Колесо фортуны - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 5

Вышел он через полчаса, предварительно дематериализовав всех дублей. На лице его блуждала странная улыбка, но о своих наблюдениях он никому никогда не рассказывал, а делу Линейного Счастья начал посвящать еще больше времени, чем раньше. История мне правдивой не показалась: во-первых, что такого могли натворить дубли, даже плохо сделанные, а во-вторых, работать больше, чем обычно, Федор Симеонович уже никак не мог. Выпроводив Почкина, я наконец-то вернулся к "Алдану". Опасливо включил питание и стал смотреть, как машина тестирует себя. Бойко протараторила по бумаге виртуальными литерами пишущая машинка, и "Алдан" ласково заморгал зелеными огоньками. Усевшись перед перфоратором, я взял стопку чистых перфокарт, составленную девочками программу, и облегченно вздохнул. Кончились неприятности с Колесом Фортуны и дублями. Жизнь возвращалась в свою колею. Ошибался я в этот момент здорово, как никогда. Но о том, что я ошибаюсь, не знал никто. Даже У-Янус. Так уж получилось.

2

Товарищ! Мы вместе решили с тобой:

Покушав, посуду убрать за собой.

Автор неизвестен.

Где-то около двух я с сожалением оторвался от присмиревшего "Алдана", встал, потянулся и направился в столовую. По пути заглянул к Витьке, потом к Роману, но ни того, ни другого не нашел. Взяв стакан кефира и тарелку жареной печенки с вермишелью, я направился к своему любимому столику. Знаменит он был тем, что над ним висел огромный плакат с бодрой надписью: "Смелее, друзья! Громче щелкайте зубами! Г.Флобер." Время от времени плакат подновляли, и при этом текст чуть-чуть менялся поклонник Флобера каждый раз пользовался новыми переводами. Усевшись под словом "щелкайте" я, прежде чем воспользоваться советом и начать щелкать, глотнул кефира тот оказался вчерашним, если не хуже. Потом, вспомнив слова Почкина, зашарил глазами по стенам. Первый из плакатов я увидел на стене напротив. Он гласил:

"Пальцем в солонку? Стой!

Что ты

себе

позволяешь?!

Мало ли где еще

Ты им ковыряешь!"

Поперхнувшись кефиром, я протер очки. Плакат не изменился. Нормальный, аккуратно нарисованный плакат. Под ним сидели нормальные, аккуратные девочки из отдела Универсальных Превращений. Девочки ели борщ, обильно посыпая его солью, и ничуть не смущаясь необходимостью окунать пальцы в солонку.

Мною овладел исследовательский зуд. Низко пригнувшись над тарелкой, рассеянно нанизывая на алюминиевую вилку куски лука, печенки и вермишелины, я смотрел по сторонам.

Над кассовым аппаратом я обнаружил чудесный, прекрасно зарифмованный плакат на вечную тему: люди и хлеб.

"Мой знакомый по имени Глеб

Повсюду разбрасывал хлеб.

Не знает, наверное, Глеб,

Как трудно дается хлеб."

Перебрав в памяти всех знакомых ребят, я успокоился. Похоже, имелся в виду не какой-нибудь там конкретный Глеб из НИИЧАВО, а обобщенный негодяй. Кончиком вилки я извлек из солонки сероватую соль, посыпал вермишель и быстренько доел. Закончил обед кефиром и пошел к выходу. На дверях меня ждал третий плакат.

"Уходящий товарищ, ты сыт?

Зря спросил. Это видно на вид.

Администрация"

Слово "Администрация" меня добило. Я остановился, поджидая кого-нибудь знакомого. Эмоции требовали выхода. Теперь я понимал Володю, чей графоманский опыт исчерпывался знаменитым двустишием о едущем по дороге ЗИМе. Разумеется, в нашей столовой работают не магистры, и даже не бакалавры, а беззаветная любовь заведующего к Флоберу не панацея от отсутствия вкуса. Самым удивительным было то, что никто не возмущался этими жуткими виршами! Я вдруг перепугался, вспомнив утреннее приключение с Колесом Фортуны. Вдруг мы каким-то образом исказили человеческие вкусы, и теперь ЭТО считается нормальным? И Кристобаль Хозевич одобрительно кивает, глядя на стихи о Глебе и хлебе...

В дверь проскользнул Юрик Булкин, наш новый сотрудник из отдела Универсальных Превращений. По профессии он был энтомолог, но ухитрился увлечься василисками, животными редкими и опасными. Теперь он вел тему: "О свойстве василисков превращать живое в камень, и о возможности превращения ими в камень воды". Как я слышал, теме придавалось большое значение, так как с помощью дрессированных василисков намного упростилось бы строительство плотин и был бы досрочно выполнен поворот сибирских рек в Среднюю Азию.

Поймав Юрика за руку, я спросил:

- Слушай, Булкин, ты плакаты на стенах видишь?

- Вижу, - целеустремленно вырываясь сказал Юрик. - Я их сам писал...

Я остолбенел. Юрик слыл бардом, пел под гитару веселые песни, и от его заявления упрочились мои худшие опасения. Видимо, оценив мою реакцию, Булкин прервал движение к очереди алчущих пищи сотрудников и разъяснил:

- Меня знакомые ребята-социологи попросили. Они исследование проводят, "ЧВ" - "Чувство вкуса". Какой процент сотрудников возмутится этими плакатами за три дня. Нормальный показатель двадцать пять процентов.

- А у нас? - успокаиваясь поинтересовался я. - Вытянем норму?

- Тридцать процентов за полдня, - утешил меня Булкин. - И один, похваливший плакаты.

- Выбегалло, - сказал я.

- Выбегалло, - подтвердил Булкин. - Подошел ко мне и говорит: "А ты, эта, значит, написал правильно. Эта, инициативу проявил. На ученом совете вопрос буду ставить, как почин поддержать".

В глазах Булкина мелькнуло легкое злорадство.

- А ведь поставит, - задумчиво сказал я. - Еще и Модест поддержит, а остальные решат не связываться... Так что ты готовься, Юрик, пиши плакаты впрок...

Оставив Юрика в растерянности, я скрылся из столовой. Настроение улучшилось, кефир весело булькал в желудке, создавая приятную иллюзию сытости. Навстречу мне по коридору шел У-Янус.

- Янус Полуэктович, - поздоровавшись, сказал я ему, - вы вчера просили сделать расчет... Так он готов, я сейчас пошлю девочек вам занести...

Янус открыл было рот, чтобы спросить, какой именно расчет я для него делал, но передумал, видимо, решив посмотреть по результату, что я вычислял. Вместо этого ласково взглянул на меня и сказал:

- Александр Иванович, вы сегодня не засиживайтесь на работе. Понедельник-понедельником, суббота-субботой, но сегодня-то вторник... Да? Неделя вам предстоит сложная, отдохните.