Ностальгия по убийству - Браун Картер - Страница 12

— Этой толстой потаскухе? Только не ей. Она была шлюхой и ею умрет! Я вижу человека насквозь. Я — ясновидящая.

Неожиданно взгляд ее стал неподвижным. Агата уставилась на меня своими голубыми пронзительными глазами, и сердце мое ушло в пятки. Отчего-то я страшно испугалась.

— Ты — неплохая девочка, — сказала наконец эта ведьма. — Ты тоже можешь видеть то, что скрыто пеленой времени, но твои способности не развиты. Ты боишься их развивать.

Она вдруг резко повернулась, оглядела окрестности и приложила свой корявый скрюченный палец к губам.

— Мэвис, ты ведь видела его!

— Кого?

— Олтона Эсквита.

— Который был хозяином этого дома? Но он же умер!

— Дух Олтона пребывает здесь... Нет ему места ни на небесах, ни под землей. Так будет продолжаться, пока не восторжествует истина и не очистится имя Олтона от наветов. И это скоро произойдет. Скоро!

Глаза Агаты засверкали, голова закивала в такт словам.

— Скоро! Скоро!

— А вам откуда известно? — не выдержала я.

— Мне известно, потому что я обладаю даром ясновидения.

Она снова уставилась в мое лицо.

— Э... Да без тебя это дело не сдвинется с мертвой точки. Вижу-вижу: ты причастна. Только будь осторожна, девочка. Берегись!

— Кого я должна опасаться? Призрака Олтона Эсквита?

— Нет. Дух Олтона жаждет мести, но не ты виновна в несчастьях бывшего хозяина. А вот те, которые виновны, они будут использовать тебя и могут навредить. Им необходимо любой ценой скрыть свои гнусные проделки.

Старушка уставилась себе под ноги, словно видела на три фута под землей.

— Мэвис, помни: тебя предаст человек, который кажется твоим другом. Нельзя попирать святыни, это очень опасно. А ведь паук уже сплел свою паутину.

Я спокойно выслушала эту бредятину: старушка выжила из ума — так в чем же ее винить? Наоборот, надо сделать снисхождение.

— Благодарю вас, Агата. Буду помнить все, что вы мне сказали.

— Предупрежденный — наполовину спасенный!

Она схватила мою руку своей когтистой сморщенной лапкой, и я вдруг ощутила, какая сила заключена в этом высохшем теле.

— Ты такая хорошенькая, Мэвис, — вкрадчиво сказала старушенция. — Такие красивые голубые глазки... Волосы... Шея... Ноги...

Она рассматривала меня, как экспонат, как бабочку, пришпиленную иголкой к бархату, и от этого меня чуть не вытошнило.

— Будет очень жаль, если тебя найдут мертвой со знаком раздвоенного копыта на лбу, — спокойно сказала Агата.

Я вздрогнула. Старуха отпустила мою руку.

— Вот что, девочка, — она перешла в разговоре на быстрый темп — видимо, собралась уходить. — Подумай о том, что я тебе сказала. Будь бдительна. И не очень-то доверяй даже тем, кто вне всяких подозрений, — толстяку и очкастому. Я еще не разобралась в них. Быть может, они совсем не такие, какими кажутся.

Круто повернувшись, Агата засеменила прочь и вскоре скрылась за углом дома, а я осталась на месте, не в силах сдвинуться ни на дюйм. Ну и как понимать слова старой ведьмы? В этом доме меня поджидает опасность? Меня предаст человек, которого я числю своим приятелем? Что за ерунда! Выжившая из ума старуха пугает меня каким-то пауком, который сплел свою паутину, а я стою, развесив уши! Что она еще говорила? «Нельзя попирать святыни». Я и не собираюсь их попирать. А, собственно, о чем речь? Единственное, что было в монологе этой сумасшедшей более-менее понятным, так это вероятность моей смерти. Если не ошибаюсь, Мэри Блендинг была найдена мертвой, и на лбу ее было нарисовано раздвоенное копыто. Значит, Агата пророчит мне такую же смерть?

И тут кто-то крикнул над самым ухом:

— Мэвис!

Внутри у меня все оборвалось. Только несколько мгновений спустя я поняла, что рядом стоит Селестина. А так как я чуть не упала от ее оклика в озерцо, то Селестина, ухватив меня за локоть, принялась тащить подальше от топкого берега.

— Что с тобой, Мэвис? Ты даже не услышала, как я подошла. А теперь чуть не упала в воду... — Селестина покачала головой. — В этой воде столько микробов, что тебе пришлось бы глотать антибиотики пачками.

— Спасибо... Я не думала, что ты... тоже окажешься здесь.

— Убежала от этих крикунов. Орут, ругаются... И все споры вокруг какой-то ерунды. Еще немного — и я сама бы заорала.

Она вскинула руки и сцепила их на затылке. Вдохнула полной грудью.

— Какой сегодня хороший денек, ты не находишь? Не искупаться ли нам?

— Здесь? — я с отвращением указала на темную воду, от которой сильно воняло.

— Нет, но я знаю тропинку, которая ведет на пляж. Тут ходьбы минут пятнадцать.

— Я не против, но... У меня нет купальника!

— Он тебе не потребуется. Я уверена: сейчас на пляже никого нет, — заверила меня Селестина. — Здесь вообще очень малолюдное место.

Я согласилась.

Мы вернулись к дому, обогнули его и через незаметную калитку в ограждении вышли в лес.

Тропинка петляла между высокими кряжистыми деревьями, сквозь листву которых солнце своими лучами то и дело ощупывало наши фигуры. Мне казалось, что я попала в волшебную сказку, наполненную приключениями, страстями, музыкой...

Берег океана был пустынен, как и предрекала Селестина. Мягкий золотистый песок, скалы, голубое небо и небольшие волны... Одним словом — рай. Мы разделись догола и бросились в воду... Приятный холод взбодрил меня, я принялась работать руками и ногами, согрелась и проплавала четверть часа, стараясь далеко не забираться. Что касается Селестины, то она оказалась отличной пловчихой и сразу взяла курс на горизонт. Уж не хочет ли моя подружка уплыть в Австралию? Я вышла из воды и растянулась на песке. Селестина сделала то же самое, но минут через десять.

— Как хорошо!

— Изумительно, — подтвердила я. — Скажи, здесь не водятся морщинистые обезьяны?

— Нет, — засмеялась Селестина. — Здесь не водятся даже туристы — все едут отдыхать на Гавайи, нацепив цветастые рубашки и шорты.

— А вот я встретилась с одной обезьяной. Ее зовут Агатой.

— Агата? Я знаю эту особу. Что-то вроде Ахмеда. Прислужница, прихлебала или то и другое вместе.

— Твое сравнение с Ахмедом неточное... Ахмед, как мне кажется, неплохой слуга.

— А Агата? — лениво спросила Селестина. — Какого ты о ней мнения?

Я рассказала о встрече со старухой и передала наш разговор. Селестина слушала вполуха. Слова Агаты про то, что меня предаст друг, вызвали некоторый интерес.

— Она что, на меня намекала? Мне это совсем не нравится. Я надеялась, что мы с тобой станем настоящими подругами, а теперь ты будешь бояться меня и караулить каждый мой шаг. Вот старая карга!

Лежать на солнышке было очень приятно. По всему телу растеклась истома. Мне не хотелось спорить с Селестиной, и я только тихонько рассмеялась:

— Видела бы ты, как сверкали глаза этой ведьмы, когда она призывала меня к бдительности.

— Агата всегда была с приветом, — задумчиво сказала Селестина. — Но я давно уже не воспринимаю ее всерьез. Я ведь знаю старуху с детства.

— Ты часто бываешь в этом доме?

— Впервые мама привезла меня сразу после развода с отцом. Я очень тосковала по отцу, плакала даже... Когда возник Уолтер, мы стали наезжать сюда чаще — практически один-два раза в году.

— Агата сказала, что живет при доме очень давно.

— Да. И она, и Ахмед... Однако я никогда не обращаю внимания на прислугу. Но вот что странно... Ты, Мэвис, только-только появилась здесь, а уже успела и с призраком Олтона Эсквита поговорить, и с полоумной Агатой, которая вообразила себя ясновидящей...

— А может, никакого призрака и не было? — осторожно предположила я. — Берт Бэнкрофт накачал меня водкой, вот и приснился кошмар...

— Сомневаюсь, что это был сон. Призрак хотел тебе что-то передать. Точнее сказать — мне передать...

— И ты хочешь узнать, что именно?

— Да.

— Но каким образом?

— Не могу пока сказать, но кое-что я придумала. Только вот что, Мэвис, давай забудем про призраков и все остальное, — она зевнула. — Здесь так славно. Хочется расслабиться, помечтать...