Проповедник - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 15

Но прошло полчаса, и ничего такого не случилось. Я расслабился и даже стал слушать.

Вероятно, ван Роширену кто-то намекнул, что он проповедует небылицы, потому что тот стал рассказывать про Атиллу и Льва Первого. Этот Атилла был вождем гуннов, которые давным-давно напали на Рим. Войска в Риме не было, и римский папа Лев выехал навстречу язычнику, проповедуя мир, без всякого оружия, лишь с крестом. Атилла раскаялся и отвел войска.

Я навострил уши, Я думал, папы в основном жгли инакомыслящих. Таких рассказов я не знал.

В этот миг я обернулся и заметил у балюстрады храма человека. В свете заходящего солнца в руках его блеснула и хлопнула самодельная нарезная трубка. Люди закричали. На помосте ван Роширен взмахнул руками и зашатался. Человек перепрыгнул через балюстраду и побежал к роще. Я бросился за ним. Почти нагнал его, но зацепился .за корень и въехал лицом в землю. Когда я вскочил, террорист уже пропал за деревьями. Какой-то фоторепортер, присев на корточки, сфотографировал мою заляпанную рожу.

Я побежал обратно к толпе. Ван Роширен был жив и даже не ранен. Что он проповедовал, я не слышал.

После проповеди я протолкался к нему вместе с газетчиками и сказал:

- Вам повезло, что парень промахнулся. Но я был прав, советуя надеть бронежилет?

Ван Роширен молча снял с груди крест: прямо между перекладинами сидела пуля двадцать второго калибра. Он выставил этот крест на обозрение репортерам, и те принялись орудовать фотовспышками.

До последнего срока оставалось шестьдесят дней.

Глава пятая

Настало лето - самая жаркая пора, когда для хорошего урожая надо вручную оборвать с каждого дерева лишние завязи и через день рыхлить междурядья. Все деловые операции были прерваны на двадцать пять дней, и сотрудники разъехались по фермам.

Через три дня после моего приезда Ласси прислал мне и моей семье в подарок три шапочки. Шапочки были круглые, как перевернутая чашка, с узорчатой пестрой каймой и вышивкой, изображавшей пантер в тростниковых зарослях. Это были очень красивые шапочки.

Этого-то я и боялся. У туземцев не принято получать подарки, не отдавая их. Чувство чести у них развито бесподобно. Только, например, ты ему даришь поливальную установку ценой в двадцать тысяч, а он тебе дарит три шапочки, вроде тех, которые нищие раскладывают на картонных ящиках в аэропортах. То есть шили эти шапочки наверняка всей семьей, и честь это необыкновенная, и, кроме меня, может, разве десяток землян получило такую шапочку. И поскольку это необыкновенная честь, он считает, что отдал мне в три раза больше, чем от меня получил.

Ласси подарил мне эти шапочки, я запихал их в багажник и даже не показал Агнес.

В понедельник, пятнадцатого числа, я заехал с Джеком Митчеллом в местную харчевню. Мои отношения с фермерами-землянами несколько испортились, и я знал, что лучший способ их восстановить, - напоить Джека Митчелла. У рассыпавшейся двери на матрасике сидел туземец и вслух читал газету, Вокруг матрасика на циновках сидело с десятой поденщиков. Я прислушался.

- Иаван, Фувал и Мешех торговали с тобою, - читал туземец, выменивая товары твои на души человеческие и медную посуду. Из дома Фогарма за товары твои доставляли тебе лошадей и строевых коней и лошаков. От обширности торговли твоей внутреннее твое исполнилось неправды, и ты согрешил. И я низвергнул тебя, как нечистого, с горы Божией...

- Эй, - сказал Митчелл, - это что за статья?

- Это о вашей компании, - ответил туземец.

Митчелл надулся.

- Слушайте, мистер Денисон, - сказал он, - тут что-то не так. Мы никогда не вели дела с этими... Иаваном, Фувалом и Мешехом, Это какая-то фиктивная фирма.

Я вынул из рук туземца газету. Поверх полосы значилось: "Книга Пророка Иезекииля". Первый перевод на асаисский.

- Это, - сказал я, - сбылась мечта господина ван Роширена - чтобы Библию печатать на первой полосе, вместо новостей.

Митчелл усмехнулся, взял газету и стал рвать ее на куски. Клочки летели на пол, сквозняк подхватывал их, и они вспархивали на циновки и стулья. Туземцы, поденщики Митчелла и мои, молча поднимали их и клали за пазуху.

- Прекратите, Митчелл, - негромко сказал я.

Он обернулся ко мне.

- И ты туда же, асаисский под...

Слово, которое он употребил, всем присутствующим было отлично известно, но в словарях не значилось.

Одной рукой я перехватил запястье Митчелла, а другой размахнулся и ударил его снизу в челюсть. Удар вышел основательный: глаза Митчелла поехали вбок, а сам он отлетел к стене, съехал на пол и закувыркался среди плетеных матрасиков. Я расправил то, что осталось от газеты, положил на стойку и повернулся к выходу. За моей спиной кто-то предостерегающе крякнул. Я отпрыгнул в сторону: бутылка, пущенная Митчеллом, разлетелась о косяк над моей головой. Я обернулся. Он схватил вторую бутылку и пустил ее вслед за первой. Счастье, что у него не было с собой пистолета.

Я прыгнул на него, и мы покатились по полу. Митчелл не умел драться. Он совал мне пальцы в глаза и кусался. Я слегка придушил его и стукнул головой об пол. Он улегся на циновке и раскинул руки. Я встал, отряхнул брюки и пошел к двери.

Туземцы сидели все так же молча и равнодушно. Драка между землянами их не касалась. Сквозь прорези в глиняной стене светилось закатное солнце, и в его свете было видно, как по полу течет из разбитой бутылки пальмовая водка. Пол был земляной: он быстро размокал, и водка утекла недалеко.

Я вышел из харчевни и пошел к своей машине. Заводя мотор, я оглянулся: туземцы сидели все так же неподвижно, и только старик, взяв со стола скомканную газету, рвал ее на полосы и раздавал сидящим вокруг.

Дня через три после этой драки мне понадобилось съездить в ближайший городок, в скобяную лавку.

Это был традиционный маленький городок, сплошь из глиняных хижин, размокающих от дождя. Там по утрам жители по-прежнему кланяются в сторону дворца Президента и у женщин всего две профессии, легко различимые по одежде: жены укутаны в черные платья и белые покрывала, а проститутки одеваются, как женщины Земли.

Принадлежал он Шадаку, князю Бродячего Перевала.

Я сильно закопался, и, когда выехал из города, уже темнело. Я поколебался, не остаться ли ночевать, но вспомнил о неизбежных клопах в единственном постоялом дворе, погладил рукой автомат и нажал на газ.

Я включил приемник и попал как раз на проповедь ван Роширена - их теперь довольно часто передавали. Я разозлился и выключил приемник. Да! Давайте дружить друг с другом! Ты ему - водоустановку, а он тебе - три шапочки!

Лев Великий и Аттила! Ну и дурак, значит, был этот Аттила, если ушел от беззащитного города! Покажите мне человека, который говорит, что ему не нужна власть. Пока не увижу, что он говорит правду, буду считать его лжецом. А когда я увижу, что он не врет, скажу, что он дурак.

Я знаю, зачем этот человек приехал сюда: он принадлежит средневековью и хочет его сохранить. Он тоскует по временам, когда всякие аттилы подчинялись условиям, которые в наши дни почтет позорным любой гражданин.

Небо было черное, как копирка, и стальные фермы моста над Оранжевой рекой выгнулись, как выцветшая радуга. За мостом хорошая дорога пропала, начались пустынные глиняные плеши, и на повороте мои фары выхватили буксующий в подземной промоине грузовик. Я затормозил и, .осторожно придерживая рукой автомат, полез из машины.

- Помочь?! - крикнул я.

Пара сильных рук рванула меня в одну сторону, а автомат - в другую. Я перекувырнулся в воздухе, и в следующее мгновение меня положили у колеса мордой в глину, и чья-то босая нога стала мне на шею.

- Собака, - сказал гортанный голос. - Катается ночью, словно у себя на Земле.

Это были люди полковника: что-то они нюхали в садах. Я понял: меня сейчас убьют, и, признаться мне это не очень понравилось.

Босая нога пощекотала пальцами по шее и стукнула меня раз и другой. Потом они поддели меня локтем и в конце концов шваркнули лицом вверх. Они обшарили автомобиль и багажник, стали делить содержимое. Я все видел. Один из них достал из-под запаски бумажный пакет, а из пакета - три шапочки, украшенные вышивкой с изображением пантер в тростниковых зарослях.