Подмена - Имшенецкий Вячеслав Андреевич - Страница 2

В дверь заглянула медсестра и увела Гарновского.

— Странный какой дядька, — сказала Таня, — сам говорит секретное дело, а рассказывает…

Петька промолчал, потому что в палату вошла повариха Елизавета Сергеевна. Запахло щами, жареной рыбой и луком. Тяжелый поднос она поставила возле графина на столик. Расставила алюминиевые чашки с пищей на табуретки, пододвинула табуретки к кроватям и приказала по-фронтовому:

— Чтоб съели все! Как вам не стыдно, для вас специально готовим самое питательное, а вы…

Елизавета Сергеевна была военной в звании старшего сержанта. В первый месяц войны, когда их рота чуть не попала в окружение, Елизавета Сергеевна вместе со всеми бойцами пошла в штыковую атаку, а потом ей дали медаль «За отвагу». Под Сталинградом ее тяжело ранило, лечилась она здесь, в госпитале, и тут же осталась работать поваром.

За неделю Таня с Петькой заметно окрепли, и Валентина Ивановна разрешила им выходить гулять на больничный двор. Они подружились с собакой сторожа и научили ее играть в прятки. Собака оказалась смышленой и Петьку находила всюду, даже на крыше больничного амбара.

Как-то после «отбоя», когда больница погрузилась в сон, Петька с Таней нечаянно услышали в коридоре шепот. Разговаривали няни.

— Слышь, Матрена, завтра наших-то ребяток заберут, сегодня с Байкала та женщина к врачам звонила.

Вторая няня заохала:

— Бедная и намается же она с ними, муж-то, говорят, у ней на фронте погиб, а одной четыре рта прокормить о-ё-ёй. Может, в детдом их примут, а то будут на шее сидеть, а она сама-то кости да кожа.

Утром Валентина Ивановна зашла в палату и оторопела: Петьки с Таней не было. На тумбочке тетрадный листок: «Спасибо за все, мы уехали в Краснокардонск». На Таниной подушке лежало письмо, сложенное треугольником, с надписью неровными буквами: «Валентина Ивановна, передайте письмо Тимкиной маме и простите нас, что мы самовольно ушли».

Глава 2

На вокзал Таня с Петькой прибыли утром. Народу было много. Они едва протолкались к перрону. Мощный паровоз вытягивал к вокзалу длинный состав. На груди паровоза колыхалось красное полотнище: «Слава воинам-победителям». Из окон медленно плывущих вагонов солдаты-фронтовики махали руками. Как только поезд остановился, заиграл духовой оркестр.

Встречающие бросились к вагонам. В окна полетели букеты незабудок.

Петька вывел Таню на привокзальную площадь и зашептал: «Сейчас один мужик говорил: где-то здесь погрузочная площадка есть. Там формируют грузовой эшелон. Он пойдет на запад».

Они прошли целый квартал фанерных, давно некрашенных киосков и подошли к широкому железобетонному мосту. Их увидел охранник и зашарил рукой по желтой кобуре: «Стой, запретная зона!» Но Петька не боясь подошел к часовому.

— Дядя, мы несем папе обед, а найти его не можем. Он работает в депо. — Петька рукой показал в сторону вокзала. — А сейчас, нам сказал один военный, папу послали на погрузочную площадку какой-то состав грузить.

Охранник вышел из полосатой будки:

— Вон в заборе дырку видите? В дверку шуганете и сразу вниз, а там по путям идите до железнодорожного моста. Сразу за мостом и грузится состав. Только будьте осторожны, папу своего вызывайте через часового.

Но произошла неудача. К составу подойти ребятам не удалось. Погрузочная площадка была обнесена колючей проволокой в три ряда. Петька с Таней обошли площадку и спрятались в кустах. Они рассчитывали заскочить на поезд, когда он еще на малых парах будет выходить из-за колючей проволоки. Но их обнаружил охранник с собакой, вывел из кустов: «Шагайте туда, откуда пришли, а не то арестую». Петька с досады плюнул и пошел вдоль путей. Таня потянулась за ним.

Ночь застала ребят у вокзала на берегу Ангары. Они забрались под старый причал. Не было сил даже говорить. Не везло. Все поезда сегодня направлялись на восток. Они шли непрерывным потоком, груженные оружием: танки, пушки и прикрытые маскировочным брезентом «катюши».

Сейчас с вокзала доносились редкие паровозные свистки. Звуки залетали под настил обветшалого причала и, ударившись о трухлявые стенки, тихо умирали. Петька, не мигая, смотрел в пустоту. Темень давно закрыла город. Только далекой звездой светилась крохотная лампочка на трубе электростанции. Таня вспомнила уютную больничную койку и, закрыв рот худенькой ладошкой, зевнула.

Послышался шорох гравия. Петька с Таней затаились. Кто-то спустился к реке, звякнул котелком. Всплеснула вода.

— Ух, и холодная, — сказал сам себе человек и вдруг спросил: — Эй, под причалом кто есть?

— Есть, — ответил Петька.

— Можно в вашей компании побыть?

Человек словно видел в темноте. Он подошел к причалу и залез именно в тот проем, где сидели Петька с Таней. Чиркнула зажигалка — они увидели солдата с перевязанной головой. Он удивился:

— Надо же, а я думал, здесь взрослые тоже, как и я, отставшие от поезда.

Солдат не спросил у ребят кто такие и откуда. Много он видел беды и горя на военных дорогах и понял все без всяких вопросов. Он потушил зажигалку, поставил на камни вещевой мешок.

— Подождите, я костер сгоношу.

Шинелью он накрыл Петьку и Таню, а сам выбрался наружу. От мешка пахло чем-то очень аппетитным. Когда солдат снова залез под причал, ребята уже крепко спали. Он дотронулся до плеча Петьки:

— Просыпайтесь, я чаек сварганил. Пироги у меня домашнего изготовления с капустой. Невеста моя пекла, Аннушка.

Петька с Таней прошли к костру, сели на заросшее прошлогодней травой бревно. Солдат быстро развязывал туго набитый вещмешок.

Потрескивали в огне сухие щепки, искры, описав дугу над ребятами, падали в реку. Запивая толстые ржаные пироги горячей водой, Петька с Таней рассказывали солдату о своей жизни.

— В Краснокардонск вы, ребята, не попадете. Железнодорожная ветка туда разбомблена начисто и еще не восстановлена. Я там был. От города остались руины. Уцелел только военный завод.

Солдат закурил. И долго смотрел на огонь. Тонкий шрам на щеке едва заметно подергивался.

— Слушайте, ребята, здесь совсем недалеко есть прииск «Лосенок». Мама у меня там живет, старушка. Я напишу ей письмо. Будете у нее жить. Пока я не вернусь. Война, считайте, окончена. Вернусь я скоро. Сам пойду работать, взрывник я, а вы учиться будете. А если в Краснокардонск захотите, свожу вас туда! И там как следует устрою. Запомните — звать меня Алексей Уватов, по отчеству Никитович. — Он вынул записную книжку и карандаш. Наклонившись к костру, стал быстро писать. Бумажку вручил Петьке: — С этой запиской никто вас не задержит, а мама моя добрая, в обиду не даст. — Солдат Уватов посмотрел на часы: — Через два часа мой поезд, надо немного прикорнуть. — Он выплеснул из котелка остатки воды и пошел к причалу.

Был день, а Таня с Петькой, закутанные в теплую солдатскую шинель, все еще спали под причалом. Легкий туман витал над Ангарой. Глухо тарахтя мотором, вниз по реке шла старая баржа. На боку надпись — «Таежница». За штурвалом стоял бородатый старик. Цыганские глаза вглядывались в берег. Старый капитан уверенно перекладывал руль, и баржа медленно сходила с фарватера, прижимаясь к левому берегу. Стоп, машина! — Из тонкой трубы вылетели колечки синего дыма и тарахтение прекратилось.

Используя течение, бородач подвел баржу к причалу. Заскрипели старые бревна настила. С борта на пристань прыгнула женщина. Толстую веревку она быстро обвязала вокруг столбика. Черноглазая девочка, разбежавшись по палубе, перелетела через борт.

— Теплынь-то, какая, — воскликнула она и, как птица замахала, худенькими руками.

— Любка, — закричал старик, — далеко не шастай, сейчас примем груз и отвалим.

— Я туточки буду.

Она спрыгнула с причала на гравий. И только от скрипа камушков Таня с Петькой проснулись. Рядом стоял солдатский вещмешок. Шинель не взята. Петька хотел позвать солдата, но на мешке увидел записку: «Ребята, все дарю вам. Домой вернусь скоро, ждите. Ваш А. Уватов».