Переводчик Гитлера - Шмидт Пауль - Страница 44

Во второй половине дня 9 мая меня неожиданно вызвал Риббентроп вместе с главой нашего отдела прессы и радиовещания. «Завтра рано утром начинается наступление на Запад по всему фронту от Швейцарии до Северного моря»,? сказал нам Риббентроп. Я должен был снова мобилизовать свое бюро для перевода нового меморандума правительства и заявлений Риббентропа для прессы. Риббентроп продолжал: «Есть произойдет утечка сообщений об этом наступлении, фюрер вас расстреляет. Я не смогу вас спасти».

На этот раз бюро переводов собрали не в «Адлоне», который сочли недостаточно надежным, а в парадных залах бывшего дворца президента рейха. Риббентроп потратил миллионы на модернизацию дворца, который теперь стал его официальной резиденцией. Сам он приказал мне как можно незаметнее собрать отдельные группы бюро переводов в определенных комнатах министерства иностранных дел, а затем лично провести их по запутанным переходам и служебным лестницам в его дворец так, чтобы никто в точности не знал, где на самом деле находится. «Чтобы никто не смог сунуть записку сообщнику на улице»,? добавил министр иностранных дел, вдруг превращаясь в заправского сыщика. Все это было должным образом исполнено, и в ту ночь парадные залы дворца министра иностранных дел с их дорогостоящими канделябрами, настоящей позолотой, роскошной мебелью, картинами, гобеленами и пушистыми коврами превратились в рабочие кабинеты. Разные языковые группы работали в отдельных углах; можно было расслышать сквозь стрекот пишущих машинок предложения из меморандума для Голландии и Бельгии на английском, французском, итальянском и испанском языках: «В этой битве за выживание, навязанной народу Германии Англией и Францией, правительство рейха отказывается оставаться в бездействии и позволить перенести войну через Бельгию и Голландию на территорию Германии. Соответственно теперь немецким войскам дан приказ охранять нейтралитет этих стран всеми военными ресурсами рейха». Так выглядела гитлеровская версия способа защиты нейтралитета.

Среди ночи начальство пришло в большое волнение, когда Риббентропу сказали, что голландский военный атташе передал своему правительству известие о готовящемся вторжении. «Имел ли кто-нибудь из бюро переводов контакты с внешним миром?? нервно спросил меня Риббентроп.? Быстро пройдите по всем комнатам и посмотрите, все ли переводчики на месте». Пока я производил подсчет, он послал начальника полицейского подразделения с тем же поручением. «Будет лучше, если Вы тоже посчитаете,? сказал он ему.? Шмидт знает языки, но я не уверен, умеет ли он точно считать». Никто не отсутствовал.

На рассвете Риббентроп проиграл главную битву в своей личной войне. Геббельс сделал по радио официальное заявление, о котором министр иностранных дел хотел объявить лично. «Весь мой отдел радиовещания увольняется без предупреждения за нерасторопность!»? вскричал бледный от ярости Риббентроп, в то время как из громкоговорителя раздавался медоточивый голос его заклятого врага, зачитывавшего роковой меморандум.

В дополнение картины чрезвычайной неразберихи, которую для непредвзятого наблюдателя представляло поведение нашего министерства иностранных дел, Риббентроп вручил уже оглашенный по радио меморандум несчастному послу Бельгии и голландскому министру, сопровождая передачу меморандума устным заявлением. Он сделал также гротескное заявление для прессы, в котором сказал, что мы предварили «новый акт агрессии и безрассудства, обусловленный тем, что в настоящее время правительства Франции и Англии стараются спасти свои кабинеты, которые находятся под угрозой».

В последующие недели события развивались с поразительной быстротой. В течение нескольких недель была оккупирована Голландия, капитулировала бельгийская армия во главе с королем Леопольдом, англичанам удалось ускользнуть в Дюнкерк, а французы были сметены германским потоком. Брюссель и Париж были оккупированы без нанесения им ущерба, так как правительства этих стран благоразумно объявили их открытыми городами.

Риббентроп расположился со своим «оперативным штабом» в хорошо известном отеле «Шато д'Арденн» недалеко от Динана. Грустно было видеть, как роскошная мебель знаменитого отеля постепенно оказывается погребенной под грудами мусора и бумаг, и грустно было жить в обширных апартаментах без света, воды и какого-либо обслуживания.

10 июня Чиано вручил Франсуа-Понсе итальянское заявление об объявлении войны? Муссолини спешил прийти на помощь своему партнеру. «Вероятно, Вы догадываетесь, почему я послал за Вами»,? сказал Чиано французскому послу. «Я никогда не считал себя особенно умным,? ответил Франсуа-Понсе, который даже в этот тяжелый час не утратил сарказма,? но я достаточно понятлив, чтобы сообразить, что Вы собираетесь вручить мне заявление об объявлении войны». Эту историю все передавали друг другу после того, как итальянские коллеги пересказали ее нам с нескрываемой радостью по поводу меткого ответа Франсуа-Понсе.

Испанское министерство иностранных дел сообщило нам 17 июня, что французское правительство в Бордо попросило испанского посла передать немецкому правительству просьбу о заключении перемирия.

В тот день мы полетели с Гитлером и Риббентропом в Мюнхен. На следующий день в резиденции фюрера между Гитлером и Муссолини состоялось небольшое совещание? в той же комнате, где в 1938 году проходила конференция с участием Чемберлена и Даладье. Гитлер был настроен на удивление миролюбиво; он склонялся к тому, чтобы не предъявлять Франции репрессивных условий перемирия. Муссолини хотел попросить для себя руководство французским военным флотом, но Гитлер был категорически против. «Если мы выдвинем такое требование,? сказал он,? весь французский флот перейдет на сторону англичан». Гитлер отклонил также предложение Муссолини провести совместные переговоры по перемирию. «Я и не подумаю,? сказал он потом Риббентропу,? осложнять наши переговоры франко-итальянской враждебностью».

Я с удивлением отметил, что отношение Гитлера к Великобритании изменилось. Он вдруг задался вопросом, хорошо ли на самом деле разрушать Британскую империю. «Все-таки это сила, поддерживающая порядок в мире»,? сказал он недовольному Муссолини. Даже его фанатичная ненависть к евреям, казалось, пошла на убыль. «Можно найти место для государства Израиль на Мадагаскаре»,? заметил он в разговоре с Муссолини, когда они обсуждали будущее французской колониальной империи.

Сразу же после окончания мюнхенских переговоров мы полетели обратно на франко-бельгийскую границу. 20 июня меня вызвали в штаб-квартиру Гитлера и передали текст условий перемирия; перевод на французский язык должен был быть готов для передачи французской делегации в Компьене на следующий день. Небольшая группа переводчиков итальянского языка работала неподалеку от штаб-квартиры Гитлера, незамедлительно переводя письма для Муссолини, а я заранее позаботился, чтобы один из них был также хорошим переводчиком на французский; к счастью, я предусмотрительно организовал прилет еще одного переводчика из Берлина. С этим бюро переводов в миниатюре я проработал всю ночь на 20 июня в небольшой французской деревенской церкви. Было очень странно переводить условия, навязываемые Франции, в крохотной церквушке, освещенной свечами; у задрапированного алтаря тихие голоса переводчиков смешивались со стуком пишущих машинок. Какой это был контраст по сравнению с ярко освещенными комнатами дворца Риббентропа, где совсем недавно в разноязычном говоре под монотонный шум копировальных аппаратов переводились документы о начале войны. «Французское правительство приказывает прекратить враждебные действия против германского рейха во Франции, во французских владениях, протекторатах, подмандатных территориях и на море. Оно отдает распоряжение французским частям, окруженным немецкими вооруженными силами, немедленно сложить оружие».

Так гласил пункт 1 этого исторического документа. «Французская территория к северу и западу от линии, указанной на прилагаемой карте, будет занята немецкими войсками».