Колдун из Темногорска - Алферова Марианна Владимировна - Страница 35

– Ой-ей-ей! Ты что, у нас никак девочка? – Игорь вскочил и, по-прежнему держа девушку за руку, вроде бы и не сильно, но как-то особенно надавил на кисть, и Лена вся перекосилась от боли, а он наклонился и чмокнул ее в губы. Она попыталась оттолкнуть мерзавца свободной рукой.

– Не рыпаться! – он рванул платье, на пол горохом посыпались пуговицы.

Лена догадалась схватить кофейник и выплеснула кофе почти наугад – большая часть горячей жидкости пролилась мимо, но часть все-таки попала ему на рубашку. Игорь взревел от боли и ударил ее по скуле с такой силой, что Лену буквально смело с кресла. Она грохнулась на пол. В ярости Игорь пнул непокорную девчонку в живот. Она скорчилась от боли, не в силах вздохнуть. Он сгреб ее в охапку и потащил на кровать. Лена пыталась сопротивляться. Но все бесполезно – Игорь повалил ее на кровать, сорвал и платье, и белье. Потом стал возиться со своими брюками, держа добычу одной рукой. Лена сумела выгнуться и впиться зубами ему в плечо. Он вновь ударил – не кулаком, а ладонью, хлестко, так что щеку обожгло огнем. Во рту сделалось солоно от крови.

– Сволочь! Сволочь! – выкрикнула она. – Стен тебя убьет! Только дотронься до меня, он тебе яйца отрежет, м…!

Игорь, наконец, справился с брюками и после отчаянной но недолгой борьбы раздвинул ее колени и… Лена зажмурилась, закусила губу от отвращения и…

И не сразу поняла, что ничего не происходит. То есть Игорь ерзает на ней, пыхтит, но более – ничего. Она медленно раскрыла глаза и перевела дыхание. Игорь, по-прежнему придавливая одной рукой ее запястья, второй пытался что-то там с собой сделать. Лену стал разбирать идиотский смех.

– Прекрати! – заорал он.

Игорь сполз с нее, скорчился в углу кровати и принялся яростно возбуждать себя. Никакого эффекта. Лена продолжалась трястись от смеха.

– Заткнись, сука! А ну быстро возьми в рот…

– Сейчас… – выдавила она сквозь смех. – Сейчас возьму и откушу…

Игорь не стал больше ее бить – схватил руками за горло и сдавил. Она потеряла сознание. Когда очнулась – ее голова покоилась на его бедре, а сам он по-прежнему без всякого успеха пытался выйти на боевую позицию.

И тут в дверь позвонили – настойчиво, раз пять или шесть подряд. Лена вздрогнула, а Игорь замер. Еще звонок – длинный-предлинный. Потом в прихожей раздался грохот – похоже, дверь высадили.

– Стен! – выкрикнула Лена, вспыхнув вдруг невероятной надеждой.

Но то был не Алексей. В спальню ворвался незнакомый бритоголовый парень в импортном тренировочном костюме и с пистолетом в руке. Пистолет почему-то Ленке показался ненастоящим. Игрушка, да и только. Ну не может быть, чтобы…

– Ты чего? – начал было Игорь. – Я же велел…

– Уходи. Живо! – приказал человек с пистолетом. – Шмотки не забудь.

Игорь соскочил с постели, подхватил брюки, ботинки и в одних носках потрусил в гостиную.

– Быстрее! – крикнул гость.

– В чем дело? – как-то вяло попытался возразить Игорь. – Или ты сам хочешь…

– Уходи!

Лена замерла – на измятой постели, совершенно голая, если не считать плетенки на шее, с распухшим от ударов лицом, мокрая от пота, с всклокоченными волосами. В тот миг никаких чувств не было – ни стыда, ни отчаяния, ни страха. Только страшная пустота внутри.

Гость поднял руку с пистолетом и прицелился. Ожерелье! Ожерелье уловило какой-то импульс за миг, за долю секунды, прежде чем парень нажал на спусковой крючок. Ленкина голова судорожно дернулась в сторону, так что со стороны показалось, что это пуля, угодив в лоб, заставила голову резко повернуться. Пуля скользнула по лбу, сдирая кожу до кости. Обои и подушки обрызгало кровью. Лена потеряла сознание. Когда она через минуту или две очнулась, в квартире никого не было.

Хныча от боли, она доползла до телефона и хотела вызвать «скорую». Но передумала. Сама, как могла (все же медсестра), перевязала рану. Ее качало, пока она ковыляла в ванную комнату. Наскоро помылась под душем. Закутавшись в полотенце, вернулась в комнату. У нее дрожали руки, когда она доставала из письменного стола лист бумаги.

«Стен, дорогой… – Лена плохо разбирала сама, что пишет, на белой бумаге появились откуда-то розоватые пятна. – Стен, я встретила Игоря… он странный. Маньяк. Убийца. Он хочет тебя убить. Стен, будь осторожен, береги себя!» У нее был только номер почтового ящика, куда можно было отправлять письма в Германию. Но Лена надеялась, что письмо успеет дойти.

Поездка до главпочтамта запомнилась весьма смутно. Как только Лена вышла из автобуса, кинулась к ближайшей урне – ее рвало в течение нескольких минут.

Письмо Лена отправила в тот же день.

Через два дня она отправила еще одно письмо. Потом через неделю – новое. Ответов от Алексея не было. И то письмо, что передал ей Игорь, и которое Лена не успела прочесть, исчезло из ее сумочки.

А спустя месяц (вернее, чуть больше) вечером в новостях появился диктор в дорогом костюме и заговорил наигранно взволнованным голосом:

– Страшная и загадочная трагедия произошла в эту ночь в частном особняке потомка русских эмигрантов Сазонова. Сазонов был известен как глава крупной советско-германской фирмы «Диамант». В эту ночь Сазонов был убит в собственном доме вместе со своими домашними и охраной. Еще двенадцать трупов были найдены недалеко от загородного домика адвоката Сазонова.

После этих слов камера показала крупным планом одного из убитых. Он лежал на спине, в груди у него чернело два отверстия. На щеке – тоже кровь. Мертвый, почему-то полностью раздетый в ярко-зеленой траве – камера наезжала, все крупнее становился план. Можно различить глаза, волосы… Да это же Стен!

Лена смотрела на экран и не могла вздохнуть.

На экране вновь появился комментатор. Он что-то говорил – она слышала, но не понимала, что. Запомнила лишь, что он почему-то упомянул Вальпургиеву ночь.

В конце репортажа журналист профессионально вздохнул. Вместо нее.

– Подождите! – крикнула Лена и рванулась к экрану, будто надеялась удержать исчезнувшее изображение. – Это же Стен!

Она прижалась к выпуклой поверхности кинескопа и не могла сдвинуться с места. Где-то в животе у нее образовалась пропасть, и туда падало и падало, заходясь ударами, сердце, и никак не могло упасть.

Внезапно Лена вскочила, схватила Лешкину фотографию, бросилась на кровать и прижала фото к груди. Боль становилась все сильнее и сильнее. Лена расстегнула блузку и засунула фотографию под белье, к самому сердцу: пусть он слышит, как оно часто-часто бьется. Она стискивала фотографию, как никогда прежде не обнимала живого Алексея. Она металась по кровати и повторяла одно единственное «Ой, Лешенька, ой миленький, как я тебя любила! Ой, мамочка, что делать-то! Что делать…»

А тут как раз случились октябрьские события 93-го, когда по Белому дому, нашему Белому дому, за который в 91-м сотни и тысячи готовы были умереть, лупили из танков, и он горел и, покрываясь копотью, чернел на глазах у миллионов в прямом эфире. И никакого символа не стало, а появилось вскоре еще одно чиновничье гнездо. Так что странный случай на Германской земле, никто наверняка и не помнит уже. Никто, кроме Лены.

Уже весной она получила письмо. Конверт был длинный, из плотной белой бумаги, не такой, какие присылал Стен. Развернув письмо, Лена прочитала:

«С прискорбием сообщаем Вам, что Алексей Александрович Стеновский погиб в результате несчастного случая 30 сентября 1993 года. Приносим Вам свои соболезнования. Профессор Н.К. Гамаюнов».

Что ей оставалось после этого? Работать и читать вечерами книжки. И слушать чужие мысли, которые поражали своей убогостью.

Однажды вечером к ней зашел Ник Веселков – просто так, поговорить о том, о сем. И остался. Он как-то необыкновенно возвышенно красиво говорил. И даже думал. Поначалу ей нравились его мысли. Ей даже казалось, что Ник чем-то похож на Алексея. А потом…

О боже! Зачем ей этот проклятущий дар?!