Теряя невинность. Автобиография - Брэнсон Ричард - Страница 17

В ноябре 1969 года мне нанесли визит двое переодетых в штатское сотрудников полицейского участка Мэрилбоун. Они пришли обратить мое внимание на «Акт о непристойных рекламных объявлениях» 1889 года и «Акт о венерических болезнях» 1917 года на случай, если я с ними незнаком, хотя я, что неудивительно, знал о них. Визитеры заявили, что противозаконно рекламировать какую-либо помощь или лечение венерических заболеваний. Изначально упомянутые акты были приняты, чтобы остановить врачей-шарлатанов, к которым многие приходили за дорогим, но неэффективным печением от венерических заболеваний. Я возразил, что предлагал только консультативные услуги и передавал любого, кто был болен подобным заболеванием, квалифицированным врачам больницы святой Марии. Но полицейские оставались непреклонны: если студенческий консультативный Центр будет продолжать употреблять слова «венерическое заболевание» публично, я буду арестован и могу провести в тюрьме два года.

Неделей раньше мы благополучно разобрались с полицейским того же самого участка, который нашел наркотики у одного из клиентов студенческого консультативного центра. Тогда мы отделались, но сейчас я подозревал, что эти посещения связаны между собой. Меня поражало, что полиция извлекла на свет Божий старые законопроекты, чтобы найти какой-нибудь туманный пункт, который мы нарушали.

Мы надлежащим образом изменили содержание наших листовок, распространявшихся по всему Лондону: упоминаемые ранее «венерические болезни» стали называться «социальными». После этого за справками к нам начала обращаться масса людей, страдающих прыщами, а количество звонков по поводу венерических болезней резко сократилось – с шестидесяти до десяти в неделю. Мы решили, что полиция блефует, и что помощь пятидесяти людям в неделю стоит риска нарушить ее предписания: упоминание о венерических болезнях снова было вставлено в листовки. Мы ошибались. Полиция опять наведалась в наше подземелье в декабре 1969 года, и меня арестовали.

Джон Мортимер, адвокат, снискавший репутацию борца за свободу после защиты журнала Oz и участия в суде по поводу «Любовника леди Чаттерлей». предложил стать моим защитником. Он согласился, что закон смехотворен, а полиция просто мстит. Джон напомнил нам, что в каждом общественном туалете на внутренней стороне двери есть правительственное объявление, предлагающее совет тем, кто страдает от венерических болезней. Если я виновен, значит, виновно и правительство. Я был привлечен к ответственности по двум пунктам обвинения: по «Акту о непристойных рекламных объявлениях» 1889 года, который запрещал объявления «непристойного и вульгарного характера». где были бы ссылки на гонорею и сифилис; и по «Акту о венерических болезнях» 1917 года, налагающему запрет на рекламные объявления, предлагающие лечение, какие-либо советы или просто употребляющие слова «венерическое заболевание».

Во время первого слушания 8 мая 1970 года в магистратском суде Мэрилбоун Том Дриберг, пламенный член парламента от лейбористской партии, сделал впечатляющее заявление от моего имени. Чад Вара, основатель фонда «Самаритяне». также дал показания о количестве людей, направленных в его благотворительный фонд студенческим консультативным центром. Мортимер привел убедительный довод: в случае признания виновным у меня не будет иного выхода, как преследовать в судебном порядке правительство и все местные власти, поскольку они также помещали извещения в общест­венных туалетах. Магистрат отклонил обвинение по «Акту о венерических болезнях» на том основании, что студенческий консультативный центр не предлагал людям лечение, но направлял их к квалифицированным врачам. Суд сделал перерыв в рассмотрении другого пункта обвинения до 22 мая.

Пока шел судебный процесс, была опубликована статистика, свидетельствующая о том, что за предыдущий год количество людей, больных венерическими заболеваниями, впечатляюще выросло и достигло после­военного пика. Леди Бирк, председатель Совета по санитарному просвещению, воспользовалась статистикой и примером моего судебного дела, чтобы попытаться внести в палату лордов предложение об изменениях в «Акте о непристойных рекламных объявлениях» от 1889 года.

–Устаревшие законы ограничивают важные усилия, прилагаемые, чтобы остановить распространение этих серьезных заболеваний, – сказала она.

Ко времени второго заседания суда многие газеты объявили мое обвинение идиотским. Возникло мощное движение за изменение закона. Магистрат неохотно признал меня виновным, согласно букве закона, но недвусмысленно показал, что считает его абсурдным, взыскав с меня только ?7. что явно не соответствовало двум годам лишения свободы, которыми меня пугала полиция. Мортимер сделал заявление для прессы вне стен суда, в котором призвал изменить закон, в противном случае у нас не будет иной альтернативы, как обвинить правительство за упоминание о венерических болезнях в объявлениях на дверях общественных туалетов. Все газеты были за нас, а предложения леди Бирк об изменениях в законе были внесены в правительст­венный законопроект на следующем заседании парламента. Реджинальд Модлинг, министр внутренних дел, прислал мне письмо с извинениями за уголовное преследование.

Это судебное дело научило меня одному: хотя я молод, ношу джинсы и у меня очень мало денег, не надо бояться притязаний полиции или влиятельных кругов. Особенно, если есть хороший адвокат.

Как-то я вернулся к своему письменному столу и обнаружил, что за ним недавно сидел Ник. По ошибке он забыл черновик приказа, который писал для сотрудников редакции. Это был план избавиться от меня как от издателя и редактора, взять редакционное и финансовое управление журналом на себя и превратить его в кооператив. Я стал бы просто членом команды, и каждый в равной степени мог бы определять направление журнала. Я был в шоке: Ник, ближайший друг, предавал меня. Кроме всего, идея Student принадлежала мне и Джонни. Мы начали работать над ним в Стоу и вопреки всему сумели издать его. Я знал, ради чего затеял этот журнал, и считал, что все счастливы в нем работать. Мы все получали одинаковую зарплату, но поскольку изначально я был редактором и издателем, то и должен был принимать решения.

Я оглянулся на работающих людей. Все намеренно склонили головы над столами. Удивившись, как много людей против меня, я положил приказ в карман. Когда вернулся Ник, я встал.

– Не выйдешь со мной перекинуться парой слов? – спросил я.

Я решил выпутаться из этой тяжелой ситуации. Если Нику уже удалось заручиться поддержкой остальных десяти человек, будет трудно остановить их. Но если они еще не приняли решение, вбить клин между Ником и остальными и убрать его. Я должен был отставить нашу дружбу в сторону и решить эту сложную задачу.

– Ник, – сказал я, пока мы тли вниз по улице, – несколько людей подошли ко мне и сказали, что им не нравится то, что ты задумал. Им не нравится твой план, но они боятся сказать об этом тебе в лицо.

Ник выглядел потрясенным.

– Не думаю, что тебе следует здесь оставаться, – продолжал я. – Ты пытаешься погубить меня и весь проект. Думаю, мы должны оставаться друзьями, но тебе не следует оставаться здесь.

До сих пор не знаю, как смог выговорить эти слова без краски смущения или дрожи в голосе. Ник смотрел себе под ноги.

– Прости меня, Рики, – сказал он. – Мне просто казалось, что так мы лучше организуем себя…, – он замолчал.

– И ты прости меня, Ник, – я скрестил руки на груди и прямо посмотрел на него. – Давай встретимся в Шэмли Грин, но Student – это моя жизнь.

Ник уехал в тот же день. Я сказал всем, что мы не сошлись во мнениях, как следует организовать работу журнала, и что каждый волен сделать то, что хочет: либо уйти, либо продолжать работать. Все решили остаться. Жизнь в, подземной часовне пошла своим чередом, но уже без Ника.

Это был первый в моей жизни настоящий разлад. Но даже страдая, я знал, что должен выяснить все начистоту. Ненавижу критиковать людей, которые со мной работают, и стараюсь этого избегать. С тех самых пор я всегда пытаюсь уйти от разногласий и прошу кого-нибудь другого поработать палачом. Признаю, что это слабость, но я просто не способен справиться с этим.