Старичок с Большой Пушкарской - Житинский Александр Николаевич - Страница 8

Она едва успела оттащить стремянку от антресоли, как открылась дверь и вошел дедушка.

– Саша, что же ты, это самое… – укоризненно начал он. – Я там на даче, это самое, а ты…

Когда у дедушки не хватало слов, а так было почти всегда, он всегда говорил «это самое». Но Санька с младенчества научилась его прекрасно понимать. Вот и сейчас она сразу догадалась, что дедушка хотел сказать: «Я там на даче волнуюсь, звоню в город, а ты все время отсутствуешь…»

– Я гуляла, – потупив глаза, сказала Санька.

– Гуляла! Мы тебя оставляли делом заниматься!

– Да-да, я все время бываю у Софьи Романовны, – вспомнила Санька о своем милосердном деле.

Дедушка пошел на кухню и принялся выгружать из сумки в холодильник молоко и пельмени, купленные по дороге.

– Мама не звонила? – спросил он.

– Звонила. У нее все хорошо, – сказала Санька.

– У нее хорошо, а у нас, это самое… – сказал дедушка.

И тут раздался звонок в дверь. Санька открыла. На пороге стоял лейтенант Мулдугалиев.

При виде Саньки глаза Мулдугалиева зажглись охотничьим блеском.

– Девочка, дедушка твой дома? – спросил он.

– Дома… – пролепетала Санька.

– Можно его видеть?

– Я здесь. Кто меня, это самое… – дедушка вышел из кухни в прихожую.

– Это не тот дедушка, – покачал головой Мулдугалиев.

– Как не тот, это самое! – взорвался дедушка. – Полковник в отставке Потапов Игорь Павлович.

– Так точно, – подтвердил Мулдугалиев. – Я ваш адрес через Совет ветеранов нашел. Но у вашей внучки был еще дедушка.

– Правильно, был, – кивнул Игорь Павлович. – По отцу. Борисоглебский Николай Степанович, летчик. Он давно умер. Саша его не видела.

– А гражданин Альшоль кем ей приходится? – спросил участковый.

Дедушка озадаченно взглянул на Сашу.

– Я такого не знаю.

– И я не знаю, – сказала Санька.

– Как не знаешь, девочка! А кто ночью, под утро, через железную дверь убежал? Кто рукав мне чуть не оторвал? Кто кричал про провалы памяти?

– Это у вас провалы памяти, – довольно грубо сказала Санька. – Дедушка, ну посуди, зачем мне ночью милиционерам рукава отрывать?

– Действительно, это самое… – сказал дедушка.

– Хорошо, девочка… – сузив глаза, прошипел Мулдугалиев. – Я твоего Альшоля все равно найду. Найду и засажу куда следует.

Участковый повернулся на каблуках и покинул квартиру.

– Саша, что это значит? – спросил дедушка.

– Очень просто, ненормальный милиционер! Ты что, не видел ненормальных милиционеров? – пожала плечами Санька.

Дедушка хмыкнул и ушел в свою комнату. Там он сразу включил телевизор и стал смотреть настроечную таблицу под музыку. Санька с тоской поняла, что обратно на дачу дедушка не собирается.

А что делать с Альшолем? Она побежала к своему секретеру и, присев на стул, написала записку на оборотном языке, чтобы никто не понял, если найдет:

«Шольаль!

Кадушде детбу ватьчено мадо. Он не жендол бяте детьви. Диси хоти! Даког он нетзас, я сунепри бете естьпо. Касань».

Санька сложила записку вчетверо и, подтянув стул к антресолям, вскарабкалась на него. Она заглянула в щель и увидела в уголке Альшоля, который разглядывал чугунный утюжок, согнувшись над фонариком. Санька метнула ему записку и сделала предупреждающий знак: тсс!

Дедушка скоро уснул под равномерное бормотанье телевизора. Санька сварила пельмени и вновь полезла на антресоли. На этот раз там было темно. Санька на ощупь нашла фонарик, засветила его и направила свет в потолок, чтобы не слепило глаза. Альшоль, скрючившись, сидел в уголке, вытирая щеки кончиком бороды. Саньке показалось, что он плачет.

– Что с тобой? – шепотом спросила она.

– Я никому здесь не нужен…

– Неправда! – заявила Санька. – Ты нужен мне. Ты нужен участковому Мулдугалиеву. Давай обедать.

Но Альшоль наотрез отказался от пельменей; выяснилось, что он вегетарианец, то есть употребляет пищу только растительного происхождения. Саньке пришлось спуститься вниз и принести Альшолю кусок булки и стаканчик изюма.

Они наконец уселись обедать. Луч фонарика упирался в потолок. Со стен дружелюбно глядели иностранные металлисты.

– Успел рассмотреть коллекцию? – спросила Санька.

– Немножко. Но я не люблю железа, ты уж прости. От железа все беды.

– Значит, ты должен подружиться с Крошей, – сделала вывод Санька.

Они пообедали, а затем, пользуясь дедушкиным сном, принялись на антресолях устраивать Альшолю жилье. Санька приволокла две плоские диванные подушки, которые должны были служить кроватью, и мягкого голубого бегемотика вместо подушки. Она едва успела передать Альшолю книжки для чтения – учебник химии и «Приключения Буратино», как проснулся дедушка.

Санька мигом прихлопнула дверцы антресолей, унесла стремянку и предстала перед дедушкой как ни в чем не бывало.

– Объявляется большая приборка! – провозгласил отдохнувший дедушка.

Санька уронила руки. «Большая приборка» была любимым дедушкиным занятием. В ней всегда участвовала вся семья. Большая приборка отличалась от обычной уборки квартиры тем, что вылизывался каждый уголок, включая самые укромные места под шкафами и кроватями. «Опять весь день ползать с трубой!», – обреченно подумала Санька, но делать нечего – она достала из кладовки пылесос и принялась разматывать шнур.

Завыл двигатель; пылинки, соринки, щепочки и бумажки устремились к раструбу пылесоса. Работа закипела! Дедушка протирал поверхности влажной тряпкой, при этом в сотый раз рассказывая, как он в молодости до блеска драил казарму на сто двадцать человек. Санька ползала под кроватями, воюя с пылью и успевая успокаивать Аграфену, которая была в ужасе от завываний пылесоса. Проходя по коридору, Санька подняла голову и увидела глаз Альшоля, который следил за ней в щелку. Альшоль явно страдал от того, что не может Саньке помочь.

Большая приборка закончилась лишь к ужину.

Санька была послана в булочную за хлебом. Когда возвращалась, на лестнице ей повстречался участковый Мулдугалиев, выходящий из квартиры соседки Эмилии.

– Значит, нет никакого Альшоля, девочка? – улыбаясь, прошипел он, топорща усы.

– Я вас не понимаю, – храбро сказала Санька.

– Ничего, поймешь. Свидетели есть… Прокурор санкцию даст на обыск – и я его найду! Может, он – особо опасный преступник? – продолжал Мулдугалиев.

– Сами вы особо опасный! – выкрикнула Санька и юркнула за дверь.

После ужина дедушка подобрел и размяк. Он чмокнул Саньку в макушку и удалился смотреть программу «Время», которая плавно переходила в дедушкин сон. Когда дедушка засыпал, мама или Санька на цыпочках входили в комнату и выключали телевизор.

Санька, едва дождавшись первых сигналов программы «Время», вскарабкалась к Альшолю, чтобы рассказать ему о новых происках участкового Мулдугалиева и соседки.

Она не поверила глазам: ее металлическая коллекция была вычищена до блеска и смазана машинным маслом! Альшоль в уголке скромно поглаживал бороду.

Санька подскочила к нему и расцеловала.

– Альшоль, миленький! Значит, ты тоже делал приборку!

Альшоль вдруг густо покраснел, отстранился от Саньки и потупил глаза, отчего Санька и сама смутилась.

– Ты чего?… – тихо спросила она.

– Меня семьсот тридцать шесть лет никто не целовал, – сказал Альшоль.

– Я по-дружески, – сказала Санька.

– И по-дружески никто не целовал. У меня был друг – дождь Билинда…

– Девочка или мальчик? – деловито осведомилась Санька.

– Я же говорю – дождь. Он умывал меня каждое утро.

– С мылом?

– Какая ты, Саша, странная… – обиделся Альшоль. – Я тебе серьезно говорю.

И вдруг они услышали снизу громкий голос дедушки:

– Саша! Ты где?

Санька бросилась к дверце, выглянула из антресолей. Дедушка стоял у стремянки, намереваясь подняться по ней.

– Я здесь… я убиралась… – залепетала Санька.

– Молодец, – похвалил дедушка. – К тебе пришли.

«Участковый!», – испугалась Санька.