Переводчик Гитлера - Шмидт Пауль - Страница 22

В тот же вечер я отъезжал в Мюнхен в специальном поезде, без униформ, чувствуя, что на этот раз мне не придется выступать в качестве звезды в международном шоу, а нужно будет играть скромную, хоть и не незначительную роль в настоящей исторической драме. «Сохраняйте ясность ума,? сказал мне в поезде фон Вайцзеккер.? Завтра в Берхтесгадене будет решаться вопрос о войне и мире».

На следующий день я встречал Чемберлена в Мюнхенском аэропорту вместе с Риббентропом, которого Гитлер послал для этой цели. Выходя из самолета, Чемберлен сказал Риббентропу: «Я перенес полет очень хорошо, хотя на части пути была плохая погода, а я никогда раньше не летал на аэроплане».

Чемберлена сопровождали сэр Гораций Уилсон, ближайший советник премьер-министра по всем политическим вопросам, и сэр Уильям Странг, глава Центрально-европейского отдела министерства иностранных дел. Когда мы ехали в открытых автомобилях по Мюнхену к вокзалу, народ очень тепло приветствовал Чемберлена? гораздо теплее, как мне показалось, чем приветствовали Муссолини год тому назад.

Мы пообедали в вагоне-ресторане Гитлера по пути в Берхтесгаден. Эта сцена до сих пор жива в моей памяти. На протяжении почти всей трехчасовой поездки мимо проезжали армейские транспорты, с солдатами в новой форме, со стволами винтовок, нацеленными в небо, что создавало драматический фон. «Посланец мира Чемберлен», как прозвали его потом в Германии, составлял любопытный контраст с этой воинственной картиной.

Когда мы подъезжали к Берхтесгадену, начался дождь, а когда направились вместе с Чемберленом в машине в Бергхоф, небо потемнело и облака закрыли горы. Гитлер принял гостей у подножия лестницы, ведущей вверх к дому. После приветствий, рукопожатий, представлений все мы расселись вокруг чайного стола в большой комнате с видом на гору Унтерсберг, в которой Гитлер принимал Ллойд Джорджа и герцога Виндзорского. Угрожающей была не только погода, в комнате ощущалась напряженность. Противники, а это были явно противники, примеривались друг к другу, прежде чем начать разговор, результат которого означал бы войну или мир.

После обычных замечаний о погоде Чемберлен задал вопрос, желает ли Гитлер говорить с ним наедине или хочет воспользоваться поддержкой своих советников. «Разумеется, герр Шмидт должен присутствовать как переводчик,? сказал Гитлер,? но как переводчик он нейтрален и не входит ни в какую группу». Я уже знал, что Чемберлен изъявит желание говорить с Гитлером наедине. С ведома Гитлера между англичанами и немцами заранее была достигнута такая договоренность за спиной Риббентропа. Обе стороны чувствовали, что наш министр окажется помехой в любой попытке достичь дружеской договоренности между Англией и Германией. Гитлер также заметил, что англичане нанесли рану тщеславию его бывшего посла в Лондоне. Поэтому он одобрил план исключить его участие, одобренный Гендерсоном и Вайцзеккером и поддержанный Герингом.

Так рассерженный Риббентроп остался на заднем плане, в то время как я прошел с Гитлером и Чемберленом в кабинет на первом этаже. Это была та же простая, почти лишенная мебели комната, в которой так не поладили год тому назад Гитлер и Галифакс. И теперь беседа, в которой тоже решался вопрос мира или войны, проходила отнюдь не в безмятежной обстановке и иногда становилась довольно бурной. Она продолжалась около трех часов. Так как только что закончился партийный съезд, Гитлер был явно настроен на продолжительные речи, и время от времени он так далеко заходил в своем гневе против Бенеша и Чехословакии, что его разглагольствования продолжались до бесконечности. Начал Гитлер довольно спокойно, представив полный список жалоб на соседей Германии, который он всегда выдвигал в первую очередь. Подробно обсудили Версальский договор, Лигу Наций и разоружение, а также экономические трудности, безработицу и национал-социалистскую реконструкцию. Чемберлена в повышенном тоне упрекнули за позицию британской прессы, за «вмешательство» Великобритании в немецкие дела и в отношения рейха с Юго-Западной Европой, включая Австрию.

Чемберлен внимательно слушал, открыто глядя на Гитлера. Ничто в его лице с правильными, типично английскими чертами, с кустистыми бровями, заостренным носом и сильным ртом не выдавало, что происходило за его высоким лбом. Его брат, сэр Остин, сидевший напротив Штреземана в Локарно, всегда так выглядел, но в Невилле Чемберлене не было ничего от отрешенной холодности брата. Напротив, он живо реагировал на отдельные пункты, выдвинутые Гитлером, с дружеской, почти заговорщической улыбкой дав заготовленный ответ насчет свободы прессы. Затем, глядя Гитлеру прямо в лицо, он подчеркнул, что готов обсуждать любую возможность исправления несправедливостей в отношении Германии, но что при любых обстоятельствах использование силы следует исключить.

«Силы!? воскликнул Гитлер.? Кто говорит о силе? Герр Бенеш применяет силу к моим соотечественникам в Судетской области, герр Бенеш провел мобилизацию в мае, а не я». Снаружи лил дождь, завывал ветер. «Я больше этого не потерплю. Я решу этот вопрос тем или иным образом. Я возьму дело в свои руки!» Тогда впервые в разговоре с зарубежным государственным деятелем была использована фраза «тем или иным образом»? фраза, которая, как я заметил тогда и позднее, являлась сигналом крайней опасности. Я правильно перевел ее «тем или иным образом», но смысл ее теперь и в последующих случаях заключался вот в чем: «Или противоположная сторона соглашается и участвует, или решение будет найдено посредством применения силы, вторжения или войны».

Теперь Чемберлен, который до сих пор выслушивал все, что говорилось, с серьезным спокойствием, тоже пришел в волнение. «Если я Вас правильно понял,? сказал он,? Вы в любом случае готовы выступить против Чехословакии». После секундной паузы он добавил: «Если это так, то зачем Вы пригласили меня в Берхтесгаден? В таком случае мне лучше немедленно вернуться. Теперь что-либо иное кажется бессмысленным».

Гитлер заколебался. Если он действительно хочет довести дело до войны, подумал я, сейчас самый подходящий момент; и я посмотрел на него в мучительном напряжении. В тот момент вопрос о мире и войне действительно находился на лезвии бритвы. Но произошло нечто удивительное: Гитлер отступил.

«Если при рассмотрении судетского вопроса Вы готовы признать право народов на самоопределение,? сказал он в один из своих внезапных переходов от ярости к полному спокойствию и собранности,? то мы можем продолжить дискуссию, чтобы посмотреть, как этот принцип можно применить на практике».

Я подумал, что Чемберлен сразу же согласится. Принцип самоопределения всегда играл важную роль в английской политической мысли, и британская пресса и выдающиеся британские деятели, приезжавшие в Германию, в целом подтверждали, что этот принцип имеет отношение к судетскому вопросу. Но Чемберлен сразу же выдвинул возражение или потому, что его рассердила агрессивная манера Гитлера, или потому, что как практичный руководитель он осознал сложности в применении данного принципа к Чехословакии, трудно сказать.

«Если проводить плебисцит относительно применения права на самоопределение в Чехословакии среди судетских немцев, на практике возникнут огромные трудности»,? ответил он. Но даже тогда Гитлер не возмутился. Испугала ли его угроза Чемберлена вернуться домой? Действительно ли он отказался от перспективы ведения войны?

«Если я должен дать Вам ответ на вопрос о самоопределении,? сказал Чемберлен,? то мне нужно сначала проконсультироваться с моими коллегами. Следовательно, предлагаю на этом вопросе сделать перерыв в нашей беседе, чтобы я мог немедленно вернуться в Англию для консультаций, а затем снова встретиться с Вами». Когда я перевел эти слова насчет перерыва в дискуссии, Гитлер поднял глаза в тревоге, но когда понял, что Чемберлен собирается встретиться с ним снова, согласился с явным облегчением. Атмосфера вдруг снова стала дружеской, и Чемберлен сразу же воспользовался этой переменой, чтобы заручиться согласием Гитлера, что за этот промежуток времени против Чехословакии не будет предпринято никаких враждебных действий. Гитлер без колебаний дал такую гарантию, но добавил, что она потеряет силу, если произойдет какой-нибудь особенно ужасный инцидент.