Инструктор над законом - Воронин Андрей Николаевич - Страница 15

Илларион метнулся к лампе и погасил свет. Кордон погрузился в темноту, разжиженную проникавшим снаружи светом автомобильных фар. Едва слышно за бешеным лаем Мамая стукнули дверцы, и вдруг резко хлопнул выстрел. Мамай длинно завизжал и умолк. В наступившей тишине стали слышны приближающиеся шаги нескольких человек.

- Кранты нам с тобой, москвич, - упавшим голосом тихо сказал Борисыч. - Это по наши души.

Илларион молча дернул его за рукав в сторону окна, выходившего на зады. Борисыч же впал в состояние, подобное столбняку, словно заяц, пойманный на дороге светом фар.

- Очнись, козел старый, - прошипел Илларион, вдыхая острую смесь запахов пота, самогона и мочи, облаком окутывавшую Борисыча. Иди за мной!

Борисыч послушно двинулся следом за ним к окну, но вдруг снова остановился.

- Куда идем-то? - безнадежно прошептал он. - Рама сплошная, не открывается...

- ., твою мать, - тихо, но с большим чувством сказал Илларион. Нашарил ногой скамью, поднял ее и с размаху обрушил на злополучную раму.

Рама вылетела с треском и звоном, и тут же со двора в пять стволов ударили автоматы. Воздух в комнате наполнился летящими щепками и осколками стекла, звякнув, разбилась лампа, и керосин мгновенно занялся, растекаясь по столу огненной лужей. В мигающем дымно-желтом свете Илларион увидел, что Борисыч медленно садится на пол, бесшумно хватая воздух широко открытым ртом, а из черного отверстия у него во лбу толчками вытекает кровь, заливая неестественно запрокинутое бледное лицо. Пуля шевельнула волосы Иллариона, и он, ни о чем больше не заботясь, поскольку заботиться теперь было не о чем, боком нырнул в разбитое окно, упал на мягкую землю и, перекатившись, легко вскочил на ноги.

Внутренность дома была озарена скачущим оранжевым светом. Огонь с аппетитом пожирал сухое дерево, и оно уже начинало гудеть и потрескивать.

Стрелять прекратили, слышен был лишь топот ног, возбужденные голоса, выкрикивающие что-то на незнакомом языке, да сухой треск пламени. Илларион тенью метнулся прочь из освещенного пространства и затаился в темноте, нашаривая на поясе нож.

Илларион слышал, как бухнула входная дверь, в горящем доме раздались и голоса. Это было к лучшему. Увидев труп егеря, они могли успокоиться и прекратить поиски. Впрочем, Илларион тут же прогнал вспыхнувшую было надежду. Его "лендровер" стоял прямо посреди двора, представляя собой отличную визитную карточку. Забродов вспомнил о лежащих в бардачке документах и заскрежетал зубами.

Один из ночных гостей подошел к разбитому окну, высунулся из него чуть ли не по пояс и принялся вертеть головой, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в кромешной темноте.

- Ну, хоть одного, - тихо сказал сам себе Забродов и метнул нож.

Нож вошел в горло с глухим стуком, как в дерево. Человек в незнакомой форме издал неопределенный хрюкающий звук, выронил автомат и перевесился через подоконник, как выложенный на просушку матрас. У Иллариона мелькнула соблазнительная идея добежать до автомата, но тут из окна поверх лежавшего на подоконнике тела прогремела длинная очередь, и ему пришлось ничком броситься на землю. На спину ему посыпались срезанные пулями ветки. Немедленно откуда-то из-за угла дома отозвался второй автомат. Кто-то из нападавших обошел вокруг дома, а через несколько секунд к нему присоединился еще один. Некоторое время они работали, как косилки, совершенно не жалея патронов, и Забродова совсем засыпало сбитыми листьями и ветками. Он уже решил было, что тем дело и кончится, но в стороне от дома вдруг вспыхнул фонарь, а за ним второй и третий. Илларион, пятясь, ужом пополз в темноту, стараясь не издавать ни единого звука. Прежде чем повернуться спиной к полыхающему дому, он увидел, как задымилась и вдруг разом вспыхнула жесткая плащ-накидка на спине убитого им латышского пограничника. Он сжал кулаки, прошептал какое-то короткое слово и растворился в темноте.

Впрочем, далеко он не ушел. Сделав небольшой крюк по лесу, он обогнул дом как раз вовремя, чтобы увидеть, как со двора выезжает кавалькада из трех автомобилей. Его "лендровер" возглавлял процессию. Наблюдая из кустов за тем, как неторопливо отбывают бандиты в форме, он едва не кусал локти от досады. Впервые в жизни он позволил себе расслабиться настолько, что утратил всякую бдительность, считая ее излишней в этом медвежьем углу.

Результаты, как говорится, были налицо.

Проводив взглядом габаритные огни замыкавшего колонну вишневого "Москвича", Илларион сел на землю и спокойно оценил ситуацию. Положение было аховым. С точки зрения среднестатистического человека конца двадцатого столетия оно было практически безнадежным. Почти за тысячу километров от дома, без денег, без документов, даже без перочинного ножа, в глухом лесу рядом с догорающим домом, в котором осталось два трупа... Ленивые местные менты, конечно же, не замедлят повесить оба убийства и поджог на подозрительного незнакомца, которого никто до сих пор в этих местах не видел, Впрочем, от латыша наверняка останется хоть что-нибудь в доказательство Илларионовых слов: форменные пуговицы, кокарда.., автоматные пули, в конце концов. Любой мало-мальски грамотный баллистик подтвердит, что они выпущены из пяти различных стволов, а прицельно стрелять из пяти автоматов одновременно не сможет не только супермен, но, пожалуй, и сам господь бог, если бы ему взбрела в голову такая дикая фантазия...

"Богохульствуй, богохульствуй, - иронически подумал Илларион, - сейчас это как раз то, с помощью чего можно поправить дело. Где ты найдешь в этом захолустье грамотного баллистика? Да что там грамотного - любого? И кто станет искать его для тебя? Пришьют дело, и отправишься загорать на Магадан. Мещеряков как в воду глядел, предлагая съездить туда на лето. Кстати, о Мещерякове - ружье-то осталось в доме, что же я ему теперь скажу?"

Тут он хлопнул себя по лбу и полез в карман, вспомнив о мобильном телефоне. Это был бы прекрасный выход из ситуации - взять и просто позвонить Мещерякову по телефону. С ружьем можно будет как-то разобраться, хотя возместить потерю коллекционного "зауэра" будет не так-то просто. Полковник наверняка будет дуться не меньше месяца. Но и не больше. То, что вместе с ружьем пропал "лендровер", вызывавший у Мещерякова черную зависть своим долгожительством, должно его смягчить.

Телефона в кармане не было. Илларион выругался и попытался припомнить, где он видел аппарат в последний раз. Постепенно из окутывавшего предыдущий день алкогольного тумана выплыло смутное видение того, как он тащил на себе потерявшего способность передвигаться Борисыча. Вот он, сгибаясь под тяжестью ноши, входит во двор, проходит, волоча ноги, мимо машины, и тут увесистая коробочка телефона, выскользнув из кармана, падает в траву, он нагибается за ней, роняет ружье егеря, на котором нет ремня, свирепеет и бросает рядом свое ружье, точнее, не свое, а Мещерякова...

Точно! А позже он вернулся, забросил телефон и "зауэр" в машину, а "тулку" отнес в дом и зачем-то пристроил на лежанке рядом со спящим Борисычем - тоже, надо думать, был хорош...

- Так, - вслух сказал Илларион.

Получалось, что и ружье, и телефон тоже остались в угнанной машине. Теперь Забродов начал по-настоящему злиться. В конце концов, он не мальчишка, чтобы его мимоходом, даже толком и не разглядев, раздевали до нитки какие-то увальни. До чего же это я дошел, свирепо думал он, что собрался звонить Мещерякову и просить о помощи? Да ему бы никто не поверил, вздумай он рассказать об этом у себя на службе! Нет, господа латышские стрелки, так у нас с вами дело не пойдет!

Инструктор спецназа ГРУ Забродов легко, без помощи рук поднялся на ноги, повернулся спиной к пожарищу, вышел на дорогу и походным шагом направился в сторону ближайшей деревни, до которой было около пяти километров. Позади него с шумом обрушился дом, взметнув в казавшееся угольно-черным по сравнению со слепящим пламенем небо огромную тучу оранжевых искр. Некоторое время пламя освещало Иллариону путь, но вскоре стало слабеть, а затем, когда лесная дорога повернула налево, огибая поросший корабельными соснами бугор, и вовсе исчезло из вида.