Кровь океана - Орехов (Мельник) Василий - Страница 5

Вот только в новом мире, после пришествия атлантических тварей, все менялось слишком быстро. Каракатицы за считаные дни могли обзавестись новым биологическим оружием, и тестировать это оружие на себе опытному человеку определенно не стоило.

Позиция, которую стремился занять Уэйн, потратив столько сил, внезапно превратилась в ловушку. Если бы он принял решение стрелять сбоку, а не стремился уйти от дичи под ветер, облако снесло бы мимо, на восток, а он сам, пусть и с меньшей долей вероятности, спокойно поразил бы каракатицу. Теперь же придется бросать пушку и улепетывать, чтобы не попасть под приближающееся и расширяющееся облако неведомого газа или взвеси, которая запросто может оказаться кислотной. Пытаться сменить позицию с орудием на плече нечего и думать – слишком тяжелое, а Уэйн Симпсон почти по пояс в воде, плюс зыбкое дно под ногами…

Охотник мысленно поклялся, что в следующий раз, невзирая на собственные политические взгляды и прочие мелкие бытовые сложности, непременно возьмет на охоту пирогу. Сейчас она очень пригодилась бы: в нее можно было бы погрузить пушку и просто толкать, толкать, толкать…

Вот только до следующей охоты следовало как минимум дожить.

2

Черное облако приближалось с каждой секундой и расползалось в стороны, почти не теряя плотности. Ближе к поверхности болота оно растекалось по воде между кочками, образуя клубящиеся струи, чем-то похожие на змеящиеся ложноножки амебы. Это облако даже выглядело предельно опасным, не говоря уже о губительных свойствах, которыми могло обладать. Оно было абсолютно непроницаемо для взгляда, словно жидкий обсидиан – идеальная чернота, поглощающая всякий свет. Казалось, если живое существо попадет в эту непроглядную, абсолютную тьму, она без остатка растворит его, как концентрированная кислота.

Страх, невероятный, яркий, первобытный ужас, какого Уэйн не испытывал уже много лет, а может, и вообще никогда в жизни, ледяной волной поднялся по спине охотника до самого затылка, вздыбливая на своем пути мелкие волоски. Симпсону остро захотелось рвануть отсюда что есть сил, но он сдержался усилием воли, заставил себя достать из подсумка самодельную дымовую шашку с замедлителем на пять минут, активировал капсюль-воспламенитель и швырнул обмазанный парафином картонный тубус себе под ноги.

Только после инициации воспламенителя практичный индеец дал наконец волю иррациональному страху и, расплескивая ногами воду, кинулся на север, перепрыгивая с кочки на кочку, где это было возможно, и снова по пояс проваливаясь в болото, где этого было не избежать.

Чаще всего страх является худшим врагом человека. Почти всегда. Он подавляет волю, лишает сил, калечит психику, провоцирует смертельно опасную в критической ситуации панику. Но порой случается, что страх, наоборот, мобилизует скрытые резервы организма, раскрывая перед человеком почти нереальные возможности. Так здоровяк-тяжеловес легко перепрыгивает забор, который не взять и чемпиону по прыжкам в высоту, так бледный студент вытаскивает из горящего дома вещи, которые потом четверо грузчиков назад занести не могут, так обычные люди протискиваются в щели, куда едва голова пролезает, и гнут руками толстые металлические решетки.

Именно в таком состоянии предельно мобилизующего страха мчался через болото индейский охотник Уэйн Симпсон, удирая даже не от смерти, с мыслью о которой он окончательно свыкся уже много лет назад, а от чего-то куда более ужасного, древнего и невообразимого. Генетическая память сотен поколений мудрых предков внезапно проснулась и вскинулась, сигнализируя о чем-то, что внушало предкам невообразимый ужас еще на заре времен – то ли о кошмарных проявлениях великих маниту, то ли о встречах с древними богами Некрономикона, то ли о чем-то еще, невероятном, непредставимом, таящемся в чаще ночного леса Северной Америки или в холодной пучине океана.

Уэйн ни о чем не думал, головной мозг словно отключился, передав бразды правления спинному. Охотник не выбирал дороги – глаза и ноги справлялись сами. А когда на пути, раскрыв пасть, вынырнул огромный аллигатор, Уэйн, не успев даже осмыслить происходящее, просто с разбегу всадил ему лезвие гарпуна между шейными пластинами панциря и провернул. Один удар, влажный хруст, рывок, рев смертельно раненного зверя, шлепки кожистого хвоста по воде в предсмертной агонии… И бежать дальше. Бежать, бежать, бежать…

Способность осознавать окружающую реальность вернулась к семинолу только метров через двести. Сначала он бросил беглый взгляд на запад, чтобы понять, удалось ли уйти от чудовищного облака, и лишь убедившись, что ветер уже несет неведомый газ мимо, позволил себе остановиться, выбраться на обширную кочку и распластаться на ней, хватая ртом воздух. От внезапной чрезмерной нагрузки ныло все тело, горло горело, пересохшее от слишком частого дыхания. Перед глазами все плыло, но бдительности терять ни в коем случае не следовало. В любой момент на охотника мог неожиданно напасть другой представитель болотной фауны.

К счастью, оставшийся поодаль убитый аллигатор, продолжая извергать во взбаламученную воду потоки темной крови, привлекал местных хищников куда больше, чем человек, вскарабкавшийся на кочку. Скоро мутанты со всей округи соберутся на пир. Что наверняка отвлечет их от одинокого усталого охотника, если он не будет слишком привлекать к себе внимание.

Сухопутная каракатица – дело другое. Она – боевой биомеханизм, она специально создана атлантами при помощи генной инженерии для того, чтобы убивать людей. Человек является для нее первоочередной целью с высшим приоритетом на уничтожение, вне зависимости от того, голодна она или нет.

Человек для сухопутных каракатиц – не еда. И болотные мутанты в присутствии человека – не еда. Морские твари – воины, а не хищники. Человек для них – смертельный враг, которого надо убить. Прочее факультативно.

Поэтому, когда черное облако сползло еще ниже по ветру, индейцу пришлось найти в себе силы подняться с кочки, чтобы выяснить, где находится противник.

К счастью, каракатица ошиблась. Точнее, Уэйн, сам того не подозревая, обвел ее вокруг пальца.

Облако черной дряни она выпустила не случайно, не наугад, а вполне осознанно, зафиксировав вдали сверкнувшее на солнце лезвие гарпуна. Она сообразила, что смертельный враг с рукотворным оружием находится ниже по ветру, и не раздумывая задействовала новые, недавно выращенные железы для выделения ядовитого газа. Этот газ еще ни разу не применялся в боевой обстановке, поэтому инопланетяне не были уверены в его эффективности, не зная точно, как именно он подействует на человека.

В связи с этим каракатица, выпустив черное облако, решила добить охотника проверенным способом – клювом и щупальцами.

Однако перед гигантской морской гадиной неизбежно встал выбор, с какой стороны огибать собственное облако – с юга или с севера. Если бы Уэйн, повинуясь своему страху, сразу пустился в бегство, кошмарное головоногое издали отчетливо различило бы плеск воды и попыталось его перехватить. Но пока индеец боролся с охватившим его ужасом, пока мужественно вытаскивал дымовую шашку и активировал замедлитель, чтобы отметить место, где он оставил гарпунную пушку, каракатица не могла его слышать. Боевую биомашину атлантов это нервировало до крайности, она не понимала, что происходит, куда делся противник – не подкрадывается ли тихонечко с гарпуном наперевес, используя для маскировки водную растительность и складки местности?! В последние месяцы нескольких ее сестренок на этом побережье, между прочим, уже недосчитались…

Не желая попусту терять драгоценные секунды, не в силах дождаться, пока Уэйн наконец выдаст себя, тварь сорвалась с места раньше него, пытаясь опередить противника. При этом бесшумно двинулась не наугад, а предварительно просчитав степень вероятности принятого человеком решения.

Поскольку поселок охотников находился южнее, каракатица резонно предположила, что человек, уходя от смертоносного облака, бессознательно направится к дому. На это ее мозгов хватило. Но она все равно непростительно ошиблась: страх, лишив охотника всякого соображения и ориентации в пространстве, погнал его в противоположную сторону, и он даже самому себе не смог бы разъяснить, отчего вдруг рванул на север, а не на юг.