Этим займется ОСС 117 - Брюс Жан - Страница 7

– Wie heisst du?

– Rudolf[4].

Все было сказано. Ханно Гугенбергер пожал руку Юберу, которого он знал под именем Хайнца Крига, и быстро добавил:

– Садитесь в машину и пройдите за сиденье. Вы найдете все необходимое вам в чемодане.

Юбер не заставил повторять. Он влез в кабину грузовика, перелез через сиденье и прошел назад, в узкий жилой отсек, который мог служить постелью. Там стоял чемодан. Юбер открыл его. В нем лежала одежда, похожая на ту, что носил Гугенбергер.

Юбер быстро разделся и надел новый костюм. Он почти закончил, когда немец сел в кабину.

– Вы, должно быть, думаете, где меня черти носили? – спросил он, заводя мотор.

– Я уже не надеялся вас увидеть.

– Прокол колеса, – объяснил тот. – Я потерял уйму времени. Я боялся, что вы меня не дождетесь, но потом подумал, что вы сможете остаться на складе и спрятаться на целый день.

– Так я и решил... Что делать с моими старыми тряпками?

– Положите их в чемодан. Скоро мы от них избавимся. Вы можете сесть рядом со мной, если закончили.

Юбер достал из-под подкладки своей афганской куртки документы, перелез через спинку сиденья и сел.

– Добро пожаловать в Таджикистан, Хейнц Криг, – сказал Гугенбергер напыщенным тоном.

4

Ханно Гугенбергер жил в глинобитной халупе, покрытой просмоленными досками. Перегородка разделяла помещение на две неравные части. "Вот общая комната, гостиная, столовая, кухня и т.д., а там спальня..." Пол был из утоптанной земли, мебель из простого дерева. Ханно сделал всю ее сам, за исключением кровати.

Вся деревня состояла из таких глинобитных домиков, и жили в них исключительно шпеты. По словам Ханно, немцы построили большую часть Сталинабада – нового, очень современного города, утопающего в зелени, но красивые дома предназначались русским, а шпеты должны были довольствоваться такими вот хижинами.

Они не смешивались с русскими и продолжали говорить между собой на немецком. "Неассимилируемые", – уточнил шофер, смеясь.

Ханно и Юбер проспали вторую половину дня на единственной кровати, к счастью, достаточно широкой. Когда они проснулись, уже стемнело. Они умылись, потом Ханно приготовил холодный ужин при свете керосиновой лампы.

За столом они начали серьезный разговор.

– Скоро я уезжаю в Самарканд через Кабадриан, – сказал Ханно. – Вернусь не раньше, чем через двое суток. Первый совет: не выходите днем. Второй: остерегайтесь соседей, живущих сразу справа. Девчонка очень милая и безобидная, но ее отец, Лени Хагеманн, самый любопытный человек, которого я знаю. Он повсюду сует свой нос, и я подозреваю, что он все выбалтывает. Если он узнает, что вы здесь, то наверняка попытается завязать с вами знакомство. Не смущайтесь быть грубым, если понадобится: только начните ему отвечать, и уже не отделаетесь.

– Понимаю[5]. Я понял, – ответил Юбер.

– Не говорите по-русски, этого здесь не любят. Все шпеты говорят между собой по-немецки.

– Запомню.

– Я дам вам все сведения, которые смог собрать о "Цезаре", – продолжил шофер. – Я полагаю, вы спешите?

– В делах такого рода время всегда работает против нас. Надо действовать как можно скорее. Если я смогу, то вступлю в контакт с "Цезарем" сегодня же вечером.

"Цезарь" было кодовое имя, данное в операции Монтелеоне. Между собой или в передачах агенты должны всегда употреблять псевдонимы и никогда – настоящие имена.

– Я так и думал, – сказал Ханно. – "Цезарь" работает в ракетной испытательной лаборатории, она находится в пятнадцати километрах от города, по дороге в Файзабад. О контакте в лаборатории не может быть и речи. Даже если допустить, что это возможно, в чем я сомневаюсь, это было бы слишком опасно.

– Вы правы. Не нужно лишнего риска.

– Я хорошо изучил привычки "Цезаря". Каждый вечер он возвращается к себе около восьми часов...

– Один?

– Его машину водит шофер из МВД, но это не какое-то особое обращение с ним. Его русских коллег защищают таким же образом. Иногда он выходит из машины в городе, чтобы сделать кое-какие покупки, но это бывает не каждый день, и, в любом случае, шофер выходит тоже и не теряет его из виду.

– Значит, по дороге это тоже невозможно.

– По дороге невозможно. Остается – у него дома. Дом день и ночь охраняется двумя милиционерами, смена каждые четыре часа: в восемь, в полночь и четыре часа – ночью и утром. Вилла стоит посреди сада, там легко спрятаться. У "Цезаря" есть домработница из шпетов. Зовут Мария. Но на нее вы рассчитывать не можете.

– Она живет в доме?

– Да, в мансарде. Она немного глуховата и потому не опасна. Но имейте в виду: если вы устроите шум, достаточный, чтобы разбудить ее, милиционеры с улицы услышат вас подавно.

– Как я смогу войти в дом? Не могу же я позвонить в дверь, если в двух шагах стоят легавые.

– У меня есть ключ от служебной двери.

– Браво!

– Это было очень просто. Мария не подозрительна и было детской игрой "позаимствовать" ключ у нее из сумки, пока она ходила за покупками, сделать с него отпечаток и положить на место.

– Все равно поздравляю. Хорошо, что вы подумали об этом.

Ханно Гугенбергер закурил сигарету.

– Это часть моей работы.

– Сад огорожен?

– Да. Справа, если стоять лицом к улице, стена, отделяющая сад от другой виллы. Слева она идет вдоль тропинки, ведущей к другим домам. Сзади также есть дорожка. Обычно из двух милиционеров один находится на улице, другой на задней дорожке. Время от времени они встречаются на боковой тропинке. Тем не менее, именно там вам нужно пройти. Самое лучшее, если вы некоторое время понаблюдаете за ними.

– Рутина.

Ханно достал из кармана блокнот и карандаш и стал рисовать на одной из страниц.

– Вот план дома. Вы войдете здесь... прямо на кухню. Здесь дверь. Войдете в нее и окажетесь в холле. Это столовая... Кабинет... Спальня "Цезаря"... Ванная комната... Здесь большой шкаф, который может послужить вам укрытием в крайнем случае. Дверь в погреб. Туда не ходите: это тупик... Лестница, ведущая на чердак и в комнату Марии.

Ханно вырвал листок и протянул его Юберу, который тщательно изучил план, чтобы запомнить его малейшие детали. Когда Юбер убедился, что все запомнил, он взял у своего товарища блокнот и карандаш и воспроизвел рисунок по памяти. Сличение. Прекрасно. Юбер сжег оба листка, потом тщательно раздавил пепел в стоявшей на столе пепельнице.

– Я не думаю, что "Цезарь" сможет вам дать то, что вы у него попросите. В лучшем случае вы получите это не раньше завтрашнего вечера. Мне очень жаль, что я не сумею вас эвакуировать раньше, но ничего не могу поделать. Я имею приказ не делать ничего, что может привлечь ко мне внимание; а прогуливать работу именно в этот момент... Это может навлечь на нас неприятности.

– Я с вами совершенно согласен. Не волнуйтесь из-за этого. Юбер не мог сказать, что его инструкции предусматривали, что для возвращения он должен обратиться к другому агенту, ничего не знающему о деле.

Они разговаривали еще долго. Ханно набросал на листке бумаги общий план Сталинабада, указав Юберу основные пути, автобусные линии, стоянки такси, расположение милицейских участков, государственные здания и т.д.

В девять часов Ханно Гугенбергер простился с Юбером, пожелав ему удачи. Ханно Гугенбергер не был суеверным.

Юбер тоже.

Улица Чита, полночь.

Юбер, пришедший на полчаса раньше, легко проник в сад виллы, расположенной в пятидесяти метрах от дома Монтелеоне. Он влез на лиственницу – довольно хорошее укрытие и хороший наблюдательный пункт – и спокойно ждал, не теряя из виду милиционера, стоявшего у входа в дом итальянского ученого.