Оскал Анубиса - Чернецов Андрей - Страница 50

Было, было. Военные походы, кусок мяса, прикопченный над костром, кубок хмельного пива, а на закуску объятия очередной красавицы.

Впрочем, он и сейчас обладает целым цветником. Такого гарема, как у владыки Обеих Земель, не имеет ни один из правителей великих и славных царств. Его Великая Царская Невеста Туйа, с которой Менмаатра прожил уже много лет в мире и согласии, непрестанно заботится о пополнении «коллекции» живых цветов фараона. Не проходит и месяца, чтобы какой-нибудь мелкий соседний князь не присылал в жены Сети свою дочь-красавицу. Ну, в жены там или нет, это уж как Великому Дому будет угодно. Сойдет и в наложницы. И так великая честь.

Их было так много, что для всех просто не хватало места в огромном дворце царицы. Иногда, когда количество живых цветов превышало определенную Туйей норму, повелительница испрашивала у государя разрешения на то, чтобы осчастливить кого-либо из принцев или вельмож невестой. И, получив «добро», отправляла десяток-другой девушек на хлеба к высшим сановникам царства.

В последние годы Менмаатра несколько охладел к гаремным утехам. То ли возраст сказывался (все-таки уже около пятидесяти), то ли еще что. Однако большее время он проводил если не в военных походах, то в хлопотах по возведению многочисленных дворцов и храмов. Абидос, храмы Амона в Ипет-сут и Ипут, великая царская гробница в Долине, государев «храм миллионов лет» – «Славный Сети на Западе Уасет» в городке Хефт-хер-небес. Всего и не перечислить. И за всем нужен хозяйский глаз.

«Его величество был в Южном Городе, – фиксировал повседневные хлопоты государя его придворный писец, – сотворяя благо для отца своего Амона-Ра. Проснувшись же, помышлял о прекрасном для всех богов Та-Мери. Вот, на следующее утро, Его величество вызвал царского посланника и собрал 1000 людей и войска и снарядил корабли с экипажем, для того, чтобы сотворить памятники из прекрасного прочного песчаника для своего отца Амона-Ра, а также для Осириса и его сонма богов… Вот Его величество увеличил то, что было выделено для военных из числа умащений, мяса, рыбы, овощей без счета. Каждый из них получал 4 меры хлеба каждый, каждый день, а также овощей и порции жареного мяса и 2 меры зерна ежемесячно… Они работали для Его величества с любящим сердцем – его желания были по душе людям, которые были с царским посланником. У него же был хлеб прекрасный, мясо, вино, масла, мед, фиги, виноград, рыба и овощи день каждый, а сверх того большой букет цветов Его величества выданный ему из храма бога Себека, господина Сильсилэ, собираемый ежедневно; сверх того 6 мешков зерна из закромов для носителей штандартов его армии».

Спрашивается, когда же тут за девчонками волочиться?

Но Бентрешит поразила царя в самое сердце. Высокая, стройная, с гордым, даже немного дерзким взглядом прекрасных карих глаз. Ее черные волосы были чернее мрака ночи и волной ниспадали на смуглые плечи, прикрывая восхитительные полные груди. Уста, сладкие, словно виноград и финики, прикрывали два ряда белоснежных зубов, выровненных лучше, чем зерна.

Улучив удобный момент, Сети, лично пожелавший участвовать во втором дне представлений и надевший личину Анубиса (это чтобы быть поближе к Исиде, своей «приемной матери»), договорился с девушкой о свидании. Смущенно окинув взором могучую, высотой почти в четыре локтя фигуру повелителя, на целых полторы головы возвышавшуюся над толпой, нежная Исида легонько кивнула головой в знак согласия.

– Прекрасный юноша, – звучал мелодичный голосок жрицы, – приди в дом свой. Давно, давно не видели мы тебя. О, прекрасный, играющий на систре, приди в дом свой, оплаканный нами, когда ты был вдали от нас.

Она обращалась к мертвому Осирису, но фараону казалось, что слова эти предназначены ему. Столько в них было властного призыва, мольбы о ласке, нежности.

Поздним вечером царь и жрица встретились в храмовом саду.

Бентрешит, так звали девушку, родилась в бедной семье и была отправлена в северный абидосский храм (строительство храма Менмаатра тогда только начиналось). Ей дали воспитание, приличествующее «хенеретет» – жрице. Два года назад, когда девушке исполнилось двенадцать лет, ее призвал к себе верховный жрец Иунмутеф и спросил: хочет ли она отправиться в мир и выйти замуж или желает остаться в храме. Не знакомая с большим миром, который пугал молодую послушницу, Бентрешит выбрала второе. Она была посвящена в жрицы Исиды и дала обет девственности.

Государь тогда глубоко задумался. Стоит ли посягать на то, что по праву принадлежит богу? Он, конечно, тоже живое божество, сын Амона-Ра и все такое. Однако вступать в соперничество с богами небесными небезопасно даже для фараона. Память об ужасной участи безбожного фараона Аменхотепа, назвавшегося Эхнатоном, и его наследников еще была свежа в Та-Мери. Сети не хотел, чтобы после смерти его телу было отказано в официальном погребении, и имя Менмаатра стерли со всего того, где оно было начертано. Тогда его душе Ка никогда более не удастся воплотиться.

И еще жрецы. Они ревниво оберегают традиции, освященные веками. Как они воспримут проступок того, кто сам должен быть хранителем и воплощением Закона?

Но страсть затуманила рассудок.

Он был сам не свой и просто не соображал, что делает, когда нарушил девство Бентрешит. Правда, девушка по своей воле пошла на этот шаг. Она призналась царю, что по уши влюбилась в него еще несколько лет назад, во время очередного визита Сети в Абидос. Возможно, ее решение посвятить себя служению богам было, как раз, и вызвано сознанием безнадежности мечтаний быть рядом с любимым мужчиной.

– Грех на мне! – сказала она царю. – Ты ни в чем не виноват перед богами!

И разрыдалась.

Девушка плакала у него на плече, а Гор, Обе Владычицы, Золотой Гор, Владыка Обеих Земель, Сын Амона-Ра Сети Мернептах Менмаатра чувствовал неимоверную легкость в душе. Такого ему не доводилось испытывать уже давно. С тех самых пор, когда он впервые прижал к груди жалкий орущий комочек, который был его первенцем, ныне наследником престола Рамсесом. Владыка вновь стал ответственным за чью-то конкретную жизнь и счастье, а не просто повелителем судеб целого народа. Народ – это как-то слишком много, неопределенно и размыто. А вот это теплое, нежное, мягкое, уютно уткнувшееся носом ему в подмышку…

Их безмятежное счастье длилось целый год. До той самой поры, когда Анубис или какой там еще завистливый бог подсказал владыке мысль восстановить древнее святилище Осирион, по преданию, возведенное на том самом месте, где Исида нашла голову божественного супруга.

Храм, обследованный Сети, находился в плачевном состоянии. Он почти полностью обветшал. Некогда мощные каменные стены покрылись трещинами. Хотя рельефы, вырезанные древними мастерами, еще кое-где сохранились. Нужно было приложить немало усилий, чтоб воссоздать святыню, достойную быть центром паломничества роме.

Государь приказал скопировать для себя все надписи. Запершись в «Доме Жизни» – книгохранилище абидосского храма Анубиса Хентиаменти, он, иногда с Иунмутефом, реже с Бентрешит, а чаще всего в одиночку разбирал древние писания, начертанные предками более тысячи лет назад.

Выяснилось, что сооружение храма началось еще при царе Шепсескафе, и закончено было при его преемниках Усеркафе и Сахура.

– Какие имена! – восторгался Сети, обращаясь к Бентрешит. – Ты только представь! Внуки строителя Великой пирамиды. Возможно, они сами были здесь. Вместе с царицей Хенткавес, дочерью мудреца Джедефхора!

Сети радовался, словно малое дитя, получившее новую игрушку. Он вообще трепетно относился к истории своего государства, много сил отдавая восстановлению древних памятников. Держава без прошлого – это слабая держава.

Особенно заинтересовала владыку история камня Бен-Бен, записанная на южной стене Осириона. От имени царя Усеркафа повествовалось о том, как безбожный чародей Хуфу похитил святыню, и как разгневалась на него за это птица Бену, прилетевшая в Иуну на великий праздник в ее честь. Народ взбунтовался. Были осквернены горизонты правогласных владык на плато Расетау. Он, Усеркаф, умилостивил гнев богов, найдя Бен-Бен и сделав его центром поклонения в новом храме в честь Ра, построенном фараоном по велению Светлого отца, владыки Сахебу.