Кот, который жил роскошно - Браун Лилиан Джексон - Страница 30

Возвратившись в квартиру, они застали Юм-Юм спящей на водяном матраце – прямо в шлейке. Квиллер нежно перевернул кошечку, расстегнул замок и снял ошейник. Не открывая глаз, она замурлыкала. Почему нет? Она ведь выиграла. Последнее слово осталось за ней.

– Настоящая женщина, – пробормотал Квиллер.

Пора было одеваться к ужину с Графиней: он вытащил из шкафа синий костюм и белую рубашку, поражаясь тому, что за два дня уже дважды влезал в костюмы. В Мускаунти он надевал их два раза за три года: раз на свадьбу и второй на похороны. Чтобы поднять настроение, он надел к "похоронному" костюму красный галстук. Рубашка в полоску выглядела бы куда живее, но изыски кутюрье лежали вне сферы интересов Квиллера.

Предстоящий ужин не вызывал у Квиллера такого уж острого интереса. Но многолетняя репортерская работа и редакторы-тираны вышколили его, превратив в автомат, всегда готовый к подобным встречам. К тому же имелась возможность написать книгу о "Касабланке" – симпатичный фолиант, с большими фотографиями, на хорошей бумаге, который выпустил бы Фонд К.

Сегодня днём, припомнил он, собирался совет директоров фонда, и Хасселрич должен был изложить проект реставрации "Касабланки" с обычным своим возбужденным клокотанием и анекдотами о шпинате. И тут же, словно телепатически восприняв его мысли, зазвонил телефон: звонил Хасселрич, который объявил, что совет директоров единогласно проголосовал за выделение денег на спасение "Касабланки", оставив сумму целиком на усмотрение Квиллера.

– И это только начало, – сказал поверенный. – Была принята резолюция о проведении других мероприятий, подобных этому, – для создания нового имиджа Фонда К.

Квиллер посмотрел на часы. Его пригласили к семи, а сейчас не было и шести. Он набрал номер Мэри Дакворт.

– Не заняты? Найдете для меня пару минут? Хочу заскочить к вам, прежде чем вознесусь в розоводеревянной колеснице в ар-дековский рай. К тому же у меня хорошие вести!

– Заходите! – сказала она. – Позвоните в дверь. Магазин закрыт.

Перекинув через руку плащ, Квиллер отправился вниз на Зелёном лифте. На девятом этаже в кабину зашла рыжеволосая женщина, которая, как он чувствовал, весь путь не сводила с него глаз. Квиллер, расправив плечи, углубился в изучение указателя этажей. Так как некоторые лампочки не зажигались, лифт опустился с восьмого на пятый, затем на второй и наконец остановился на первом. В вестибюле на него с обожающей улыбкой уставилась, оторвавшись от вязания, миссис Таттл. Две старушки в стёганых халатах покосились в его сторону, но не сердито. Всё дело в синем костюме, решил Квиллер и подумал о том, что следует почаще надевать его, а не дожидаться следующих похорон.

Когда он шёл по Цвингер-бульвару, его остановила дама, выгуливающая далматинца.

– Простите, не подскажете, который час? – спросила она.

– На моих восемнадцать десять.

– Вы ведь здесь живете недавно?

– И временно, – ответил он вежливо и, раскланявшись, отправился дальше.

– Квилл, вы выглядите потрясающе! – воскликнула Мэри Дакворт. – Аделаида просто рухнет! Она мне сегодня позвонила – впервые за всю жизнь, – чтобы сказать, насколько ей понравилось ваше общество. Поблагодарила за то, что я вас привела!

– Наверное, это оттого, что я играю в скрэбл.

– Нет, наверное, это из-за ваших усов. Или персика. В любом случае вы зажгли огонь в старушкиных глазах.

– Судя по их состоянию, – сказал Квиллер, – у неё катаракта. Почему бы ей не сделать операцию?

– Наверное, потому, что ей вовсе не хочется видеть лучше. Вы заметили, что на окнах матовые стекла? Ей хочется, чтобы время остановилось на отметке «тысяча девятьсот тридцать пять». Но карты и игральные доски она видит замечательно!.. Так какие хорошие вести вы мне принесли?

Они расположились в магазине: Квиллер на настоящем чиппендейловском «угловом» стуле, а Мэри на китайском троне чёрного дерева с перламутровыми инкрустациями.

– Фонд Клингеншоенов дал мне «зелёный свет» на покупку и реставрацию «Касабланки», – сказал он.

– Чудесно! Но это неудивительно. В конце концов деньги всё равно ваши, разве нет? Папа говорит, что в финансовых кругах это ни для кого не секрет.

– Ещё в течение двух лет они не будут целиком моими. Хотя на самом деле это не так важно. Важно на самом деле вот что: смогу ли я убедить Графиню продать здание?

– Думаю, да, – сказала Мэри. – Ждёте с нетерпением?

– Проект мне кажется заманчивым, но окружающая обстановка – угнетающей. Это напоминает шикарный кинотеатр, не показывавший фильмов со времени Второй мировой войны.

– Не забывайте, – напомнила Мэри, – что после шестидесяти лет любой интерьер покрывается патиной, а квартира Пламба – просто музей. Там в гостиной стоит огромная ваза, уснащенная цветами и обнаженными женщинами. Не знаю, заметили ли вы её…

– Заметил.

– Она на рынке сейчас стоит тысячи долларов. Это же Рене Бюфо.

– По буквам можно?

– Б-ю-ф-о. В Хламтауне есть магазинчик, специализирующийся на предметах прикладного искусства, там самая дешёвая вещь отмечена четырехзначным числом.

– Мэри, а как давно вы знаете Графиню?

– Не встречалась с ней, пока не вступила в НОСОК и Ди Бессингер не внесла меня в список игроков в триктрак, но слышала легенду об Аделаиде всю жизнь.

– Что это за легенда? – От любопытства усы Квиллера встопорщились.

– Ничего такого, что бы вы смогли занести в свою книгу, но история известная, и в тридцатых годах – так мама говорила – это была светская сплетня.

– Так расскажите!

– История достоверная, – так начала Мэри, – Вскоре после того как Аделаида впервые вступила в свет, она обручилась с человеком, который нацелился на её будущее состояние. Это был нищий, но обворожительный и очень красивый мужчина из хорошей семьи. Аделаиде повезло, и многие ей завидовали. А затем… экономический спад, банки закрылись, и Харрисон Пламб оказался в стеснённых обстоятельствах. Как говорил мой отец, Пламб никогда не испытывал недостатка в средствах и выбрасывал миллионы на ар-деко. Но теперь половина квартир в «Касабланке» пустовала, а оставшиеся жильцы мучительно искали деньги для того, чтобы заплатить арендную плату. Тридцать лет здание было его единственной страстью, и вот, похоже, он мог его потерять. И тут произошли одновременно три потрясающих события: Аделаида разорвала помолвку, её отец снова стал платежеспособным, а одна из её пеннимановских кузин вышла замуж за обманутого мужчину.

– Тут, кажется, всё ясно, – заметил Квиллер.

– Естественно. Аделаида променяла жениха на миллионы, которые спасли «Касабланку» и её любимого отца от падения. В то время миллионы дорого стоили.

– Это многое говорит о характере Аделаиды, но я не уверен, что именно, – заметил Квиллер. – Что это было: благородная жертва или холодный расчёт?

– Нам кажется, болезненный жест самозабвения, ведь сразу после этого она покинула светское общество. К несчастью, её отец умер через несколько месяцев после происшествия, и «Касабланке» не удалось восстановить свой престиж.

– Сколько же Аделаиде было тогда лет?

– Восемнадцать.

– Она производит впечатление человека, полностью удовлетворенного сделанным выбором. Кто занимается её финансовыми делами?

– После смерти отца родственники по линии Пенниманов посоветовали ей вложить полученную страховку в эксплуатацию «Касабланки». Сейчас, естественно, те же самые Пенниманы предлагают ей передать…

– …её им, Грейстоуну и Фладду. И вы хотите, чтобы я вступил в борьбу с такими людьми? Да вы мечтательница!

– Для вас хорошей поддержкой является любовь Аделаиды к зданию и памяти отца. Вы сможете её убедить, Квилл!

Он поднялся, пофыркивая в усы.

– Н-да… Пожелайте мне удачи… А это что такое? – Он указал на небольшое украшение.

– Работа по стеклу – коробочка для пилюль в стиле ар-деко. Сделана приблизительно семьдесят пять лет назад.

– Ей понравится?