Кошкина пижама - Брэдбери Рэй Дуглас - Страница 31

— А это Дорога шестьдесят шесть?

Я кивнул.

— Я так и предполагал, — сказал он. — Значит, если я поеду дальше, то приеду туда, куда мне нужно?

— А куда вам нужно?

Он взглянул на мою полицейскую форму и как-то сразу ссутулился.

— Думаю, мне нужно в полицейский участок.

— Зачем? — спросил я.

— Потому что, — продолжал он, — кажется, мне нужно сдаться властям.

— Ну что ж, может быть, вы сдадитесь мне. Но зачем вы хотите это сделать?

— Потому что, — сказал он, — кажется, я убил несколько человек.

Я оглянулся назад и посмотрел на дорогу, над которой оседала пыль.

— Вон там? — спросил я.

Медленно-медленно он оглянулся и покачал головой.

— Точно, там.

Вдруг снова поднялся ветер, сгустив тучи пыли.

— Давно? — спросил я.

Он закрыл глаза.

— Где-то несколько недель назад.

— Что за люди? — спрашивал я. — Вы убили их? Сколько их было?

Он открыл глаза, его ресницы дрожали.

— Четверо, нет, пятеро. Да, пятеро, все мертвы. Отмучились. Вы принимаете мою явку с повинной?

Я колебался: что-то тут было не так.

— Это было бы слишком просто. Вы должны рассказать подробнее.

— Ну что ж, — заговорил он. — Не знаю, как вам рассказать, но я очень долго ехал по этой дороге. Наверное, много лет.

«Много лет, — подумал я. — Мне тоже так показалось, что он много лет ехал по дороге».

— И что было потом? — спросил я.

— Эти люди вдруг оказались на моем пути. Один из них выглядел как мой отец, женщина была похожа на мою мать, когда та была еще совсем молодой, а третий человек выглядел как мой брат, только он давно умер. Тогда у меня были еще брат и сестра, и они тоже были здесь. Черт, все это было так странно.

— Пятеро? — переспросил я. И вспомнил, что произошло недавно и эти пять трупов, найденных мной на дороге между Канзас-Сити и Оклахомой. — Пятеро?

Он кивнул.

— Именно так.

— Ну и, — продолжал я, — что они такого сделали? Почему вы решили убить их?

— Они просто шли по дороге, — сказал он. — Не знаю, как они туда попали, но их одежда и внешний облик… я сразу понял: что-то тут не так — я должен был остановиться и прикончить каждого из них, покончить с ними раз и навсегда. Я просто обязан был это сделать.

Он посмотрел на свои руки, крепко сжимавшие рулевое колесо.

— Автостопперы? — спросил я.

— Не совсем, — ответил он. — Хуже. Автостопперы люди нормальные, они просто куда-нибудь едут. Но эти, мне кажется, они браконьеры. Захватчики собственности, преступники, грабители или что-то в этом роде. Мне трудно объяснить.

Он снова оглянулся и посмотрел на дорогу, над которой едва заметно опять начинала кружиться пыль.

— С вами было такое, что в воскресный день вы выходите из церкви, чувствуя очищение, словно у вас появился еще один шанс, и вот вы стоите рядом со своими близкими — заново родившийся, возликовавший, как говорит проповедник — и вдруг среди бела дня с другого конца города приезжают какие-то люди в черных костюмах и гасят вас, я имею в виду, гасят вашу радость своими сатанинскими улыбками, и вот вы стоите рядом со своими близкими и чувствуете, как радость ваша тает, будто весенний снег, а те, увидев, что ваша радость погасла, уезжают прочь — беспардонно, как будто так оно и надо, что они погасили вашу радость?

Водитель замолчал, закрыв глаза и подытоживая что-то в уме, и наконец выпалил:

— Ну разве это, не знаю, разве это не… — и тут он нашел верное слово, — …богохульство?

Я помолчал, подумал, а затем согласился:

— Пожалуй, так.

— Мы ничего не сделали, просто стояли, только что заново рожденные, а они мимоходом нас погасили.

— Богохульство, — повторил я.

— Мне было всего десять лет, но впервые в жизни мне тогда захотелось схватить мотыгу и соскрести улыбки с их лиц. И вот ты стоишь, словно донага раздетый. Они украли лучший момент твоего воскресенья. Вам не кажется, что я имел право сказать типа: возвращайте мое кровное, отдавайте, я забираю у вас пиджак, снимаю с вас эти штаны и шляпу тоже, да, и шляпу?

— Пятеро, — произнес я. — Пожилой мужчина, женщина, молодой человек и двое детей. Знаю.

— Тогда вы знаете, о чем я говорю. Они были одеты в такую одежду… Странно, они были одеты так, будто прошагали через всю «Даст Боул», пробыли там долгое время, может даже жили под открытым небом и ночью спали на ветру, и пыль пропитывала их одежду, а лица их казались исхудавшими, и тогда я посмотрел на старика и сказал: «Ты не мой отец». И старик ничего не ответил. Я посмотрел на женщину и сказал: «Ты не моя мать», и она тоже ничего не ответила. Я посмотрел на своего младшего брата и сестренку и сказал: «Я никого из вас не знаю. С виду вы такие же, но внутри совсем не то. Что вы делаете на этой дороге?» Вот, и они ничего не ответили. Им было как будто, не знаю, стыдно что ли, но они не ушли с дороги. Так и стояли перед моей машиной, и я понял: если я что-нибудь не сделаю, они не позволят мне ехать дальше, в Оклахома-Сити. Стало быть, вы знаете, что я сделал?

— Прикончил их, — ответил я.

— Прикончил — хорошее слово. «Надо сорвать с них одежду, — думал я про себя. — Они не достойны ее носить. Содрать с них кожу, — думал я, — потому что они не достойны выглядеть, как мои мать, отец, братья и сестра». Тогда я чуть нажал на газ, и машина тронулась, но они не сдвинулись с места и не могли вымолвить ни слова от стыда, и тут налетел ветер, и я пустил машину вперед. Я поехал, и они попадали под колеса, и я проехался прямо по ним, а потом оглянулся, надеясь, что днищем машины с них сорвало одежду, но нет, на них по-прежнему была одежда, которой они не достойны, и они лежали там, на дороге: я не знал, мертвы они или нет, но надеялся, что мертвы. Я вылез из машины, вернулся, подобрал их одного за другим и покидал на заднее сиденье, а потом поехал дальше по дороге, над которой поднимались тучи пыли, вытаскивал и клал одного там, другого здесь и так далее, но к тому времени они уже совсем перестали быть похожими на моих родных. Странная история, правда?

— Странная, — сказал я.

— Ну вот, — произнес он, — это все. Я все рассказал. Вы меня арестуете?

Я посмотрел ему в лицо, потом на дорогу и подумал о трупах, которые все еще лежат в кабинете коронера в Топеке.

— Я подумаю, — сказал я.

— Что это значит? — спросил он. — Я же все рассказал. Я виновен. Я убил их.

Я молчал. Ветер все поднимался, взметая облака пыли.

— Нет, — наконец произнес я. — Странно, но мне не кажемся, что вы виновны. Не знаю почему, но я так не считаю.

— Ладно, уже поздно, — сказал он. — Хотите проверить мое удостоверение личности?

— Если вы хотите мне его показать, — согласился я.

Он вытащил из кармана потертый бумажник и протянул мне. В нем не было водительского удостоверения, только старая карточка с фамилией, которую я не совсем разобрал, но она показалась мне знакомой, что-то из газет, печатавшихся задолго до моего рождения. По моей спине пробежала нешуточная дрожь, и я спросил:

— И куда вы теперь, после этого, направляетесь?

— Не знаю, — сказал он. — Но теперь я чувствую себя намного лучше, чем в начале пути. А что там впереди?

— То же, что и всегда, — ответил я. — Калифорния, открытки, апельсины, лимоны, может быть, государственные резиденции, мотели-бунгало. — Я вернул ему карточку и бумажник. — Впереди, в десяти милях отсюда, есть полицейский участок. Если к тому времени, когда вы до него доберетесь, у вас еще будет желание сдаться властям, сделайте это там, а меня увольте.

— Почему? — спросил он, глядя на меня своими спокойными, серыми, немигающими глазами.

— Я знаю только, что иногда некоторые люди не достойны носить одежду, которую они носят, и иметь лица, которые они имеют. Некоторые люди, — помолчав, добавил я, — встают у вас на пути.

— Но я действительно медленно ехал, — произнес он.

— А они не посторонились.

— Верно, — сказал он. — Я просто переехал их и все, и мне стало от этого легче. Ладно, кажется, мне пора ехать дальше.