Игрок - Брэнд Макс - Страница 34

— Говори! — рявкнул шериф. По мере того как вырисовывалась эта картина ночного нападения, блюститель закона приходил во все большее бешенство.

— Джентльмены, — проговорил дрожащий преступник. — Вы поверите мне, если я скажу вам чистую правду?

— Говори! — проворчал шериф. — Там посмотрим, верить или не верить. Сначала выкладывай, что ты имеешь нам сказать.

— Дело было так, — сказал Дорн; страх до такой степени сжимал ему горло, что он едва дышал. — Вечером у нас с мистером Коркораном произошла небольшая ссора. После этого он встретил меня на улице и сказал, что сожалеет о случившемся.

— Где это вы встретили меня на улице? — поинтересовался Коркоран.

— Ярдах в пятидесяти от отеля, — сказал Дорн, нервно моргая, однако вполне связно. — На углу…

— Продолжайте, — велел ему Коркоран. — Вы лжете намного лучше, чем я мог предполагать.

— Мистер Коркоран сказал, что у него крупные неприятности, и попросил зайти к нему попозже вечером, когда в отеле все стихнет. Он не хотел, чтобы видели, как я к нему вхожу, и сказал, что сигналом для меня будет погашенный в комнате свет.

Он замолчал, переводя дыхание. На лице шерифа по-прежнему сохранялось суровое выражение, однако рассказ шел так гладко, что он слушал с заметным интересом. И причина интереса была весьма веской: на волоске висела человеческая жизнь. Если Коркоран окажется правым, ничто не сможет защитить Дорна — его повесят на ближайшем суку. Было ясно как день, что парень сражается за свою жизнь. Поэтому все собравшиеся слушали очень внимательно, не произнося ни слова, и только обменивались многозначительными взглядами, когда говорилось что-то особенно важное.

— Поэтому я дождался, когда свет в окне погаснет, — говорил Дорн; голос его становился все увереннее, по мере того как рассказ приобретал все более правдоподобные черты. — И только после этого осторожно вошел в отель. В вестибюле никого не было, кроме Жуана Мармозы, который крепко спал в уголке, и я…

— Вот это верно, — перебил его шериф, — я видел его, когда пришел, а больше там никого не было.

Это подтверждение его правоты сильно качнуло весы в сторону рассказчика. «Возможно, — подумал Коркоран, — он заглянул в вестибюль, прежде чем лезть в окно».

— Я подошел к комнате мистера Коркорана, — продолжал Дорн. — Когда постучал в дверь, она открылась. Внутри было темно. Я вошел. Вы понимаете, джентльмены, я немного нервничал…

На лицах окружающих появились широкие улыбки, головы закивали.

— Находиться наедине с таким человеком, как Коркоран, да еще в темноте… Я ведь человек мирный, джентльмены.

Ответом ему снова были понимающие улыбки.

— Я попросил его зажечь лампу, и он это сделал. А потом прямо и открыто объяснил мне, чего он от меня хочет. Он сказал: «Вы человек небогатый, Дорн». Я согласился, подтвердив, что это именно так, однако добавил при этом, что быть бедным совсем не стыдно.

— Давай нам факты, — приказал шериф, — и перестань себя жалеть.

— Да, сэр. Хорошо, сэр. После этого он сказал, что я могу легко заработать пятьсот долларов. Я ответил, что нет такой вещи, которую я не сделал бы за такие деньги. Тогда он сказал, что Генри Роланд стоит у него поперек дороги. Я спросил, каким образом, и он ответил, что из-за Кейт Мерран. Он с ней встречался, и…

— Ну подлец! — воскликнул Коркоран, дрожа от ярости и презрения.

— Шериф Нолан! — завопил Дорн, бросаясь к представителю закона.

— Спокойно, Коркоран, — призвал его к порядку шериф. — Раз уж он начал, мы должны выслушать его до конца.

— Он встречался с мисс Мерран, — говорил Дорн, и его лицо прямо-таки сморщилось от злобы. — И, как мне стало известно, проводил ее домой от того места, где я живу. Он сказал, что жалко было бы отдавать ее такому тупоголовому мужлану, как Роланд, и добавил, что хочет от него избавиться. Он предложил мне пятьсот долларов, чтобы я пробрался в комнату к Роланду и…

— Я послал тебя к Роланду? — насмешливо проговорил Коркоран. — Послал труса на дело, которое по плечу только храброму человеку?

— Он сказал, — пролепетал Дорн, — что человек с репутацией сильного соперника на это дело не годится. А поскольку все знают, что я человек мирный и безобидный, смогу беспрепятственно к нему подойти…

В комнате послышалось грозное ворчание. Было ясно, что собравшиеся все более начинают верить рассказу этого труса.

— Я прямо заявил ему, что мне это дело не нравится. Я… я боялся выразить свое мнение об этом грязном деле… более откровенно.

Дорн помолчал, дерзко глядя в лицо Коркорана.

— Он, наверное, считает, что меня стоит только поманить деньгами, и поэтому достал пачку денег и предложил мне сто долларов. Я не очень хорошо понимал, что делаю, и только поэтому взял деньги и положил их в карман. Тогда он сказал, что остальное я получу, когда дело будет сделано. Тут я заявил ему, что никогда не пойду на то, чтобы напасть на другого человека. А он пришел в ярость и пригрозил, что в таком случае не выпустит меня живым из этой комнаты, чтобы я не мог никому рассказать об этом деле.

— Жалкий пес! — вскричал Коркоран, чувствуя, что почва уходит у него из-под ног.

— Он набросился на меня и ударил рукояткой своего револьвера, ну и мне, конечно, ничего другого не оставалось, как схватить свой собственный. Я стал звать на помощь, и…

— Мы слышали, как ты вопил, — ответили ему с десяток голосов, в то время как рассказчик смотрел через комнату на Коркорана.

— Ради самого неба, шериф, — сказал тот, очевидно более рассерженный, чем встревоженный, — неужели вы поверите этим небылицам? Неужели я стал бы нанимать этого дурня, который больше похож на бабу, чем на мужчину, чтобы он напал на такого человека, как Генри Роланд? Да Роланду только пальцем достаточно пошевелить, чтобы свернуть ему шею и выбросить собакам!..

Шериф хмуро кивнул. По растерянному его лицу было видно, что он ничего не может понять из того, что происходит.

— Но он же пытается вас убедить, — перебил Коркорана Дорн, отчаянно стараясь добиться своего, — убедить в том, что я напал на человека, который известен здесь как самый опасный стрелок во всей нашей приграничной округе. Положим, я недостаточно храбр, чтобы напасть на Роланда, но как же тогда я осмелился покуситься на Томаса Коркорана?

Шериф даже привскочил на месте, до того его поразил этот довод Дорна.

— Черт меня побери! — пробормотал он. — Это верно. Как я раньше об этом не подумал? Коркоран, что ты на это скажешь?

Однако и Коркоран был так изумлен, что не мог вымолвить и слова. Он понимал: эти люди, которые собрались здесь теперь и слушали все это, словно члены импровизированного жюри, готовы не только вынести приговор, но и немедленно привести его в исполнение. Это соображение, в дополнение ко всему, что было сказано ранее, свидетельствовало далеко не в его пользу.

— Ребята! — неожиданно суровым голосом обратился к остальным один их шахтеров. — Что бы там на самом деле ни случилось, сдается мне, один из этих двоих заслуживает того, чтобы его вздернули. Я готов предоставить для этого дела веревку, и ни цента за нее не возьму.

— Да-а, — протянул Нолан. — Я знаю этого Дорна давно и не помню, чтобы кто-нибудь видел у него такую сумму денег — целых сто долларов. А он сейчас утверждает, что они у него есть. Он ведь не говорил нам, что Коркоран успел отобрать у него эти деньги назад. Дорн, я хотел бы посмотреть на эти денежки.

— Верно! — подхватили остальные. Ведь это, в конце концов, было прямое доказательство, на основании которого они могли принять решение.

— Джентльмены! — хрипло воскликнул Дорн, дрожа от радости. — Благодарю небо за то, что мне позволено доказать мою правоту! Вот эти деньги!

И, выхватив из кармана пачку долларов, он помахал ею в воздухе.

Глава 25

Наступил момент — так часто случается в зале судебного заседания, когда защита стойко и мужественно отражает нападки обвинения и когда свидетели обвинения не могут сдвинуться с места, поскольку обвиняемый решительно отрицает свою вину. И вдруг в каком-нибудь укромном уголке обнаруживается некто, кто доселе по каким-то причинам опасался представить свои свидетельства перед публикой и судьями. И в какой-то момент этот некто наконец выходит вперед.. Его приводят к присяге. Он становится перед судьей и присяжными и быстрыми доходчивыми словами, сильными своей правдой, с неоспоримой несомненностью доказывает вину подсудимого. Каждое его слово неотвратимо приближает обвиняемого к тюрьме или каторге. Наконец рассказ окончен, дело сделано. Даже перекрестный допрос бесполезен, и защитники, поникнув головой, садятся на свои места, признавая, что глупо и бесполезно пытаться пробить каменную стену. Дальнейшее разбирательство только укрепило бы позиции обвинения против клиента — его могут повесить, вместо того чтобы приговорить к длительному тюремному заключению.