Светлана - Артюхова Нина Михайловна - Страница 5

 — Что же делать, переночую в Москве. Пойдем, Свет­лана.

Наталья Николаевна посмотрела на Костину забинто­ванную руку... потом встретилась глазами с девочкой.

 — Светлана, сколько тебе лет?

 — Тринадцать.

 — Тринадцать? — удивленно переспросила Наталья Николаевна. — Я думала, гораздо меньше... Тебе хочет­ся у нас остаться, да?

Светлана ничего не ответила.

 — Поезжайте, товарищ лейтенант. Девочка останется здесь.

 — Но вы же говорили...

 — Ничего. Сегодня переночует у меня в кабинете. То­ня, — она повернулась к девушке, открывшей им дверь, — будьте добры, затопите ванную.

 — Спасибо вам! — горячо сказал Костя.

Он дал свой адрес — домашний и номер полевой почты.

 — Ну, Светлана...

И тут случилось неожиданное. Когда Костя, радуясь, что все наконец так хорошо уладилось, подошел к девоч­ке попрощаться, Светлана метнулась к нему, прижалась лицом к его шинели и зарыдала отчаянно, в голос. Не­возможно было разжать цепкое кольцо маленьких рук. Костя повернулся к Наталье Николаевне, молчаливо взы­вая о помощи.

Наталья Николаевна сказала серьезно, как взрос­лой:

 — Голубчик, ведь ты же не хочешь, чтобы лейтенант опоздал на поезд? Вы зайдете еще к нам, товарищ лейте­нант, правда? И писать нам будете?

Слезы прекратились так же внезапно, как и нача­лись.

Светлана крикнула:

 — Поезжайте скорее, Костя! Передайте от меня при­вет вашей маме!

Через полчаса, одетая в пушистый байковый халат, Светлана вышла из ванной. В передней было темно, а дверь в зал приоткрыта. Там горел свет. Светлана загля­нула туда. Комната показалась ей огромной. Здесь было холодновато. Холодным блеском сиял гладкий паркетный пол. Гладкие стены холодновато-голубого оттенка, Глад­кие холодные листья фикусов...

Теплая рука взяла Светланину руку. Ласковый голос сказал:

 — Пойдем, тебе уже все приготовили. Сегодня ля­жешь у меня на диване. 

«Передайте от меня привет вашей маме...»

«А может быть, не нужно было разыскивать детский дом, взять бы ее с собой, отвезти к маме?..»

Костя шел по улице со странным, смешанным чув­ством облегчения и легких угрызений совести.

Было приятно, что кончилась наконец непривычная для него роль опекуна. В то же время Костя сознавал, что он не слишком хорошо сыграл эту роль.

Огромная буква «М» над входом в метро приветливо поблескивала, отражая лунный свет. Эта буква всегда была связана со словом «Москва».

Сбежав с эскалатора, Костя не удержался — погла­дил на ходу мраморную колонну: «Здравствуйте, старые друзья!»

Вот и широкая вокзальная площадь, залитая лунным светом... Расписание у кассы... Повезло! Задержался бы еще минуты на три в детском доме — не поймал бы по­следний поезд!

В вагоне было свободно. Костя сел у окна, охвачен­ный радостным ожиданием встречи.

Нет, правильно сделал, что отвез Светлану в детский дом. Славная девчушка, но характер у нее уж больно предприимчивый. Такая маму совсем за тучу загнала бы... Неужели ей уже тринадцать лет? По разговору и по поступкам — пожалуй, а на вид кажется, что гораздо меньше. Тринадцать лет было Наде, когда они кончали шестой класс.

Костя постарался вспомнить, какая была Надя ше­стиклассницей. Конечно, она казалась взрослее... может быть, просто потому, что самому Косте тогда было три­надцать с половиной? Костя посмотрел на часы. К Зи­миным, конечно, сегодня уже не удастся попасть.

Хорошо ли он сделал, что не предупредил маму теле­граммой? А вдруг она именно сегодня ездила в Москву и осталась ночевать у кого-нибудь из знакомых? У Кости даже защемило сердце от этой неожиданной мысли.

Нет, нет, не может быть! Почему именно сегодня! За­то насколько эффектнее явиться вот так, нежданно-не­гаданно!

А Надю, может быть, удастся увидеть утром. Ведь ей приходится рано вставать, чтобы поспеть в институт.

Костя вынул Надину фотографию и, разглядывая ее в полумраке, шепнул:

 — Встань завтра пораньше, поедем в Москву вместе! Ладно?

Изменила прическу... косы низко уложены на затыл­ке каким-то хитроумным образом... еще в сорок первом они свободно падали вдоль спины... Ни у кого нет та­ких кос!

Они у нее всегда были длинные. В четвертом классе они доходили ей до пояса. С четвертого класса, пожалуй, все и началось...

Началось с большой обиды. Классная руководитель­ница разлучила Костю с его соседом по парте, второгод­ником Ленькой Немаляевым, и велела сесть рядом с На­дей Зиминой. По-видимому, рассчитывала, что эта при­лежная отличница будет влиять на Костю благотворно.

Оскорбительно было, что на него должна влиять дев­чонка. Скучно сидеть рядом с этой девчонкой и принуди­тельно молчать все сорок пять минут без передышки. Обидно сознавать, что девчонка учится лучше тебя.

Нет, в четвертом классе, пожалуй, еще не начиналось. Началось в пятом. Надя сказала:

 — С такими способностями стыдно получать тройки по истории!

А Костя и не знал, что у него «такие способности».

Тройка по истории — конечно, не большое достиже­ние. И откуда она взялась, тройка?

Сболтнул какую-то чепуху, запутался в хронологии. Надя никогда ничего не сболтнет, никогда не запутается. Вызывают к доске — выходит уверенно, отвечает не то­ропясь, толково — с блеском! Способности? Нет, дело тут не в одних только способностях. Вот, оказывается, у Ко­сти они тоже есть.

Косте захотелось не отставать, захотелось доказать Наде, что он действительно не тупица какая-нибудь.

Надя много читала — Костя тоже стал проводить ве­чера в библиотеке, где работала мама. Рылся в катало­гах, отбирал книги весьма внушительного вида. Иногда мама говорила, улыбаясь:

— Не одолеешь, пожалуй!

Косте вдруг стало интересно учиться. Почему? Пото­му, что несколько раз ответил хорошо, или наоборот — хорошо ответил потому, что интересно стало учиться?

К экзаменам готовился вместе с Надей. Иногда зани­мались у Зиминых, но чаще у Кости. У Кости оба чув­ствовали себя свободнее, непринужденнее.

Что-то было не простое в отношениях у Нади с ма­терью, у Надиной матери — с отцом. Когда муж был до­ма, у Александры Павловны, Надиной матери, появля­лось в глазах какое-то страдальческое выражение. Ино­гда она даже плакала и жаловалась на мужа своим при­ятельницам и соседкам.

Надин отец чаще всего хмурился и молчал, но Косте казалось, что, оставшись вдвоем, Надины отец и мать обязательно будут спорить и не соглашаться друг с дру­гом, но все-таки сделают так, как он хочет. Он казался Косте тяжелым и даже жестоким человеком, а Надина мать — несчастной женщиной.

Костина мама, по-видимому, была довольна новой дружбой сына и охотно приглашала Надю. Надя стала даже называть ее не по имени и отчеству, а тетей Зи­ной.

«Тетя Зина, там один малыш себе коленку ободрал... У вас есть йод?»

«Тетя Зина, воробей из гнезда выпал! Возьмете на воспитание?»

«Тетя Зина, ребята щенка несли топить... я у них ото­брала... Вот! Хорошенький! Оставите у себя?»

Любопытно, что и воробью и малышу с ободранной коленкой первую помощь должна была оказывать не На­дина мама, а именно «тетя Зина». Впрочем, таких «пле­мянников» у Костиной мамы всегда было очень много.

Все знали, что у Зинаиды Львовны найдутся и йод и перевязочные средства, что воробью будет обеспечен пра­вильный уход и воспитание.

Хорошенький щенок водворялся в уютном ящике в се­нях (мама не любила собак в комнатах), а Костя бежал в аптеку за соской.

Когда они учились уже в седьмом классе, Ленька Немаляев, увидев Надю и Костю идущими вместе в школу, крикнул им вслед:

 — Девчатник!

Костя сложил свой портфель у Надиных ног и бросил­ся вдогонку за оскорбителем. Леня был старше и сильнее Кости, но в драке обычно побеждает не тот, кто сильнее, а тот, кто уверен в своей победе над противником. Надя следила за поединком с любопытством и хладнокровием средневековой дамы, присутствующей на турнире, устро­енном в ее честь.