Черная вдова. Ученица Аль Капоне - Крамер Марина - Страница 26

– Да хватит Ваньку валять, Марина Викторовна! А то вы не понимаете, куда! – огрызнулся Волк. – На шашлык Мастиф пригласил. Догадались теперь или дальше рассказать? Мой совет, пока время есть, до анестезии напейтесь, иначе сойдете с ума.

– Саня, останови! Я выхожу! – приказала она, холодея от ужаса. Но Волк покачал головой:

– Без вас не начнут, привезут силой, если я не привезу. Не делайте Черепу хуже, Марина Викторовна!

Она отвинтила крышку фляги, судорожно сделала первый глоток. Дальше все было проще, а в сочетании с сигаретами и вовсе… Знала Коваль про эти «шашлыки», Олег рассказывал, а теперь вот и его на «шампур». А там, кто знает, может, и ее тоже… Но сначала она отомстит Мастифу.

На огромной поляне в лесу, не смотря на позднее время, было светло от включенных фар и многолюдно, все напоминало пикник – костер, мангал, запах мяса, пацаны пьют пиво, базарят, смеются, Мастиф в шезлонге попивает красное вино. Как кровь…

Марина слегка качнулась – дала себя знать почти пол-литровая фляжка. Мастиф поманил к себе:

– Здравствуй, красавица! Где задержалась? – и, унюхав свежачок, поморщился: – Волк, когда она так надраться успела? Разит, как от бомжихи!

Волк пожал плечами, бросив на хозяйку умоляющий взгляд, но, как известно, русские своих не сдают, и она ободряюще кивнула: мол, вали на меня.

– Не знаю, Мастиф, я ж в спальню не захожу. Может, там что-то было.

– А должен был и в душ еще заглянуть, – наставительно сказал старик. – Заодно, глядишь, может, и обломилось бы чего, как Черепу вон. Она любит с охраной трахаться! – поддел он и Марину – не забыл, еще бы!

– Да пошел ты, – пробормотала Коваль так тихо, что и сама еле разобрала.

– Что-то нет желающих оказаться на теперешнем месте Черепа! – заржал подошедший с шампурами в руке Кореец. – Шашлычок, Марина Викторовна, пока не началось? – с издевкой предложил он и получил от нее пинок в голень. – Босс, я ее грохну когда-нибудь! – заблажил урод, потирая ушибленное место.

– Я тебе так потом грохну, грохать нечем станет! – пообещал Мастиф. – Ладно, хватит песен! Что, дорогая, не хочешь напоследок парня загасить, чтоб счастливым помирал и не о смерти думал, а о сиськах твоих сладких?

– Мастиф, не надо! – взмолилась Коваль. – Он ни при чем, это же я к нему поехала, я прошу тебя, не надо! Я буду делать все, что ты скажешь, только отпусти его! – Она прижалась губами к старческой руке в пигментных пятнах, но он отдернул руку, натягивая на нее перчатку:

– Значит, не хочешь трахаться? Так, парни, сценарий меняется, дама передумала! Давайте Черепа сюда! А ты глаза не закрывай, все равно заставлю смотреть, ты меня знаешь!

Смотреть… Это самая страшная пытка на свете – смотреть, как умирает твой близкий человек и не иметь возможности помочь. Марина просила у Бога только одного – чтобы Олег не мучился долго, чтобы умер сразу… Но, зная Корейца, понимала, что и Бог бессилен здесь.

Олег тем временем уже стоял на коленях прямо перед ней, изуродованный почти до неузнаваемости, со слипшимися от крови волосами. Только взгляд еще был осмысленным, устремленным на нее.

– Олег, – прошептала она, глотая слезы. – Прости меня, Олег…

– Череп, я предложил ей отлюбить тебя на дорожку, но она, прикинь, отказалась! – притворно вздохнул Мастиф. – Говорил я тебе, сынок, что бабы все шлюхи, и Коваль твоя не исключение!

– Пошел ты, папаша! – сплюнул окровавленными губами Олег – А Коваль не баба, и оставь ее в покое!

– Очень благородно! А кто ж она, святая?

– Для меня – да, – произнес Олег.

– Ну, молись тогда своей святой! Начинай, Кореец!

Марина повалилась на землю, когда Кореец бейсбольной битой ударил Олега по шее, ломая позвонки, но ее поднял Гетман, молодой, но резвый пацан из розановских.

– Куда собралась? Еще только начали! – усмехнулся Мастиф.

Коваль из последних сил смотрела на человека, который за призрачное и сомнительное счастье обладать ею сейчас расплачивался собственной жизнью. Он уже не чувствовал сыплющихся со всех сторон ударов, просто не сводил с Марины глаз, но и ее видел вряд ли… Когда же его, еще живого, бросили прямо в центр горящего костра, в голове у Коваль словно граната разорвалась – в глазах потемнело, а потом наступили покой и тишина…

Видимо, прав оказался Волк, заставивший хозяйку напиться вдрызг. Это помогло ей сохранить рассудок. Хотя почти месяц она отлежала в модной частной клинике неврозов, не разговаривая и глядя все время в одну точку на персиково-бежевой стене палаты. Приезжал Мастиф, струхнувший не на шутку, сидел возле безучастной ко всему любимицы, бормотал что-то. Но она не вслушивалась, не придавала значения его словам, ей было безразлично, о чем и о ком они.

Однажды он вдруг явился не один, а с Малышом, что вывело Марину из ступора, в котором она пребывала. Красивое лицо Егора выглядело озабоченным, глаза смотрели на нее с какой-то трогательной нежностью. Он взял ее руку в свои, прижался к ней губами, а потом бросил Мастифу:

– Выйди, мне надо поговорить с ней!

И старый лис подчинился.

Коваль совершенно не хотелось общаться. Да и о чем говорить с человеком, считающим ее подстилкой? Но Малыш, подсев поближе, начал нести какую-то чушь про то, как был неправ, как сожалеет, ну, и все такое из той же оперы.

– Прекратите, Егор Сергеевич, – попросила она, отняв руку. – Вы были вправе сказать то, что сказали. Зачем этот цирк? И уходите, мне неприятно, что я лежу перед вами в таком виде.

– Я понимаю, вы обижены на меня, Марина Викторовна. Я вел себя по-хамски. Но нам предстоит много общаться в связи с этим вашим проектом, хотелось бы восстановить нормальные отношения.

«Ну, конечно, отношения, а как же! Скажи уж честно, что надеешься еще не раз встретиться со мной в горизонтальной плоскости, и нечего тут Версаль разводить! Вот так прямо честно возьми и скажи: мол, Коваль, хочу трахнуть тебя, и все! А то распелся, как соловей – ах, отношения, ах, совместная работа, ах, был неправ! Идиотизм какой-то…»

Разумеется, весь этот монолог так и остался у Марины в голове, не став достоянием общественности. Но тут ее как током ударило: так вот он, способ отомстить Мастифу за Олега! Этот чертов проект, которым старикан просто бредит! И не придется Мастифу стоять на крыльце в день открытия и принимать поздравления, не будет у него такой возможности. Спасибо Малышу – это его появление в палате вернуло Коваль к жизни и дало ей новую цель.

Но, как ни жестоко это звучало, ее горе по поводу гибели Олега было все же не сравнимо с тем, что она пережила после смерти Федора… Непонятно, почему, но тогда казалось, что жизнь кончилась, а теперь в Марине что-то клокотало, переворачивалось, требуя выхода. Это «что-то» называется Месть…

Вечером же Коваль и ушла из клиники, несмотря на гневные вопли врачей. Все, нет времени разлеживаться. Мастиф был удивлен переменой в ее поведении: она ни словом не упрекнула его за смерть Олега, ни разу не заговорила об этом, улыбалась, не грубила, вообще было в ее поведении что-то не то.

Марина с утроенной энергией взялась за контроль над проектом, торчала на объекте до ночи, изводя охрану. Малыш тоже приезжал, все намекал то на ужин, то на совместный обед, но она делала вид, что не понимает. Его глаза вспыхивали от ярости – не привык, видно, чтобы его обламывали, однако держался корректно. Самой же Коваль эти отказы давались едва ли не тяжелее, чем ему – она хотела его, как кошка, но пока было рано ставить его в известность об это факте. Развязался этот узел в августе, на ужине у Мастифа, куда старый лис пригласил всех, кто был связан с проектом «Веселый берег».

Марина специально опоздала на полчаса, чтобы позлить Мастифа – просто захотелось ей его позлить. Как обычно, кроме нее, женщин не было, поэтому ее появление в коротком черно-белом платье с глубоким декольте, недвусмысленно обтягивающем фигуру, вызвало небольшой переполох. Мастиф кивнул, приглашая сесть рядом, но Марина выбрала место напротив Малыша, обольстительно ему улыбнувшись.