Состоятельная женщина. Книга 2 - Брэдфорд Барбара Тейлор - Страница 28

Она передала подарки Фрэнку, который молча их принял. Потом глаза его загорелись.

– Спасибо, Эмма, это как раз то, что мне нужно.

Радость его была непритворной.

Эмма хлопотала у комода, выкладывая другие вещи из сумки.

– Это для папы, – сказала она веселым голосом. – Где он? – Она переводила взгляд с Уинстона на Фрэнка и обратно, радостное ожидание читалось на ее лице.

Уинстон с громким стуком положил нож и вилку на тарелку, а Фрэнк стоял с отсутствующим видом, сжимая подарки в руках. Оба они молчали.

– Где же наш папа? – спросила Эмма.

Они по-прежнему не отвечали. Уинстон бросил быстрый, предупреждающий взгляд на побледневшего Фрэнка и вновь потупился.

– Что случилось? Почему вы оба молчите? – жестко потребовала она ответа, и ужас сковал все ее тело. Она крепко схватила Уинстона за руку и, неотрывно глядя ему в глаза, снова спросила:

– Где он, Уинстон?

Уинстон нервно откашлялся.

– Он с нашей мамой. Эмма.

Эмма почувствовала небольшое облегчение.

– А, значит он пошел навестить ее могилу. Я собиралась тоже вскоре пойти туда и могла бы пойти с ним вместе. Думаю, что если я побегу прямо сейчас, то смогу перехватить его до того, как он…

– Нет, Эмма, ты не сможешь, – крикнул Уинстон, вскакивая на ноги. Он взял ее под руку и подвел к креслу.

– Присядь на минутку, Эмма.

Уинстон опустился в кресло напротив, взял ее руку и осторожно сжал ее.

– Ты не поняла меня, дорогая, – начал он так тихо, что Эмма с трудом разбирала его слова.

– Я не имел в виду, что папа пошел на мамину могилу. Я хотел сказать, что он там, с нею. Лежит рядом с ней на кладбище.

Уинстон внимательно следил за ней, готовый броситься на помощь, если потребуется. Желание разделить с нею ее боль заслонило сейчас все остальное. Но Эмма так и не понимала случившегося.

– Наш папа умер, – со своей обычной детской прямотой сказал Фрэнк. Голос его был полон грусти.

– Умер, – прошептала, все еще не веря, Эмма, – он не мог умереть. Это невозможно, я бы знала, что он умер, я бы сердцем почувствовала.

Но произнеся это, Эмма увидела лица братьев. Они были полны скорби. Она поняла все. Лицо ее сморщилось, слезы тихо потекли по щекам, мелкими каплями падая на грудь ее красного шелкового платья.

Слезы затуманили и глаза Уинстона, и он заплакал так же горько, как в день смерти отца. Теперь он оплакивал Эмму. Она была намного ближе к отцу, чем он или Фрэнк. Через какое-то мгновенье он взял себя в руки и решительно смахнул слезы. Он должен быть мужественным, поддержать ее, постараться облегчить ее страдания. Он крепко обнял Эмму. Рыдания сотрясали ее.

– Уинстон! Уинстон! Я никогда не увижу его больше! Я никогда не увижу его больше! – причитала она.

– Ну, ну, любимая, – тихо сказал Уинстон, прижимая ее к груди, гладя ее по голове, мягко и нежно утешая ее. Постепенно рыдания ее стали затихать и наконец стихли совсем.

Фрэнк готовил чай, стоя у раковины и глотая слезы. Да, он должен быть взрослым, мужественным парнем – так сказал ему Уинстон. Но ужасное состояние Эммы передалось ему, он уже не мог сдерживаться и тоже зарыдал.

Уинстон почувствовал угрызения совести из-за того, что они оставили мальчика наедине с его горем, и он позвал его к себе, раскрыв для объятия одну руку. Фрэнк бросился к нему через комнату и припал головой к плечу брата. Так они и стояли, обнявшись все трое. Уинстон почувствовал себя главой семьи, теперь он отвечал за них обоих. Потом они долго молча сидели, находя утешение в своей близости, пока не выплакали все слезы.

Легкие тени бродили по кухне, слабый меркнущий свет с трудом пробивался снаружи через стекла окон, дрова в очаге почти прогорели, и свет от их умирающего пламени постепенно слабел. Было тихо, только шипел чайник, кипевший на полке в очаге, чуть слышно тикали старые часы и шуршал за окнами дождь. В печальной тишине глухо прозвучал голос Уинстона:

– Теперь нас осталось только трое, и мы обязаны держаться друг за друга, заботиться друг о друге. Мы должны остаться одной семьей – этого хотели наши родители. Эмма, Фрэнк, вы слышите меня?

– Да, Уинстон, – прошептал Фрэнк.

Печальная, потерянная, Эмма встала, смахнув слезы с мокрого лица. Она побледнела от горя, глаза ее опухли и покраснели от слез, губы кривились. Но она взяла себя в руки и слабо улыбнулась Уинстону. Не в силах вымолвить ни слова, она лишь молча кивнула в ответ.

– Фрэнк, пожалуйста, накрой стол для чая, – сказал Уинстон, устало поднимаясь на ноги. Он сел за стол напротив Эммы и достал сигареты. Взглянув на пачку „Вудбайнс", он с ностальгической грустью вспомнил, как отец всегда ругал его за разбросанные где попало окурки. Эмма вдруг резко выпрямилась.

– Почему ты не рассказал мне обо всем прямо там, у «Белой лошади», где я натолкнулась на тебя? – пробормотала она.

– Ну, как же я мог, Эмма? Прямо посреди деревенской улицы. Я был так ошеломлен, увидев тебя, что мог думать лишь обо одном – как я рад видеть тебя целой и невредимой. А потом я просто испугался. Поэтому стал болтать о флоте и потащил тебя домой. Я знал, как ты расстроишься, и решил, что тебе лучше услышать дурные вести здесь, дома.

– Наверно, ты был прав, что поступил так. Когда наш папа?..

… Она прижала платок к лицу, стараясь сдержать рыдания. Эмма сильно горевала, когда умерла ее мать, но это чувство притупилось за прошедшие месяцы. Известие о кончине отца было столь неожиданно для нее, что повергло ее в состояние чудовищного шока. Она чувствовала себя совершенно раздавленной.

– Он умер через пять дней после твоего отъезда, в августе прошлого года, – сказал Уинстон, затягиваясь сигаретой. Он выглядел растерянным.

Восковая бледность залила лицо Эммы, превратившееся в неподвижную маску, словно высеченную из камня. «Я ничего не знала, – подумала она. – Все эти месяцы я писала ему чудовищную ложь, а он уже давно умер и лежал в сырой земле». Чтобы сдержать подступившие рыдания, она молча зажала рот ладонью. Уинстон, как мог, снова старался утешить ее, а Фрэнк подал ей чай. Эмма попробовала взять чашку, но руки плохо слушались ее, и она была вынуждена поставить чай обратно на стол. Она молча сидела, устремив взор в пространство перед собой, и, наконец, дрожащим голосом сумела выдавить из себя вопрос:

– Как он умер?

Она посмотрела на Фрэнка и перевела взгляд на Уинстона.

– Это был несчастный случай, – ответил Уинстон. – Я тогда был в Скапа Флоу. Тетя Лили прислала телеграмму, и мне дали отпуск по семейным обстоятельствам. Мы не знали, где искать тебя, Эмма. Мы думали, что через несколько дней ты сама вернешься домой. Надеялись, несмотря ни на что. Но…

Эмма молчала – она не находила для себя оправданий. Отвращение к себе самой переполняло ее, чувство вины росло в ней вместе с безутешным горем, охватывавшим все ее существо. Несколько мгновений спустя она прерывающимся голосом спросила:

– Какой несчастный случай?

Она решила узнать теперь всю правду, какой бы душераздирающей она ни была. Она повернулась к Фрэнку, стоявшему рядом с ней.

– Ты был здесь до того, как приехал Уинстон. Ты мне можешь что-нибудь объяснить? Или это слишком тяжело, слишком больно для тебя, Фрэнки, мой дорогой?

– Нет, Эмма, я расскажу тебе все.

Он судорожно сглотнул.

– Уинстон сказал, что я должен быть стойким и смелым, что мне надо научиться переносить удары судьбы, – заявил Фрэнк со всей серьезностью, на которую он только был способен. Совсем маленький, он старался выглядеть мужественным, хотя сердце его было готово разорваться в груди от горя.

– Ты хороший, стойкий парень, Фрэнки. Расскажи мне все и не торопись.

Эмма успокаивающе пожала ему руку.

– Ну, вот, Эмма, в ту субботу, когда ты уехала, мы с папой, как всегда, работали на фабрике, ты знаешь. В общем, там случился пожар, и папа сильно обгорел. У него сгорели спина, плечи и ноги. Ожоги третьей степени, как сказал доктор Мак. А еще он наглотался дыма.