Похищение чародея - Булычев Кир - Страница 11

– Коллеги, – заглянул в большую комнату Жюль. – Продолжение следует. У нас еще полчаса. А там кто-то приехал.

13

Шар был включен и смотрел на рыцарский лагерь в тринадцатом веке. Вечерело. На фоне светлого неба лес почернел, а закатные лучи солнца, нависшего над крепостной стеной, высвечивали на этом темном занавесе процессию, выползающую на берег.

Впереди ехали верхами несколько рыцарей в белых и красных плащах, два монаха в черных, подоткнутых за пояс рясах, за ними восемь усталых носильщиков несли крытые носилки. Затем показались пехотинцы и наконец странное сооружение: шестерка быков тащила деревянную платформу, на которой было укреплено нечто вроде столовой ложки для великана.

– Что это? – спросила Анна.

– Катапульта, – сказал Кин.

– А кто в носилках?

В полутьме было видно, как Жюль пожал плечами.

Носильщики с облегчением опустили свою ношу на пригорке, и вокруг сразу замельтешили люди.

Крепкие пальцы схватились изнутри за края полога, резко раздвинули его, и на землю выскочил грузный пожилой мужчина в сиреневой рясе и в маленькой черной шапочке. На груди у него блестел большой серебряный крест. Коротко постриженная черная борода окаймляла краснощекое круглое лицо. Рыцари окружили этого мужчину и повели к шатру.

– Подозреваю, – сказал Кин, – что к нам пожаловал его преосвященство епископ Риги Альберт. Большая честь.

– Это начальник меченосцев? – спросила Анна.

– Формально – нет. На самом деле – правитель немецкой Прибалтики. Значит, к штурму Замошья орден относится серьезно.

Епископ задержался на склоне, приставил ладонь лопаткой к глазам и оглядел город. Рыцари объясняли что-то владыке. Носильщики уселись на траву.

Ратники перехватили быков и погнали платформу с катапультой к мосту через ручей. Из шатра, у которого остановился епископ, вышел хозяин, рыцарь, чуть не убивший рыжего красавца. За ним один из приближенных епископа в черной сутане. Ратники подвели коня.

– Стяг не забудьте, брат Фридрих, – сказал монах.

– Брат Теодор возьмет, – сказал рыцарь.

Ратник помог рыцарю взобраться в седло с высокой передней лукой. Левая рука рыцаря двигалась неловко, словно протез. На правой перчатка была кольчужная, на левой железная.

– Погодите! – крикнула Анна. – Он же разговаривает!

Кин улыбнулся.

– Он по-русски разговаривает?

– Нет, по-немецки. Мы же не слышим. Тут иной принцип. Знаете, что бывают глухонемые, которые могут по губам угадать, о чем говорит человек?

– Знаю.

– Наша приставка читает движение губ. И переводит.

У моста через ручей к рыцарю присоединился второй молодой божий дворянин в красном плаще с длинным раздвоенным на конце вымпелом, прикрепленным к древку копья. Вымпел был белым, на нем изображение двух красных башен с воротами.

Рыцари поднялись по склону к городу, придержали коней у рва. Молодой меченосец поднял оправленный в серебро рог.

Крепость молчала. Анна сказала:

– Не люблю многосерийные постановки, всегда время тянут.

– Сделайте пока нам кофе, – сказал Жюль. – Пожалуйста.

Анна не успела ответить, как ворота приоткрылись, выпустив из крепости двух всадников. Впереди ехал князь в синем плаще с золотой каймой. За ним ятвяг в черной одежде и красном колпаке. В щели ворот были видны стражники. Рыцарь Фридрих, приветствуя князя, поднял руку в кольчужной перчатке. Князь потянул за уздцы, конь поднял голову и стал мелко перебирать ногами. Шар метнулся вниз – Кин хотел слышать, о чем пойдет речь.

– Ландмейстер Фридрих фон Кокенгаузен приветствует тебя, – сказал рыцарь.

– На каком языке они говорят? – тихо спросила Анна.

Жюль взглянул на табло, по которому бежали искры.

– Латынь, – сказал он.

– Здравствуй, рыцарь, – ответил князь.

Черный ятвяг легонько задел своего коня нагайкой между ушей, и тот закрутился на месте, взрывая копытами зеленую траву. Рука молодого трубача опустилась на прямую рукоять меча.

– Его преосвященство епископ Рижский и ливонский Альберт шлет отеческое благословение князю Замошья и выражает печаль. Плохие советники нарушили мир между ним и его сюзереном. Епископ сам изволил прибыть сюда, чтобы передать свое отеческое послание. Соблаговолите принять, – сказал рыцарь.

Молодой рыцарь Теодор протянул свернутую трубкой грамоту, к ленте которой была прикреплена большая сургучная печать. Фридрих фон Кокенгаузен принял грамоту и протянул ее русскому.

– Я передам, – сказал русский. – Что еще?

– Все в письме, – сказал рыцарь.

Ятвяг крутился на своем коне, словно дразнил рыцарей, но те стояли недвижно, игнорируя легкого, злого всадника.

Анна поняла, что человек в синем плаще – не князь города. Иначе кому он передаст грамоту?

– Я слышал, что ты живешь здесь, – сказал ландмейстер.

– Третий год, – сказал русский.

– Мне жаль, что обстоятельства сделали нас врагами.

– Нет разума в войне, – сказал русский.

– Мне недостает бесед с вами, мой друг, – сказал рыцарь.

– Спасибо, – ответил русский. – Это было давно. Мне некогда сейчас думать об этом. Я должен защищать наш город. Князь – мой брат. Как твоя рука?

– Спасибо, ты чародей, мой друг.

Маленькая группа людей разделилась – русские повернули к воротам, раскрывшимся навстречу, немцы поскакали вниз, к ручью.

14

Шар пролетел сквозь крепостную стену, и Анна впервые увидела город Замошье изнутри.

За воротами оказалась небольшая пыльная площадь, на которой толпился парод. Забор и слепые стены тесно стоявших домов стискивали ее со всех сторон. Узкая улица тянулась к белокаменному собору. В первое мгновение Анне показалось, что люди ждут послов, но на самом деле возвращение всадников прошло незамеченным. Часовые еще запирали ворота громадными засовами, а ятвяг, подняв нагайку, бросил коня вперед, к собору, за ним, задумавшись, следовал человек в синем плаще.

У стен домов и в щели между городским валом и строениями были втиснуты временные жилища беженцев, скрывшихся из соседних деревень и посадов в городе на время осады. Рогожки – примитивные навесы – свисали с палок. Под ними ползали ребятишки, варилась пища, спали, ели, разговаривали люди. И от этого дополнительного скопления людей улица, которой скакали послы, казалась длиннее, чем была на самом деле. Она завершилась другой площадью, отделенной от задней стены крепости большим двухэтажным теремом, который соединялся с собором галереей. Собор еще не успели достроить – рядом в пыли и на зелени подорожника лежали белые плиты. Дальняя стена собора была еще в лесах, а на куполе, держась за веревку, колотил молотком кровельщик, прилаживая свинцовый лист. И вроде бы ему дела не было до боев, штурмов, осад.

У длинной коновязи был колодец, из которого два мужика таскали бадьей воду и переливали ее в бочки, стоявшие рядом.

Послы оставили коней у коновязи.

На высоком крыльце терема стояли два ятвяга, дремал под навесом мальчишка в серой рубахе. Уже смеркалось, и длинные сиреневые тени застелили почти всю площадь.

Послы быстро поднялись по лестнице на крыльцо и скрылись в низкой двери терема. Шар пролетел за ними темным коридором. Анна увидела в темноте, изредка разрываемой мерцанием лучины или вечерним светом из открытой двери перед залом, куда вошли послы, сидящих в ряд монахов в высоких кукелях с белыми крестами, в черных рясах. Лишь лица желтели под лампадами – над ними был киот с темными ликами византийских икон.

Рыжий красавец в белой рубахе, вышитой по вороту красным узором, сидел за длинным столом. В углу, на лавке, устроился, свесив не достающие до земли короткие кривые ноги, шут.

Ятвяг остановился у двери. Посол прошел прямо к столу, остановился рядом с князем.

– Чего он звал? – спросил князь. – Чего хотел?

– Скорбит, – усмехнулся посол. – Просит верности.