Старичок с Большой Пушкарской - Житинский Александр Николаевич - Страница 9

Дедушка направился в кухню, а Санька, дрожа от волнения, спустилась вниз, оттащила лестницу на место и лишь после этого последовала за дедушкой.

Дедушка стоял посреди кухни. За столом чинно сидела старушка в белой кофточке. На коленях у нее устроилась Аграфена. Старушка медленными движениями помешивала чай ложечкой. Лицо у старухи было бледное-бледное, почти голубое, а пальцы будто вылеплены из воска. Дедушка почему-то с опаской покосился на гостью и обратился к Саньке:

– Ты плохо выполняешь пионерские поручения. Почему не сказала, что тебя ждет Софья Романовна?

– Кто? – еле слышно прошептала Санька, чувствуя, что теряет сознание.

– Софья Романовна, – указал дедушка на старуху, и она подтвердила его слова кивком восковой головы.

Санька попятилась, выбежала из кухни, бросилась в свою комнату и забилась в угол дивана. Ее трясло.

Дедушка появился на пороге разгневанный.

– Саша, это невоспитанно, это самое… Она тебя ждет.

Он взял Саньку за руку и повел на кухню. Санька шла покорно, обмирая от страха. Они вошли и увидели дымящуюся чашку чая на столе, жмурящуюся Аграфену на стуле – и больше никого!

Старуха как сквозь землю провалилась! Это самое.

Глава 6

Исчезновение старухи очень неблагоприятно повлияло на дедушку. Он проверил все запоры, произвел осмотр ценных вещей – фарфорового сервиза, орденов и медалей, которые хранились в тумбочке рядом с его кроватью, и собраний сочинений Ленина, Сталина, Маркса и Энгельса, что стояли на полках в его комнате. Все оказалось на месте. После этого дедушка уложил спать Саньку и самолично погасил свет в ее комнате.

– Больше никакого милосердия, это самое! – сказал дедушка.

Санька испуганно лежала в темноте под одеялом. Потом догадалась стукнуть в стенку, отделявшую ее комнату от коридора, где были антресоли. В ответ раздался тихий стук Альшоля. Санька немного успокоилась и заснула.

Утром дедушка разбудил Саньку, поставил ее перед кроватью по стойке «смирно» и решительным голосом приказал:

– Кошку сдать Софье Романовне. Это первое. Сегодня же поедем с тобой на дачу. Это самое.

– Не поеду, – хмуро сказала Санька.

– Приказы не обсуждаются. Марш умываться! – прикрикнул он.

После завтрака дедушка деловито запаковал Аграфену в картонный ящик из-под макарон, валявшийся в кладовке, вручил ящик Саньке, и они вместе вышли из дома. Дедушка направился в магазин за продуктами для дачи, а Саньку отправил к Софье Романовне.

Вот только где ее искать, эту Софью Романовну?!

Санька спряталась за углом, наблюдая, как дедушка решительной армейской походкой направляется к магазину. Только он скрылся в дверях, как она стремглав бросилась домой, вбежала в квартиру и, лихорадочно подтащив стремянку к антресолям, забралась наверх вместе с ящиком.

Альшоль спал в уголке, свернувшись на плоских диванных подушках. Услышав шум, он проснулся, сладко потянулся и расчесал пятерней запутавшуюся седую бороду.

– Саша, это ты… – улыбнулся он. – Мне такой сон приснился! Будто меня окружили трётли и хотят превратить в камень. Наверное, я и вправду скоро умру…

– Подожди ты со своими трётлями! – рассердилась Санька и рассказала Альшолю о планах дедушки.

Услыхав про странную старуху, которая якобы уже умерла, Альшоль закрыл лицо руками и издал глухой стон.

– Боже мой, за что такая напасть?…

– Ты ее знаешь? – встревожилась Санька.

– Нет. Но я знаю многое другое.

– Расскажи! – потребовала она.

– Долгая история, Саша. Как-нибудь после…

Санька не стала допытываться, тем более что с минуты на минуту мог вернуться дедушка. Она оставила Аграфену Альшолю и спустилась вниз. Когда закрывала дверцы антресолей, заглянула внутрь: Альшоль сидел в темном углу, держа Аграфену на руках, и что-то тихо ей нашептывал. Аграфена вела себя спокойно.

Дедушка вернулся с туго набитыми сумками и принялся поторапливать Саньку на дачу. Через полчаса они уже выходили из дома, спеша на Финляндский вокзал к электричке. Дедушка повеселел, довольный Санькиным послушанием, рассказывал ей про огурцы в теплице и салат на грядке, выращиваемые бабой Клавой. Намекал также на прополку клубники и другие дачные дела. Но Санька слушала его вполуха.

Они с дедушкой ворвались в вагон подошедшей электрички в толпе других дачников с сумками, рюкзаками, досками, собаками на поводках, птицами в клетках и заняли места. Дедушка поставил две сумки на верхнюю полку и наконец ослабил бдительность.

– Дедушка, ты меня прости, но я не могу ехать с тобой, – сказала Санька, поднимаясь со скамейки.

Дедушка от неожиданности раскрыл рот. А Санька не спеша двинулась по проходу к дверям.

– Саша, стоять! – крикнул дедушка таким голосом, что все пассажиры вздрогнули.

Но Санька вышла из электрички и подошла к окну вагона в том месте, где сидел дедушка. Он высунул голову из открытой верхней части окна; лицо его покраснело, на лбу выступили капли пота.

– Ты что, это самое! – кричал дедушка на весь вокзал.

– Дедушка, правда, никак не могу. Это будет предательство, – тихо сказала Санька.

– А бросать меня, это самое?

Но Санька, мучаясь в душе и обмирая от страха, повернулась и пошла по перрону.

Она вернулась домой очень печальная. Первый раз в жизни она так жестоко обошлась с дедушкой. Но что поделаешь! Альшоль без нее пропадет – не сидеть же ему взаперти. К тому же он все время думает о смерти, будто нет других вещей повеселее. У него же на целой Земле никого, кроме нее, нет.

Санька отбросила печаль и решительно повернула ключ в замке.

В квартире было полно музыки; она доносилась из дедушкиной комнаты, где стоял телевизор. Санька поспешила туда и увидела следующую картину.

Перед телевизором в креслах сидели Альшоль и вчерашняя старуха. Она была почему-то в белом подвенечном платье старинного покроя – с прямыми твердыми плечиками, окруженными воздушными крылышками кружев, в длинных, до локтей, белых лайковых перчатках и с фатой, спадающей на спинку кресла. На коленях у старухи сидела Аграфена. Они смотрели «Утреннюю почту».

Санька остановилась в дверях, не зная, что делать.

Альшоль порывисто вскочил с кресла, мелкими шажками приблизился к Саньке. У него было виноватое лицо.

– Саня, прости меня, оно опять пришло…

– Кто это? – прошептала Санька.

– Да привидение же! Привидение! – с неудовольствием воскликнул Альшоль.

– Да, я привидение, – царственно произнесла старуха, поворачивая голову к Саньке. – Я пришло к моей кошке. Имею право… Подойди ко мне, девочка.

Она протянула к Саньке сухую тонкую руку в белой перчатке, Санька обмерла, но сделала шаг к старухе.

– Это я виноват, я… – сокрушался Альшоль сзади.

– Меня зовут Софья Романовна, – продолжало привидение. – Садись, девочка, – указало оно на кресло рядом с собою.

Санька послушно опустилась в кресло.

Альшоль за спиною старухи виновато развел руками: мол, что я могу сделать! Потом, спохватившись, прикрутил звук у телевизора, на экране которого Юра Шатунов пел про белые розы.

– Я хочу поблагодарить тебя, – сказало привидение Софья Романовна. – Ты первая вспомнила о моей любимой Аграфене и приютила ее у себя. Мне осталось на Земле совсем немного времени. На сороковой день после смерти Господь возьмет меня к себе… Если, конечно, сочтет это возможным, – добавила старуха, подумав. – Я хочу спросить: ты и дальше будешь заботиться об Аграфене?

– Да… – выдавила из себя Санька.

– Этот мальчик, – указала старуха на Альшоля, – помог мне воплотиться в полный рост. – Привидение с удовольствием оглядело себя и провело лайковой перчаткой по белому атласу платья. – Ты не представляешь, девочка, как трудно сейчас привидениям! У людей осталось так мало воображения, что нам приходится быть совершенно невидимыми. Изредка мелькнешь в своей собственной квартире в виде облачка, скрипнешь дверью – и все! А этот мальчик сумел воплотить меня в лучшем виде! И даже с фатою! – привидение элегантным жестом расправило газовую шаль фаты.