Шерли - Бронте Шарлотта - Страница 90

Но Каролину незачем было торопить; она отложила коричневый детский передничек голландского покроя для благотворительной корзинки, который обшивала тесьмой, взбежала по лестнице, спрятала кудри под соломенную шляпку и накинула на плечи шелковую черную шаль, простые складки которой так шли к ее фигуре, а темный цвет так подчеркивал белизну платья и мягкие краски ее нежного лица; она была рада хоть на несколько часов ускользнуть от грустного одиночества, этого наваждения ее жизни; она была рада спуститься по зеленым полям в лощину, вдохнуть запах простых придорожных цветов, более сладкий, чем ароматы лилии или махровой розы. Правда, она знала, что Роберта не застанет, но одно посещение лощины было для Каролины счастьем; она так долго с ним не встречалась и не говорила, что теперь, даже если она просто увидит его дом, войдет в комнату, где он сидел еще утром, это будет уже равносильно встрече. Даже такая иллюзия оживила мисс Хелстоун; мысль об этом следовала за Каролиной по пятам, как незримая добрая фея; нежными взмахами крыльев она ласкала щеки девушки, и ветерок с голубого летнего неба доносил ее шепот:

«Пока ты будешь в его доме, Роберт может вернуться, и тогда ты хотя бы увидишь его лицо, хотя бы подашь ему руку и, может быть, даже минутку посидишь с ним рядом».

«Молчи!» — сурово отвечала она, а сама жадно вслушивалась в этот добрый утешительный лепет.

Мисс Мур, очевидно, увидела из окна, как мелькнуло за кустами сада белое развевающееся платье Каролины, потому что вышла из дома, чтобы встретить ее у дверей. Как всегда несгибаемо-прямая и невозмутимая, она и сейчас двигалась без всякого волнения и спешки, — ничто не могло нарушить степенность ее походки. Однако когда Каролина с искренней радостью и сердечной теплотой обняла и поцеловала ее, мисс Мур позволила себе улыбнуться. В приятном заблуждении и совершенно польщенная, она нежно повела свою питомицу в дом.

Именно в приятном заблуждении! Если бы не это заблуждение, мисс Мур вероятнее всего просто выставила бы Каролину за калитку, не впустив даже в сад! Если бы она знала, в чем главная причина этой по-детски непритворной радости, Гортензия Мур, наверное, была бы одновременно разгневана и оскорблена. Сестры не выносят юных девушек, которые влюбляются в их братьев, им кажется, что здесь какая-то ошибка, в лучшем случае недоразумение, если не просто наглость, или глупость, или порочность. Ведь сами они не питают к своим братьям такой любви, какие бы нежные сестринские чувства они к ним ни испытывали, — а потому, когда в них влюбляется кто-то другой, это кажется сестрам отталкивающей и нелепой романтичностью. Первым их чувством в таких случаях, — как и у большинства родителей, обнаруживших, что их дети влюблены, — чаще всего бывает насмешливая неприязнь. Если это разумные люди, они вовремя подавляют столь несправедливое чувство, в противном же случае первое впечатление оказывается сильнее их и они до конца своих дней недолюбливают невестку.

— Поверив моей записке, ты, наверное, рассчитывала, что я буду одна, заметила мисс Мур, направляясь к гостиной. — Но я писала тебе утром, а потом явились гости.

Она отворила дверь, и Каролина увидела широченную волну красных юбок, почти скрывавшую под собой кресло возле камина, и торжественно возвышающийся над ними чепец, более грозный, нежели царская корона. Этот чепец был принесен в огромной сумке, — вернее, в большом шаре из черного шелка с распорками из китового уса. Оборки и складки чепца окружали голову его владелицы венцом шириной в четверть ярда; он был отделан великим множеством узких атласных лент, собранных в бантики и сложные узлы. Сооружение это красовалось на голове миссис Йорк, — оно было ее непременной принадлежностью, как и пышное платье, которое шло ей точно в такой же степени.

Сия важная особа по-дружески заглянула к мисс Мур на чашку чая. С ее стороны это была почти такая же редкая и неслыханная милость, как если бы сама королева без приглашения заехала к какой-нибудь своей скромной подданной и согласилась закусить с ней чем Бог послал; большей чести миссис Йорк не могла оказать! Ибо, как правило, она презирала визиты и чаепития и не ставила ни во что всех соседских дам и их дочерей, считая их попросту сплетницами.

Тем не менее для мисс Мур она делала исключение; Гортензия была ее любимицей, и миссис Йорк неоднократно выказывала ей свою благосклонность: останавливалась, чтобы поболтать с ней на церковном дворе по воскресеньям, почти радушно приглашала ее к себе в гости в Брайермейнс, и вот сегодня даже почтила ее визитом. Свое предпочтение миссис Йорк объясняла тем, что мисс Мур — женщина скромная, отнюдь не болтливая и безупречного поведения, а кроме того, иностранка, которой необходима дружеская поддержка. К этому она могла бы прибавить, что некрасивое лицо Гортензии, ее строгие платья, ее флегматичность и непривлекательность служили для нее как бы дополнительной рекомендацией. Во всяком случае, дамы с противоположными качествами, красивые, живые и со вкусом одетые, — не часто удостаивались ее одобрения. Миссис Йорк порицала в женщинах все, чем обычно восхищаются мужчины, и одобряла то, чем они, как правило, пренебрегают.

Каролина приблизилась к величественной матроне не без робости. Она ее мало знала и еще меньше знала, какой прием окажут ей как племяннице священника. И действительно, миссис Йорк встретила ее довольно холодно, Каролина была рада отвернуться под предлогом того, что ей надо снять шляпку, и таким образом скрыть свое смущение. Тем приятнее было для нее внезапное появление маленькой фигурки в голубом платьице с голубым поясом, возникшей неожиданно, как фея, рядом с креслом величественной дамы, — пока девочка сидела там на скамеечке для ног, ее совершенно не было видно за широкими складками красного платья. Подбежав к мисс Хелстоун, эта фея доверчиво обхватила ее руками за шею и подставила щечку для поцелуя.

— Мама с вами неласкова, — проговорила девочка, с улыбкой возвращая поцелуй, — а Роза вас не замечает, они всегда так! Если бы вместо вас вошел белый ангел в венце из звезд, мама все равно осталась бы такой же надменной, а Роза даже не подняла бы головы. Но я буду вашей подругой, вы мне всегда нравились.

— Джесси, придержи язык и угомонись! — проговорила миссис Йорк.

— Но, мама, почему вы такая строгая! — возразила Джесси. — Мисс Хелстоун не сделала вам ничего плохого, почему вы с ней так неприветливы? Сидите чопорно, смотрите холодно, отвечаете сухо, — почему? И с мисс Шерли Килдар, и со всеми другими девушками, которые к нам приходят, вы такая же. А Роза, это просто авт… ат… забыла слово! Ну, в общем, такая машина, похожая на человека. Дай вам волю, вы бы всех повыгоняли из Брайерфилда. Мартин все время это говорит!

— Значит, я автомат? Прекрасно! В таком случае оставь меня в покое! проговорила Роза из своего угла, где она сидела на ковре возле книжного шкафа с открытым томиком на коленях. — Здравствуйте, мисс Хелстоун! добавила она, бросив быстрый взгляд на Каролину, и снова опустила свои удивительные серые глаза.

Каролина ответила ей долгим изучающим взглядом. Девочка была целиком погружена в книгу; она читала не отрываясь, и губы ее бессознательно шевелились, — это была одна из ее особенностей. Мисс Хелстоун была тактична и обладала тонким чутьем; она понимала, что Роза Йорк — не простой ребенок, может быть, единственный в своем роде, и умела с ней обращаться. Спокойно подойдя к ней, она села на ковер рядом с девочкой и тоже начала читать, глядя в книгу через ее хрупкое плечико. Это был «Итальянец», роман миссис Радклифф.

Некоторое время Каролина молча читала вместе с ней, и наконец Роза удостоила ее вниманием; прежде чем перевернуть страницу, она спросила:

— Вы дочитали?

Каролина только кивнула.

— Вам нравится? — вскоре опять спросила Роза.

— Раньше, когда я была еще девочкой, это меня захватывало и поражало.

— Почему?

— С самого начала этот роман обещал столько чудесного, и у меня было предчувствие, что передо мной развернутся события сказочные, необыкновенные.