Пришельцы - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 34

– Ходят, все-таки? – трубка в ладони неприятно отпотела. – И стреляют?

– Случается, стреляют…

– Почему скрыл? Почему не доложил сразу?

– Потому что еще не разобрался, чего покойники ходят, – был ответ.

– И по воде ходят?

– В последний раз по воде пришли…

Заремба, не выпуская трубки, перевесился через стол, наощупь отыскал мусорную корзину и сунул руку…

Корзина была пустой. Содержимое ее уже наверняка поедала машина для уничтожения секретных документов…

В тот же день он установил негласное наблюдение за Соломиной, и пара «топтунов», вооруженная техникой и радиосвязью, стала отслеживать каждый ее шаг, звонок по телефону, любую, даже случайную встречу. Воспользовавшись отсутствием хозяйки, оперативники вошли в квартиру и провели тщательный досмотр. Ничего особенного обнаружено не было, если не считать фирменного конверта частного сыскного бюро «Адам и Ева». Соломиной оттуда пришло какое-то письмо, однако найти его не удалось. Оперативники по своей инициативе провели небольшую операцию, в результате которой в их руках оказалась сумочка Соломиной, но и там письма не оказалось.

Пустой конверт «Адама и ЕВва они изъяли, и теперь он лежал на столе Зарембы под стеклом: следовало продолжить работу, установить для начала хотя бы местонахождение сыскного бюро – обратного адреса на конверте почему-то не было, – и попробовать пойти „обратным ходом“: выяснить, с какой целью Соломина обращалась в частный сыск. Однако в течение первых „горячих“ дней сделать это не удалось, а потом Заремба улетел в дальнюю командировку: в Охотском море отчего-то потонул сухогруз…

В третий раз скелеты наступали с озера, шагали по воде, аки по суху, разбивая сапогами серебристо-зеленую рябь. Кажется, их было больше, визг и ор звонко разносились по округе и вместе с ветром врывались сквозь дверь балкона в комнату. Мертвенный свет отражался в озере.

Устроить спектакль, театр теней с зеленой подсветкой, с чучелами, стреляющим оружием было сложно даже на земле. На воде же практически не реально, если не использовать киношную технику и трюки. Сознание отказывалось воспринимать это как действительность, однако незахороненные солдаты шли и требовали предать их останки земле.

Зрелище потрясало воображение, разум еще противился, однако был уже близок, чтобы принять все происходящее: закрадывалась мысль – возможно. Возможно! Ибо великий грех – бросить останки на растерзание зверю и птице, забыть о мертвых, презреть их смерть, оставить души на вечное блуждание…

– Снимай все, – справляясь с чувствами, приказал Георгий. – Больше крупного плана, детали… Чтобы не сойти с ума, в этот миг требовалось занятие, работа, отвлекающая разум. Татьяна снимала из-за его спины, а Поспелов стоял с ружьем наизготовку. Если на видеопленке окажется пустота, значит они оба медленно сходят с ума. Массовой галлюцинации не может быть слишком разная психика, жизненный опыт, мировосприятие.

Взирая на этот шабаш, на вопящие останки, Георгий непроизвольно загадал, точнее, поклялся: если и сегодня все обойдется, завтра же он поедет в Долину Смерти собирать и хоронить погибших солдат. Провались эта разведоцерация, пропавшие вертолеты, «новые русские», побывавшие в раю…

Мертвецы снова открыли огонь спелов не отвечал. – Снимай, Танюша, снимай! Он был уверен в собственной неуязвимости. Пустая эта стрельба оставалась бутафорской, и если даже предположить, что восстание мертвых возможно, то выстрел из прошлого никак не долетит в настоящее…

И неожиданно по лицу, по голому торсу ударило битым стеклом! По деревянной обшивке дома будто молотком застучали! Зацел рикошет, попадая в стальную решётку балкона.

Он отшвырнул Татьяну в распахнутый Дверной проем, сам метнулся в угол и открыл огонь. Наугад, в сторону пляшущих у стволов вспышек. Магазин опустел мгновенно.

Пригибаясь, Георгий сунулся к двери.

– Таня! Таня?! – Я здесь!

Ружье вылетело из рук – кажется, пуля попала в шейку приклада, ожгло пальцы. Он вкатился в комнату, Татьяна лежала на полу за стеной. Огонь смолк, но галочий гомон голосов все еще реял над озером и метались зеленые тени.

Они лежали минут десять, может, больше – время потеряло смысл, как и все другие привычные понятия. Можно было поднять голову, встать: судя по удаляющимся звукам, шабаш откатывался, покидал озеро, – но они не двигались, распластавшись, как убитые. Не было ни сил, ни желания, встать, как бывает, когда наконец поднимешься на высокую гору и рухнешь на ее вершине. Всё. Дальше идти некуда…

– Если они еще, – проговорила бесцветно Татьяна, – если еще раз придут я не выдержу.

Поспелов сел, прислонился спиной к стене. На озере все смолкло и зеленоватый отсвет на шторах угас, как зловещая заря.

– Мертвые не стреляют, – проговорил он. – Я это знаю.

– Все равно…

– Где камера?

– Улетела куда-то… Надо включить свет. Ты меня толкнул.

– Прости, – он встал, нашарил выключатель.

Камера валялась в дальнем углу. Стекло в балконной двери и три глазка в окне оказались простреленными. Следы от пуль на обоях напоминали засохших зимних мух.

– Пойдем смотреть пленку. Фильм ужасов.

– Не хочу…

Поспелов молча поставил ее на ноги, встряхнул.

– Ну?.. Ты же одну серию, самую первую, смотрела без меня. И ничего, выдержала.

– Тогда боевыми не стреляли.

– Но тогда у тебя и опыта не было. А теперь ты самый опытный боец в мире. Никто еще столько не воевал с покойниками.

– В меня первый раз… стреляли.

– Поздравляю с боевым крещением. Пойдем посмотрим, – Георгий повлек ее к двери. – Может, мы не только семейная пара фермеров. Еще пара чокнутых. Может, блазнятся нам скелеты.

Магнитофон проглотил кассету, включилась обратная перемотка.

– Не буду смотреть, – запротестовала Татьяна. – Лучше принесу водки.

Она схитрила и специально задержалась на кухне. Потом прошла по комнатам и везде включила свет.

Съемка оказалась мутной – не хватало освещения, – изображение расплывчатым, смазанным, однако на крупном плане отчетливо виделись детали: кости, будто связанные проволокой, лохмотья одежды – шинели, гимнастерки и даже нижнее белье.