Далекие берега - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 11

Смяли. Семерых положил лорд Хамон, а уж сколько ранил - не сосчитать. Только все равно дошли германцы до позиции, порубили охрану, да в спину лорда пику вонзили, пока он с замолчавшим пулевиком возился. Вот она - дворянская стать!

Только и Хамон не слабее был. Умирал, кровью захлебывался, а Слово сказал. Исчез пулевик скорострельный, прямо из рук германцев-победителей исчез. Навсегда. Вряд ли Хамон кому свое Слово при жизни раскрыл...

Я потрепал Марка по голове:

- Подымайся, мальчик. Хватит притворятся.

- Я не притворяюсь, - Марк отстранился.

- Достань огонек, - попросил я. Через миг мне в руку легла зажигалка.

- Сколько времени? - спросил Марк.

- Часов нету. Ты уж извини, - хмыкнул я. Встал, побрел сквозь темноту к стене, где был факел. - Может у тебя есть? На Слове?

Марк сердито засопел.

- Я вам все назвал, что у меня на Слове есть. Да и какой толк от часов в Холоде?

- А почему бы и нет?

- Они же не идут там. В Холоде как положишь, так и достанешь.

Вот оно как. Не знал. Значит и пулевик лорда Хамона сейчас там, в Холоде, а пар из ствола брызжет, брызжет и не кончается...

Я зажег факел, посмотрел на трущего глаза Марка.

- Вечер сейчас, парень. Темнеет уже. Еще часика три подождем - и в путь-дорогу. Как нога?

Он пожал плечами. Оставив факел на стене я подошел, приподнял мальчишку.

- Обопрись на ногу. Осторожно.

Марк ступил, аккуратно перенося вес на больную ногу.

- Вроде ничего... ой. Колет немного.

На лбу у него выступила капелька пота. Хорошенькое "немного".

- Сядь, - с досадой сказал я. - Штаны снимай.

Пока он покорно расшнуровывал ботинки и раздевался, я снял куртку, начал отдирать рукава.

- Возьмите...

Марк протянул нож. Никак я не привыкну, что рядом - знающий Слово.

Два взмаха - и вместо куртки я получил жилетку. Эх, долго одежка служила. У хорошего портного шил - так, чтобы с виду дрянь дрянью, а на деле и тепло было, и крепко.

- А зачем это?

Неужели и впрямь не понимает?

- Ногу тебе перетянуть.

- Можно было мою рубашку...

Я покачал головой. Тонкий батист тут не сгодится.

- Так лучше выйдет. Теперь потерпи.

Минут десять я массировал ему голень. Наверное, Марку было больно, но он терпел. Потом я плотно замотал мальчишке ногу разрезанными вдоль рукавами. Не слишком туго, но чтобы поддержать мышцы.

- Спасибо, - тихо поблагодарил Марк.

- На том свете сочтемся, - отрезал я. Вот уж чего не люблю - когда благодарят. Словно привязывают благодарностью - с одной стороны приятно, а с другой и дальше выхода не будет, кроме как помогать. - Штаны налезут?

Брюки у него были узкие, из плотной, крашеной индиго парусины. Конечно, на замотанную ногу они не налезли, пришлось распороть штанину.

- Вот теперь ты нормальный оборванец, - решил я, поглядев на Марка. - Уже не так смахиваешь на высокородное дитя.

Марк испуганно посмотрел на меня.

- Не бойся, - сказал я. - Мне, в общем, плевать, каких ты кровей.

- Почему вы... решили, что я высокородный?

- Да у тебя на лбу фамильное дерево нарисовано. Голубая кровь, фамильный дворец, все дела...

Он по прежнему был напуган.

Я вздохнул, и разъяснил:

- Марк, вот ты вроде обычный пацан. Одет неплохо, но не более. Грязный, тощий. Только я-то вижу, тебе вся эта грязь - как рубашка с чужого плеча. Порода в тебе есть. Благородные предки, камердинер, гувернантка по утрам умывает, охранник до двери нужника провожает... Что, ошибаюсь?

Марк молчал.

- Ну и Слово... сам понимаешь. Откуда тебе его знать? Один ответ подарили.

- И что?

- Ничего. Мне-то какое дело? Марк ты, или Маркус, мне едино. Хочешь расскажу, как все с тобой было? Отец твой граф или барон. Вряд ли принц из Дома, хотя... А матушка, небось, попроще. Бастарду тоже всякая судьба выпадает. Нет у папаши наследника - вот и растят в роскоши. Мало ли как сложится... вдруг придется род наследовать.

Мальчик молчал. Впился в меня темными глазами, выжидал.

- А потом вдруг получилось у аристократа. Законная жена дитя родила. И тут уж... стал ты обузой. Могли и прикончить. Но кто-то постарался, верно? Думаю, папаша твой добрым оказался. Спрятал тебя... на рудники отправил. Все лучше, чем помирать. Так?

- Не... не совсем...

Глаза у Марка заблестели. Ну вот. Довел пацана до слез.

- Перестань, - я присел рядом, и рукавом его же рубашки утер слякоть. - Нечего жалеть. Жизнь крутитвертит, а Искупитель правду видит. Кого любит, того испытывает. У тебя все равно... такое сокровище осталось, что мне и не снилось никогда.

Марк тут же затих.

- Да не буду я Слово пытать... Скажи лучше, что ты чуешь при этом?

- Холод.

- И все?

- И все. Словно руку в темноту протянул, но знаешь, что должен найти. И находишь. Холодно только.

- Понятно. Значит, все равно, что жратву с ледника воровать. Ничего особенного.

И что это все мысли к еде сводятся? Марк уставился на меня. Удивленно сказал:

- Вы смеетесь. Вы же смеетесь!

- Да. А что, нельзя?

Он неуверенно улыбнулся:

- Нет, я не думал, что вы умеете. Вы все время такой мрачный.

- Знаешь, Марк, брось свое "вы". Я тебе не герцог, да и ты мне не принц. Оба мы беглые каторжники, один молодой, другой старый. Договорились?

Мальчик кивнул:

- Ладно. Ты прав, вор Ильмар.

- А ты молодец, бастард Марк, - вернул я любезность. - Дворцов может и не наживешь, но и не пропадешь. Ты хоть что-то делать обучен?

- Кое-что.

- Например?

- Фехтовать. Стрелять.

Я не сразу его понял. Кто же ребенку оружие доверит?

- Из пулевика?

- Да.

- Тебя и впрямь в наследники готовили, - признал я. - Что ж, полезное умение. Значит, воевать обучен. Дюжину-то начал?

Мальчишка сжал губы. Неохотно выдавил:

- Не знаю. Может быть.

- Это плохо, - я покачал головой. - Пока точно не узнаешь, считай, что начал. Дюжине как счет ведут? Если ранил кого, и за неделю не помер - значит не в счет. Если не убил, а дал помереть... ну, вот если бы я тебя на улице страже бросил, так тоже не в счет. Это судьба. Но если точно не знаешь - считай, что убил. Так спокойнее.

- Я знаю.

- Хорошо. Диалектам обучен? Романский ведь тебе не родной, верно?

Марк промолчал.

- Не родной, чувствую. Да не беда, ты на нем говоришь здорово, не придерешься. Чуть по-ученому, словно выпендриваешься, но такое бывает. Славянский ты знаешь - раз с кузнецом говорил. По-галлийски говоришь?