаза и наслаждаясь вкусом подаваемых яств. Ничто на свете его больше не интересовало. Вер все чаще и чаще смотрел на этого человека. И чем больше смотрел, тем сильнее его раздражал блеск безукоризненных белых зубов незнакомца, и мягкие апатичные движения, и равнодушный взгляд из-под полуприкрытых век, и его привычка постоянно промакивать салфеткой губы.

– Кто это? – спросил Вер.

– Гений объединения кухонного персонала города Рима, – ответил шепотом Элий.

– Настоящий гений? А где его платиновое свечение?

– Чтобы вкушать человеческую пищу, ему пришлось принять полностью человеческий облик. Он сейчас и летать не может, а только ходить по земле как обычный человек.

– Гесид принимает у себя в доме гения кухонного персонала? Неудивительно, что Гесид печет самые вкусные пироги в Риме. Но я всегда думал, что гений питаются амброзией, как и боги.

– Именно так. Наши предки считали гениев смертными, будто бы они рождаются и умирают вместе со своими подопечными. Они правы и не правы. Если этому гению полторы тысячи лет – смертей он или нет, как считать? А гении людей пьют воду Леты вместе с людскими душами и вновь возвращаются на землю. Чем старше гений, тем легче ему принимать людское обличье и вкушать людскую пищу. В отличие от богов гении обожают наши яства. К тому же, когда подадут фрукты, он начнет говорить. Ради этого я привел тебя сюда. Его речь будет цветиста, а фразы витиеваты. Любой ритор не поставил бы ему зачета за подобный симпозиум, но в данный момент нас волнует не форма, а содержание.

– Надеешься разузнать у него о моем покровителе?

– И как ты догадался? Хвала богам, на арене тебе не отшибли последние мозги.

– Говорить остроумно и говорить умно – две большие разницы, мой друг сенатор.

Элий улыбнулся, давая понять, что он оценил шутку.

– Совершенная правда, – вмешался в разговор их сосед, почтенный оратор, чье лицо примелькалось и казалось по-дружески знакомым, но имя почему-то никак не желало выныривать из закоулков памяти. – Рим постепенно утрачивает свои бесценные сокровища культуры. Обратите внимание прежде всего на красноречие. Из нашего словаря уходят многие прекрасные слова. Язык беднеет. И уже никто не в силах его возродить. Что мы будем делать, когда язык умрет?!

– Общаться знаками, – предложила красавица и тронула губы кончиком языка.