Цена любви - Браун Сандра - Страница 19

— Я…

— Не хочешь ли ты сказать, что боишься? — поддразнила его Джордан.

— Нет, — прорычал он.

— Тогда — вперед! — Решительно встав, отважная женщина снова надела парку. Из кармана она извлекла вязаную шапочку и натянула на голову до самых бровей. Видно было, что «альпинистка» — не из робкого десятка.

Ривз не мог похвастать подобной отвагой, однако у него не оставалось выбора.

— Ну ладно, — кисло промямлил он, надевая свою дубленку.

— Так что же, Гельмут, идем? — воскликнула Джордан, поскольку тот тоже не торопился вставать из-за стола.

— Где уж мне, старику… Доктор говорит, что в моем возрасте излишняя подвижность противопоказана. А вы, молодежь, веселитесь, не обращайте на меня внимания. Резвитесь, детки, резвитесь…

Ривз и Джордан рассмеялись. Гельмут выглядел кем угодно, но только не тем, кем в шутку прикидывался. В нем не было абсолютно ничего от немощного старика. Крепкий мужчина с чашкой кофе в руке сидел в вальяжной позе, положив ногу на ногу и размеренно покачивая ступней в тяжелом ботинке от Гуччи.

Фотограф отчего-то долго не мог повесить свою камеру на шею, и Джордан пришлось буквально волоком вытаскивать его из кафе.

— Что ты наделала? Ты же прекрасно знаешь, как мне не хочется туда лезть. Сейчас у меня только одно желание — придушить тебя на месте! — рассерженно шипел он, плетясь следом за Джордан к ступенькам, которые вели наверх.

— Кажется, ты говорил, что перестаешь бояться, стоит тебе обрести под ногами твердую почву.

— Я соврал.

— Успокойся, тебе нечего бояться. Подумаешь, обзорная платформа чуть-чуть покачивается. Да и падать оттуда невысоко — каких-нибудь триста метров.

Теперь уж Ривз по-настоящему позеленел — то ли от бешенства, то ли от страха. Однако Джордан с беззаботным смехом потащила его за руку. Дойдя до середины лестницы, они остановились, чтобы перевести дух. Разреженный воздух быстро отнимал силы. Лицо Ривза обрело мрачно-серьезный вид. Взяв свою спутницу за плечи, он торжественно проговорил:

— Джордан, хочу, чтобы ты запомнила: если со мной что-нибудь случится…

— Но Ривз…

— Обещай мне, — твердо повторил он.

— Хорошо, — столь же торжественно ответила она, — обещаю.

— Если вдруг я потеряю равновесие, постарайся выхватить фотоаппарат у меня из рук и запечатлеть момент моего падения с этой проклятущей горы.

Джордан попыталась ударить его в живот, но Ривз, ловко увернувшись, весело расхохотался. Удержав одной ладонью оба ее кулака, другой он прижал к себе женщину, прекрасную в своем гневе.

— Ну тебя к черту! — с досадой выкрикнула она. — Я думала, ты серьезно…

— Я не шучу. За такой снимок ты наверняка получишь Пулитцера[7].

Джордан обиженно отвернулась, однако обижаться на него было совершенно невозможно, а потому, несмотря на разреженный воздух, оба весело смеялись остаток пути.

Достигнув вершины, Ривз быстро огляделся по сторонам и, торопливо пробормотав: «Очень мило», тут же направился обратно к лестнице.

— Э-э, нет! — проворно ухватила его за локоть Джордан. — Не затем я сюда столько карабкалась.

На вершине горы было значительно холоднее, чем внизу. Поэтому она застегнула парку и засунула руки в отороченные мехом карманы. Прислонившись спиной к ограждению, Джордан с наслаждением вдыхала чистый холодный воздух.

— Не шевелись, — скомандовал Ривз, поднося к глазам камеру. Сначала он приблизился, потом отступил чуть в сторону, установил свой «Никон» горизонтально, затем снова вертикально. Его фотоаппарат опять застрочил, как пулемет. Ей нравилось смотреть, как он перемещается по площадке, присаживается на корточки, выпрямляется, отшатывается, выпячивая колени, нагибается вперед. Это было похоже на мужскую балетную партию.

— Отличная фотография выйдет — обещаю тебе, Джордан! Эта куртка тебе очень к лицу. С черно-белой опушкой она смотрится потрясающе. А красный свитер и шапочка просто сногсшибательны на серовато-белом фоне гор. Так-ак, та-ак, прекрасно… — Снова погружаясь в процесс съемки, Ривз говорил все тише. — Щеки на морозе раскраснелись, черные завитки волос выглядывают из-под шапочки. Отлично. А ну-ка, выдохни, чтобы пар повалил изо рта. Великолепно. Голову немного влево. Во-от так… Подбородочек пониже. Улыбочку. А теперь посерьезнее. Просто класс! Все…

«Отщелкав» всю пленку, фотограф закрыл объектив колпачком и с некоторой опаской подошел к ограждению.

— Гельмуту может не очень понравиться, если в статье о нем появится так много моих фотографий, — задумчиво проговорила Джордан.

Ривз, стоявший рядом, после некоторой паузы признался:

— Гельмут никогда в жизни не увидит этих фотографий. Они — только для меня.

А потом он поцеловал ее. Им обоим хотелось этого, и ни один из них не стал таить своих чувств. Джордан охотно шагнула к нему в объятия и запрокинула голову, подставив губы навстречу его рту.

Их теплое дыхание, смешавшись, едва не заискрилось мелкими льдинками на морозном воздухе. Его рот был горяч и пах бренди, который добавили им в капуччино.

Ее озябшие руки забрались ему под куртку, остававшуюся все это время расстегнутой, несмотря на мороз. Женские ладони медленно блуждали по спине мужчины, ощупывая твердые мышцы, бугрившиеся под фланелевой рубашкой.

— Даю тебе минут десять-пятнадцать, а потом пойдем, — пробормотал он, стараясь не отрываться от ее губ.

— Нет, нам пора уже сейчас. — Она первой оторвалась от его рта. Их поцелуй становился неприлично страстным. К тому же на платформе появились и другие туристы.

— Черт! — раздраженно прошипел Ривз сквозь зубы.

А Джордан рассмеялась.

— Расскажи лучше, где за все время работы тебе пришлось тяжелее всего? — Она намеренно перевела разговор в нейтральное русло, чтобы немного остудить своего спутника. Его руки продолжали гладить мех ее воротника.

— Уф, ну и вопросик… Наверное, Вьетнам. Там было жарко как в аду и, кажется, даже пахло серой. Камбоджа походила на кошмарный сон. И все же самой жуткой ситуация была, пожалуй, в Сальвадоре. Нигде мне не было так страшно, как там. Практически все жители этой страны руководствовались одним правилом: убивай всех подряд, а потом уж разбирайся, на чьей стороне они были.

— Зачем тебе это, Ривз? Ведь журналисты тоже гибнут — точно так же, как и солдаты. — Ее передернуло, когда она представила его раненым, истекающим кровью.

Он неопределенно пожал плечами:

— Не знаю даже. Что-то все время зовет меня в дорогу, а вот что именно — и не объяснишь сразу. Мне непременно нужно быть в самой гуще событий, а то, не дай Бог, пропущу самое интересное и важное. Кто знает, а вдруг именно мне суждено сделать снимок десятилетия — вроде фотографии солдат, поднимающих флаг на Иводзиме?[8]

Джордан не была уверена, что поняла его, однако задумчиво покачала головой.

— Я знаю, ты завоевал немало престижных наград. Но скажи, что ты сам считаешь лучшей своей работой? Какая из твоих фотографий нравится больше всего тебе самому?

— Она еще не снята, — коротко ответил он.

Всем своим телом Ривз притиснул ее к перилам ограждения, голос его звучал с чувственной хрипотцой. По одному этому ей следовало догадаться, что мыслями он уже далеко от предложенной ею темы.

— Моей самой любимой станет фотография, на которой будешь ты. Обнаженная.

— Ривз! — в ужасе простонала она, панически оглядываясь по сторонам в надежде, что никто из окружавших их туристов не понимает по-английски.

— Кстати, нужно заранее прикинуть, каким образом эту фотографию сделать, — неумолимо продолжил он с нарочитым хладнокровием. Прищурившись, фотограф придирчивым, как у хирурга, взглядом изучил свою модель. — Сама-то как ты думаешь, а? Можно, например, в поле среди цветов. Впрочем, нет, слишком уж приторно и невинно.

— Спасибо огромное, но я…

— Пожалуй, лучше так: ты лежишь на черной атласной простыне, руки закинуты за голову, — рассуждал Ривз вслух.