Подлодка [Лодка] - Буххайм Лотар-Гюнтер - Страница 55

Лодка как будто не по воде плывет, а скользит по тонкой пленке, отделяющей глубины от небес — бездна наверху, бездна внизу; и в обеих скрывается несчетное множество темных преданий. Мысли растекаются — путаные, они не в силах сконцентрироваться на одном предмете: Мы спасены. Путники, нашедшие дорогу домой, вернувшиеся с пути, ведущего в Аид. [53]

— Все равно хорошо, что у этого пруда есть глубина! — произносит командир у меня за спиной.

Я сижу за столом. Завтракаем. Из каюты долетают фрагменты разговора. Судя по голосу, это Йоганн. Похоже, он дошел до середины истории:

— …единственное, что там оказалось — это кухонная плита. Боже мой, ну и переполоху было! Ничего нельзя было достать. Даже знаки различия подводника на моем кителе не помогли. Слава богу, хоть с кухонным шкафом не было проблем. Мой шурин служит тюремным надзирателем. Там ему и сделали шкаф… Само собой, детской коляски тоже нет! Я тут же заявил Гертруде: «Неужели ты в наше время не сможешь обойтись без коляски? Негритянки всюду таскают с собой детей, примотав их себе платками!» Нам не хватает торшера, чтобы обставить нашу маленькую гостиную. Но на него и старик может раскошелиться… Гертруда уже раздалась, как дом. Шесть месяцев, как-никак! Хотел бы я знать, сможем ли мы въехать в наш собственный дом, когда настанет время… Нет — никаких ковров — да и кому они нужны? К тому же их можно заполучить только по наследству. Ковры может взять на себя другой мой шурин, он декоратор. Сам он предпочитает называть себя — художник по интерьерам. Как я всегда говорю: «Если только дом еще стоит!» Они делают по восемь налетов в неделю!

— Ладно, еще один поход, а потом — на учебные курсы, — говорит кто-то успокаивающим тоном. Это боцман.

— Мы покрасим стол белой краской и спрячем газометр в аккуратный небольшой ящичек.

— Докеры сделают его тебе. Ты запросто сможешь вынести его. В конце концов, это не самая громоздкая вещь на земле, — это, должно быть, штурман.

— На твоем месте я заставил бы их сделать сразу и детскую коляску — у них есть для этого все необходимое, — подначивает его боцман.

— Спасибо за совет. Я подумаю об этом, если мне потребуется пуленепробиваемая.

Последнее слово осталось все-таки за ним. Но он на этом не успокаивается:

— А еще не знают, куда складировать избыток провизии. Почему бы не раздать всем по паре банок? Думаю, Гертруда нашла бы им лучшее применение.

Следующим утром, около девяти часов, мы натолкнулись на многочисленные остатки кораблекрушения. Одна из наших лодок, очевидно, смогла нанести урон конвою. На волнах, расходящихся в стороны от нашего носа, качаются доски, сплошь покрытые нефтью. Вместе с ними подпрыгивает надувная лодка. В ней сидит человек. Кажется, что он с удобством устроился в кресле-качалке. Его ноги свесились за выпуклый борт, почти касаясь воды. Руки подняты, как будто он читает газету. Странно лишь, что они такие короткие. Когда мы подходим ближе, я вижу, что у него нет обеих рук. Он протягивает нам обугленные культи. Его лицо превратилось в обгоревшую маску с двумя рядами белеющих зубов. На мгновение складывается впечатление, что на его голову натянут черный чулок.

— Мертвый! — замечает штурман. Впрочем, он мог бы и не говорить этого.

Резиновая лодка со своим трупом быстро скользит мимо нас назад и бешено пляшет на нашей кильватерной волне. Кажется, «читателю» нравиться укачиваться в лодочке, как в уютной колыбели.

Никто не решается первым нарушить тишину. Наконец, штурман произносит:

— Но это был гражданский моряк. Ума не приложу, где он раздобыл надувную лодку. У них на транспортах обычно спасательные плоты. Резиновая лодка — это любопытно. Прямо как на боевых кораблях.

Хорошо, что его замечание на техническую тему отвлекло нас. Старик доволен, что можно переключиться на обсуждение этой загадки. Они со штурманом довольно долго дискутируют на тему, находятся ли на борту торговых судов военные моряки. «А кто же еще стоит у их орудий?»

Обломки крушения все никак не кончаются. Затонувший пароход оставил после себя заметный след: черные пятна мазута, ящики, расколотые шлюпки, обугленные останки плотов, спасательные жилеты, целые палубные надстройки. Среди них встретились три или четыре утопленника, висящие в своих жилетах лицами вниз, с головами, погруженными в воду. Дальше — больше: целое поле плавающих трупов, большинство — без жилетов, лица — в воде, многие тела изуродованы.

Штурман слишком поздно заметил покойников среди обломков, и теперь у нас нет времени на смену курса.

В голосе Старика слышатся металлические нотки, он велит ускорить ход. Мы пробиваем себе дорогу сквозь рассеянные повсюду части человеческих тел, которые наш нос, подобно снегоочистителю, раскидывает в обе стороны. Старик смотрит вдаль прямо по курсу. Штурман обозревает свой сектор.

Я замечаю, как наблюдатель с правого борта проглатывает комок в горле, когда мимо него на бревне, покрытом белыми полосами, проплывает труп, свесив голову в воду.

Интересно, где он нашел такое бревно?

— Вон там — спасательный круг! — объявляет Старик внезапно охрипшим голосом.

Он живо отдает необходимую последовательность команд машинному отделению и рулевому, и лодка плавно поворачивает в сторону красно-белого спасательного круга, который время от времени на считанные мгновения становится виден среди волн.

Командир поворачивается к штурману и нарочито громко сообщает:

— Я подойду к нему левым бортом. Действуйте, Первый номер!

Я неотрывно смотрю на пляшущий на волнах круг. Он быстро растет по мере приближения.

На мостике появляется запыхавшийся боцман. Он карабкается вниз по железным ступеням сбоку башни. В одной руке он держит маленький крюк наподобие абордажного.

Хотя всем ясно, что задумал Старик, он объявляет:

— Интересно узнать название судна.

Штурман забрался так высоко, насколько смог, и высунулся как можно дальше, чтобы иметь возможность охватить взглядом всю лодку для более точного маневрирования.

— Левый дизель — малый вперед! Правый дизель — полный вперед! Право руля до упора!

Рулевой в башне подтверждает полученные команды. Спасательный круг временами исчезает из нашего поля зрения в ложбинах между волнами. Мы напрягаем все внимание, чтобы не потерять его из виду.

Штурман остановил левый двигатель, а правый перевел на малый вперед. Я еще раз убеждаюсь, что в бурном море подводная лодка утрачивает свою замечательную в прочих случаях маневренность. При таком вытянутом в длину корпусе оба винта оказываются расположены слишком близко друг к другу.

Куда подевался спасательный круг? Что, черт побери, с ним случилось? Он должен был оказаться у нас на левом траверсе… Слава богу, вон он.

— Пятнадцать градусов по левому борту, руль — сто градусов, обе машины — малый вперед!

Лодка медленно поворачивается в направлении спасательного круга. Штурман ставит рули прямо, и лодка движется прямо на нашу цель. Пока вроде все получается, как было задумано.

Боцман держит крюк в одной руке, а в другой — линь, свернутый наподобие лассо. Держась за леера, он осторожно пробирается на нос по скользким решеткам палубы. Круг уже поравнялся с нами. Проклятие: надпись, похоже, с другой стороны. Или, может, буквы смыло?

Постепенно он оказывается на расстоянии трех метров от лодки. Лучшего и представить нельзя. Боцман примеряется и забрасывает крюк. Железо шлепнулось в воду сбоку от спасательного круга. Мимо! Я не могу сдержать громкий стон, как будто целились в меня. Пока боцман сматывал конец, круг отнесло далеко к корме.

— Обе машины — стоп!

Черт возьми, и что теперь? Лодка, не желая замедлять ход, продолжает двигаться вперед по инерции. Мы не можем нажать на педаль тормоза, чтобы остановить ее.

Боцман бежит на корму, и снова повторяет попытку с юта [54], но на этот раз он слишком рано дергает за линь. Крюк падает в воду, не долетев до круга чуть более полуметра, и первый номер с отчаянием смотрит на нас с палубы.