Переводчик Гитлера - Шмидт Пауль - Страница 19

Государственный визит Гитлера к Муссолини в первой половине мая среди всех этих бурь показался передышкой, словно бабье лето в преддверии зимы, напомнив мне торжества 1936 и 1937 годов. Муссолини в моем присутствии пригласил Гитлера нанести этот визит, находясь под впечатлением от великолепно организованного приема, оказанного ему в Германии. То, что это приглашение было бы таким сердечным, если бы аншлюс являлся уже свершившимся фактом, казалось мне сомнительным ввиду того, как категорично Муссолини покачал головой, когда Геринг прощупывал его по этому вопросу в апреле 1937 года. С тех пор при мне эта тема больше не упоминалась в беседах с Муссолини.

Только перед самым вводом войск в Австрию Гитлер послал принца Филиппа Гесского, зятя короля Италии, с письмом к итальянскому диктатору, в котором излагал мотивы своего поступка. «Бледный, но решительный принц Гесский отбыл рано утром самолетом на встречу с Муссолини»,? стало затем почти рутинной шуткой в министерстве иностранных дел, когда бы Гитлер ни направлял посланца сообщить Муссолини в последний момент о каком-либо новом потрясающем действии, о котором он принял решение. Однажды я был отозван из отпуска, потому что бюро переводов не успевало закончить перевод на итальянский, чтобы Муссолини как можно быстрее получил документ. В конце концов для таких срочных случаев мне пришлось найти годного к полетам переводчика с итальянского, который мог бы переводить письма Гитлера во время полета, как я сам переводил его мирный план между Берлином и Лондоном.

Несмотря на намек Геринга, Муссолини был некоторым образом удивлен, но проглотил «свершившийся факт» аншлюса с хорошей миной и уверил Гитлера, что понимает необходимость этого шага. «Дуче, я никогда не забуду этого»,? телеграфировал Гитлер в ответ. И держал свое слово до 1945 года. Если кто-нибудь из его окружения хотя бы вскользь высказывался против Муссолини лично, Гитлер всегда упоминал о его поведении по поводу аншлюса. Из этого я сделал вывод, что Гитлер рассматривал «возвращение Австрии домой» в рейх как большой риск в его внешней политике. Только облегчение, которое принесло ему то, что Италия не изменила своего отношения к Германии, может, по-моему, объяснить его неизменную благодарность. Более тесные отношения между Италией и Англией, установившиеся после аншлюса, показали, что Гитлер был прав в своих опасениях, что Италия может отвернуться от Германии в сторону европейского антинацистского фронта. Это сближение в такой степени поощрялось Чемберленом, что Иден в знак протеста подал в отставку и был заменен Галифаксом. 16 апреля это привело к целому ряду соглашений между двумя странами, важнейшим из которых являлось признание Великобританией аннексии Абиссинии. Теперь нам известно, что вскоре после бурной встречи Гитлера с австрийским канцлером Шушнигом Чиано рассказывал лорду Перту (британскому послу в Риме), что он дал указание Гранди (итальянскому послу в Лондоне) ускорить начало переговоров в предвидении «возможных будущих событий».

Таким был «второй» план немецкого государственного визита в Италию, полностью скрытый от широкой публики.

Все работники министерства иностранных дел, включенные в делегацию, проводили много времени у портных, примеряя свою «адмиральскую» униформу, фасон которой был одобрен фрау фон Риббентроп. В действительности эта униформа выглядела не более помпезно, чем традиционная форма, которую носили французские или британские дипломаты в официальной обстановке. Но в республиканской Германии мы, официальные лица министерства иностранных дел, как и американцы, привыкли носить смокинги.

В этой униформе я и отправился 2 мая в Италию вместе с Гитлером и Риббентропом. Наша делегация, состоявшая примерно из пятисот человек, путешествовала в трех специальных поездах. В этом «вторжении в Италию», как некоторые из нас его называли, приняли участие половина членов правительства, большинство партийных лидеров, известные журналисты, жены министров, включая фрау фон Риббентроп. У каждого из нас было купе, в котором висели наготове несколько униформ. Кроме моего «адмиральского» обмундирования, я взял с собой полную форму военно-воздушных сил на случай, если придется работать только для одного Геринга.

Начальник по протоколу заранее расписал нам, какой костюм следует надевать в определенный час дня. На протяжении всего путешествия от одного итальянского города до другого нам приходилось постоянно менять форму на гражданскую одежду, потом на смокинги, затем на другую униформу с саблей или кинжалом в зависимости от ситуации, так что наши купе походили на актерские гримуборные. Самым изнурительным было надевание и стаскивание тяжелых сапог для верховой езды. «Никогда не думал, что придется путешествовать по Италии в гардеробе»,? заметил один из моих коллег. «Вы неправильно надели ремень»,? сказал один из адъютантов Гитлера, на которого я наткнулся на платформе.

На каждой украшенной станции вплоть до Лейпцига, где нас застала ночь, нас приветствовали толпы, восторженно кричавшие «Хайль!»

Цветы и знамена приветствовали нас и на станции Бреннер, где платформа была покрыта ковром, вдоль края которого выстроились формирования итальянской армии и фашистской партии. Пока наш поезд замедлял ход, звучали национальные гимны, и герцог Пистойя, представитель короля Италии, в сопровождении большой делегации в роскошных мундирах подошел к поезду, чтобы встретить нас. Во время нашего путешествия по Южному Тиролю жители приходили на станции посмотреть на нас, но вели себя довольно спокойно. Не было фашистских приветствий, и едва ли можно было заметить взмах одинокого носового платка или какое-либо другое приветствие. Эти великолепные немцы Южного Тироля выглядели задумчивыми и серьезными. Мне казалось, на их лицах я читаю беспокойный вопрос: «Не собираетесь ли вы предать нас в Риме?» Когда мы подъехали к Бользано, атмосфера отрешенной меланхолии вдруг развеялась, и на всем остатке пути до Рима нас приветствовали с безудержным энтузиазмом.

В Рим приехали вечером. Король Виктор Эммануил и Муссолини с главами государства и партии и сопровождающие их лица встретили нас на железнодорожном вокзале, специально построенном для этого случая. В город мы въехали в карете, запряженной четверкой лошадей, и я подумал, когда нас встречал принц Колонна, губернатор Рима, возле древних городских ворот: «Теперь я сам сижу в сказочной карете, которой так восхищался в прошлом году на коронации в Лондоне». Мимо огромных фонтанов с иллюминацией мы двинулись древним триумфальным путем римлян. Муссолини расширил его, чтобы получилась настоящая Виа Триумфалис вдоль подножия Палатинского холма. До самой арки императора Константина бесчисленные огни освещали дорогу так ярко, что было светло как днем. По обе стороны дороги в специальных металлических контейнерах сверкало пламя, ярко освещавшее пилоны, стяги и радостные толпы людей. Гитлер должен был расположиться в «Ройял Паласе». Мы, младшие, к счастью, смогли сойти со сцены и разместиться в «Гранд Отеле», где итальянское гостеприимство простиралось до такой степени, что во всех комнатах поставили замечательные корзины с фруктами и бутылки граппы.

Программа, представлявшая редкое сочетание хорошего вкуса и роскоши, не разочаровала нас. В Неаполе состоялся морской парад, где с крейсера «Юлий Цезарь» я видел, как одновременно сотня подводных лодок[5] погрузилась в воду и через несколько минут с точностью часового механизма дала залп. Я пользовался свободой, чтобы насладиться зрелищем, так как Гитлер, Муссолини, король и наиболее важные персоны находились на крейсере «Кавур».

Торжественное представление «Аиды» в театре Сан-Карло в тот вечер казалось почти скучным и обыденным, а музыка Верди серой и слабой по сравнению с фантастическими сценами, бравурными звуками и красками предыдущих дней.

Лишь один человек был не рад этому вечеру? несчастный начальник протокольной службы фон Бюлов-Шванте. Этот неудачник рекомендовал Гитлеру присутствовать на вечере без головного убора в вечернем костюме, чтобы пройти мимо почетного караула при выходе из театра, тогда как король Италии великолепно выглядел в полной униформе. Гитлер был вне себя, и Бюлов-Шванте лишился работы.