Игрок - Брэнд Макс - Страница 35

Именно так обстояло дело и с Коркораном. Он приводил множество доводов, однако у него не было веских доказательств, если не считать валяющегося на полу револьвера и шишки на голове Дорна, так что предъявленная пачка купюр явилась решительным и окончательным свидетельством того, что правда наконец была установлена.

Это было не такое уж значительное обстоятельство, однако именно в этот момент оно оказалось решающим. Известно, что когда идет жестокое сражение между двумя армиями, блестящая атака горстки всадников может послужить причиной паники сначала целой роты, за ней — полка, и вот уже вся армия поворачивает и бежит, гонимая страхом. Нечто подобное произошло с появлением этих денег.

Шериф медленно поднялся со своего кресла и стоял, уставившись на пачку. Он протянул руку; в эту руку ему вложили кипу бумажных купюр, которая зашевелилась словно живая от порыва ветра, ворвавшегося вдруг в комнату через окно. И казалось, в мире в этот момент не было ничего более существенного, чем просто смотреть на эти деньги.

— Вот оно что, — медленно, словно с трудом, проговорил Нолан. — Бог свидетель, но я бы в жизни не поверил, что человек, подобный Коркорану, способен на такое дело. Мне думалось, что нынче вечером его могут обвинить только в таких вещах, которые совершает человек слишком умный и ловкий для своего же собственного блага. Я был уверен, что он честный человек. Но вот перед нами эти деньги. Семьдесят, восемьдесят, девяносто — сто долларов купюрами, джентльмены, именно столько, сколько говорил Дорн.

Он медленно обернулся к Коркорану.

— Шериф, — тот невольно сильно побледнел, — вы должны признать, что это только косвенное доказательство…

— Не понимаю мудреных названий, да и твоих громких слов, — холодно сказал Нолан. — Я не законник. Все, что мне известно, это факты. Вот передо мной целая сотня фактов. Я держу их в руке. Я их чувствую. Я получил их от Дорна, а он утверждает, что получил их от тебя.

— Шериф, где ваш всегдашний здравый смысл? Подумайте, разве эти деньги не могли быть получены от людей, которые наняли его, чтобы он избавил их от меня?

— Ну… знаете, — проговорил шериф с некоторой горячностью. — Я никогда не говорил, что я такой уж умник. Но люди утверждают, что здравым смыслом меня Бог не обделил. Или ты считаешь, что я совсем дурак?

— Шериф… — попробовал было снова Коркоран, однако понял, что говорить что-либо бесполезно.

— Ребята, — шериф говорил в своей обычной неторопливой манере, — последите-ка вот за этим окошком, посмотрите, не слишком ли легко будет им воспользоваться, если кому-нибудь вздумается…

В тот же момент перед окном заняли позицию трое шахтеров.

— А теперь, — сказал шериф, — если мне не хватает здравого смысла, я надеюсь, что его окажется достаточно у тебя, Коркоран, и ты отправишься с нами, без всяких глупостей, а?

Коркоран печально огляделся вокруг, и ему казалось, что все скверные поступки, которые он совершал в жизни, вдруг отразились в глазах окружающих его людей. Ему казалось, что если бы он мог назвать хоть один год, в течение которого вел добропорядочную жизнь и занимался честным трудом, то это его оправдало бы. Но такого года в его жизни не оказалось. Она была растрачена напрасно. Был лишь острый ум, с помощью которого он добывал средства к существованию, отнимая их у общества, которому не давал взамен ничего, решительно ничего. Все, чем он мог похвастаться, это кое-какие благородные, великодушные поступки, которые он время от времени совершал, помогая людям и используя деньги, заработанные нечестным способом — игрой в карты. И привело все это к тому, что даже такого ничтожного доказательства, как эти сто долларов, оказалось достаточно, чтобы вынести ему обвинительный приговор, достаточный для того, чтобы его повесить.

— Разумеется, шериф, я не настолько глуп, чтобы сопротивляться в таких невыгодных для меня обстоятельствах. Кроме того, могу вас уверить, что я совершенно спокоен. Стоит вам спросить Генри Роланда, и он вам скажет…

Коркоран вдруг умолк. Что скажет Роланд, если ему доложат о том, что произошло? Разве он не вспомнит об их недавней ссоре в этот полный событий вечер? И тот несправедливый бесчестный удар, который Роланд ему нанес? Он вполне может прийти к выводу, что именно этот удар и побудил его жертву отомстить таким жестоким и подлым способом.

— Что же скажет на все это Роланд? — настаивал шериф.

— Один Бог знает, — печально ответил Коркоран. — Мне кажется, я уже совсем не знаю, кто что думает или чувствует.

— Вот это верно, — сказал один из десяти присутствующих. — Однако если говорить о Боге, то вполне возможно, что скоро тебе представится случай с ним встретиться и выслушать его собственное мнение о тебе!

Остальные присутствовавшие издали грозный ропот, и это заставило Дорна забиться в угол. Там он и стоял, ломая руки от смешанного чувства страха и радости. От страха — потому что, если бы не счастливый поворот фортуны, он бы сам стоял сейчас на том месте, где сейчас стоял Коркоран, ожидая возмездия. С радостью — потому что удар должен обрушиться на человека, которого он ненавидел всеми силами своей подлой души.

— Спокойно, ребята! — увещевал шериф. — Нет никакой нужды в том, чтобы вы все бросились мне помогать. Дайте мне только надеть наручники на моего друга Коркорана, и он, полагаю, будет в полном порядке.

Но в этот момент два человека оказались возле шерифа и преградили ему дорогу к Коркорану.

— Послушайте, шериф, — сказал один из них. — Разве вы не знаете, что в этих судах то и дело происходят всякие ошибки? Взять, к примеру, эту продувную бестию Коркорана. Ведь у него наверняка куча денег. Он может нанять самых хитрых и ловких адвокатов, да ему и не понадобятся защитники, он сам кого хочешь заговорит. Разве можно надеяться, что суд рассудит дело по всей справедливости? Спрашиваю вас об этом прямо и откровенно.

— Приятель, — обратился к нему шериф. — Так дело не пойдет.

— А почему, собственно?

— Когда человек арестован, он отправляется в тюрьму, а потом в силу вступает закон. Это единственный способ, другого…

— Послушайте, шериф, а каким образом его будут судить? Соберутся двенадцать человек и будут рассуждать, виноват он или нет, разве не так?

— Верно.

— Так вот, нас здесь одиннадцать. Разве мы не годимся в присяжные? Ведь они только сидят и слушают, как законники их уговаривают, выворачивают все наизнанку, так что ложь становится правдой.

— Может, это и так, — медленно проговорил шериф, — но это не моего ума дело, в этих тонкостях не разбираюсь. А только говорю вам, ребята, этот человек — мой. Я его арестовал, я за него отвечаю, и…

— Постойте, постойте, шериф, вы же его еще не арестовали!

— Сейчас арестую. Коркоран, именем закона вы арестованы!

— Отлично, — сказал Коркоран. — Только сильно сомневаюсь, что вам удастся это сделать, хотя и надеюсь.

— Я-то нисколько не сомневаюсь, — проворчал шериф. — Удастся, будьте спокойны. Эти ребята мне не помешают, а в твоем подзуживании, Коркоран, я не нуждаюсь. А ну, ребята, отойдите, дайте мне арестовать моего человека. Вы что, не слышали, что я велел вам посторониться?

— А вы, шериф, не желаете слушать то, что мы вам говорим, не принимаете во внимание наши доводы.

— Что у вас могут быть за доводы? Кто вы такие, чтобы я вас слушал? Во. т ты, например… кто ты такой, черт тебя побери?

— Я твой друг, и я за тебя голосовал, Майк Нолан!

— Да, знаю, Джек, и вообще-то я о тебе очень хорошего мнения, старый мой товарищ. Но сейчас не валяй дурака, не встревай. Этот человек мой, и я его арестую. А ну, посторонитесь, дайте мне пройти!

Из угла комнаты послышался дрожащий писклявый голос Дорна:

— Посторонитесь, джентльмены! Пусть шериф арестует Коркорана. Пусть он посадит Коркорана в тюрьму, из которой тот убежит. Или пусть его судят, и присяжные его отпустят, потому что они ничего не знают об этом Коркоране, не знают того, что хорошо известно вам. Отпустят на свободу. А как вы думаете, сколько времени вы сами проживете, после того как Коркоран выйдет из тюрьмы? Или он такой человек, что забудет то, что вы собираетесь с ним сделать?