Черный завет - Булгакова Ирина - Страница 3

Мать коротко взвыла и тут же взяла себя в руки.

Уже на ходу, приспосабливаясь к новым ощущениям – мать заставила ее одеться, и кожаные штаны, в отличие от льняной рубахи неприятно сковывали движения, Доната слышала, как мать бормочет себе под нос: «молоденький совсем мальчик… проще убить его, глядишь, когда еще нашли бы… стара стала, стара».

Поначалу двигались скоро. Доната легко перебиралась через поваленные бурей деревья, помогая матери преодолевать очередное препятствие. Та злилась, но помощь принимала. Идти ей было тяжело. Только сейчас Доната обратила внимание, как внезапно постарела мать. Как выжелтилась сухая кожа, как заметна стала сеть глубоких морщин, что заботливо окружила огромные глаза, не оставив без внимания даже крохотный участок кожи. Время от времени мать открывала рот, кончиком языка ловя порывы прохладного освежающего ветра.

Лес постепенно менялся. Огромные ели с густым подлеском уступили место березам да кленам. Трава стала ниже, и вполне угадывалась земля в зарослях невысоких, покрытых крупными ягодами, кустов багрянника. Гелион следовал за ними по пятам, расцвечивая яркими красками сочные стебли травы, молодые, пробивающиеся к свету деревца. Деревья то и дело расступались, и Доната, не скрывая удовольствия, пересекала уютные поляны, где густым ковром стелились низкорослые кусты кукушкиных слезок.

Все происходящее казалось сном, который не портила даже парочка лесных шакалов, следовавших по пятам. Ближе к ночи они обнаглели, и матери пришлось угрожающе рыкнуть, чтобы заставить их отступить, трусливо поджав хвосты.

– Это отпугнет их ненадолго, – мать задыхалась от быстрой ходьбы.

Она остановилась и затравленно огляделась по сторонам, словно ожидая, что оставленная за много верст избушка вдруг чудесным образом окажется рядом. Но вокруг был тонкоствольный лес, настороженно прислушивающийся к ее словам.

– Нам бы до реки дойти, – снова заговорила мать, – что течет с гор. Там места безлюдные. Может, удастся спрятаться. Конечно, они выйдут на охоту с собаками. Да если бы только с собаками… Они наверняка обратятся к знахарке. Та пустит по нашему следу Лесника. Вот от кого не спрячешься. Не скроешься. Нам бы до реки дойти…

Доната не хотела лишний раз утруждать мать. Ее затрудненное, хриплое дыхание заставляло сердце сжиматься от жалости. Но все-таки не удержалась от вопроса.

– Кто такой Лесник, мама?

– Лесной дух, – мать опять огляделась по сторонам. – Не приведи Свет увидеть, не к ночи будет помянут… Нам бы до реки дойти…

– А… он?

– Там он не властен. Там с давних времен руины старинного города. Говорят, когда-то там жили колдуны. Да мне и говорить не надо, я сама знаю. Там столько всего намешано, не достанет нас Лесник, не к ночи будет помянут…

До Донаты с опозданием дошло, что мать смертельно устала, и использует свой монолог, как передышку. Но скоро у нее не осталось сил и на то, чтобы произносить слова. Губы ее шевелились, лихорадочно блестевшие глаза перебегали с лица Донаты на поваленное дерево, перегородившее поляну, и обратно.

– Мама, – тихо сказала Доната. – Мы должны отдохнуть. Скоро ночь. Я разведу огонь…

– Нет, – на последнем дыхании шепнула мать и тяжело опустилась в траву. – Нельзя. Воды. Я чую.

Она махнула рукой в сторону густого подлеска.

Ночь опустилась сразу. От роскошной поляны, от молодых деревьев, от цветов, что покрывали низкорослые кусты, осталось лишь воспоминание. Спустя некоторое время на небосклоне засияли первые звезды, и появилась благодушная Селия.

Вместе со звездами появились шакалы. Сколько их, Доната не смогла бы с уверенностью сказать: мать запретила разводить огонь.

– С шакалами я как-нибудь справлюсь. Если что – вон палка подходящая, бери ее, и бей по хребту со всей силы, как учила, – мать отпила из глиняной фляги воды, достала из котомки кусок хлеба, который пекла из размолотых в муку зерен дикой кукурузы. Она заметно бодрилась, но именно эта показная бодрость заставила Донату утвердиться в мысли, насколько матери тяжело, и долгожданный отдых не принес ей покоя. – Ты забыла дочка, я отлично вижу в темноте.

Доната в темноте мало что видела, но улыбку матери скорее почувствовала.

За ближайшим деревом надсадно тявкнул шакал. Почуяв опасность, мать напряглась. Доната уловила движение: мать ночной тенью метнулась туда, к поваленному дереву. Ветер прошелся по поляне, протяжно заскрипели деревья. Отчаянный вой острым ножом вспорол тишину.

Любопытная Селия поднялась над лесом. В тот же момент Доната услышала за спиной шорох. Она вскочила, сжимая в руках толстую сучковатую палку. И это спасло ей жизнь. Буквально в нескольких шагах перед собой она увидела два блеснувших в темноте глаза и тяжело, с замахом ударила палкой прямо по горящим глазам. Ненависть придала ей сил. Удар получился именно таким, на какой она рассчитывала. С противным хрустом, от которого у Донаты мороз прошел по коже, треснула лобная кость. Жалобный визг, сменившийся предсмертным хрипом, заглушил иные звуки.

Не зная, с какой стороны ожидать нападения, Доната озиралась по сторонам. В просветах между деревьями виднелось звездное небо. Кажется, наверное, но две звезды определенно больше других. Больше и ярче. И надвигаются так стремительно…

Точно. И, уже занося руку для удара, она поняла – с этим зверем справиться будет сложнее. Шакал на лету ухватился зубами за конец палки, будто собака, приученная к игре. На счастье, палка оказалась ему не по зубам. С громким щелчком пасть захлопнулась. Шакал не удержался на лапах, и его повело в сторону. Этого момента хватило, чтобы сбоку нанести ему удар куда придется. Пришлось по голове. Но силы не хватило, чтобы свалить зверя с ног. Он завалился набок и тут же вскочил. Доната подняла палку, намереваясь на этот раз ударить со всей силы, на которую была способна, справедливо рассчитав, что вряд ли шакал даст ей в следующий раз примериться точнее. Палка опустилась на шакалий хребет. Только чуть опоздала: не имея возможности добраться до ее горла, зверь сомкнул челюсти на ее ноге. Вот тут на него и обрушился удар. Хребет прогнулся, как молодое деревце. Шакал разжал зубы. В предсмертной судороге он еще пытался достать ее снова, но Доната, войдя в настоящий раж, била и била его по спине, пока он не затих.

Когда с ним было покончено, она отскочила к ближайшему дереву и застыла, настороженно всматриваясь в темноту. Но красных глаз больше не было видно. От неизвестности сердце учащенно билось. После недавней победы хотелось наносить удары врагам, слышать предсмертный вой и драться, драться.

Совсем рядом, в темноте, недоступной свету Селии, шла настоящая борьба. Грозно рычала мать, визжали шакалы, с шумом ломались ветви деревьев. И снова выли шакалы.

Не имея возможности помочь матери, Доната, тяжело дыша, сжимала в руках тяжелую палку и ждала. Звуки борьбы отдалялись от поляны. Мать уводила опасность в лес, подальше от дочери. Как раньше уводила подальше от дома.

Доната коротко всхлипнула и прокусила губу до крови: всем сердцем она хотела быть рядом с матерью, но вдруг Селия закрылась облаком и стало так темно, что она, как ни старалась, не могла разглядеть и собственной руки, поднесенной к лицу.

Слава Свету, все закончилось быстрее, чем она ожидала. Пришедшая на смену шуму тишина неприятно действовала на обострившийся слух. Некоторое время Доната стояла, выискивая подвох в безмолвье леса, но было тихо.

– Мама, – тихо позвала она. Но тишина не делала поблажек.

Двигаясь по памяти, Доната нащупала котомку матери и выудила оттуда огниво и кресало. Пучок сухой травы занялся быстро, но также быстро и отгорел. Кратковременный свет выхватил из темноты окровавленный труп шакала с разбитым черепом, ближайшие кусты, еще один растерзанный труп с обломками костей, торчащими из грудины.

Следующий пучок травы, связанный крепко и на совесть, принес больше пользы. По крайней мере, Доната не наступила в лужу крови, натекшей из разорванного шакальего горла.