Первые шаги по Тропе: Злой Котел - Чадович Николай Трофимович - Страница 21

– Затрудняюсь сказать… Сначала хотелось бы узнать, чем конкретно вы располагаете.

– Так я и предполагал, – Рябой кивнул. – Сейчас я покажу тебе несколько предметов, весьма ценимых в разных странах. Посмотри на них внимательно. Можешь не высказывать свое мнение вслух, я и так пойму, что именно задело твою душу. Учти, это только единичные образцы. Если ты выберешь что-то из них для себя, то со временем сможешь получить в сто, в двести раз больше. Но время это наступит лишь после того, как ты выполнишь свое задание. Надеюсь, ты понял меня?

– Что тут не понять, – сказал я. – Дело обычное. С каждым наемником, поступающим на службу, сначала ведется торг.

– Такого торга, как с тобой, наверное, не вели еще ни с одним наемником на свете, – произнес он многозначительно.

– Это меня, скорее, пугает, чем радует, – признался я. – Непомерную цену дают только за невыполнимые или почти невыполнимые задания.

– Пусть это тебя пока не волнует, – по-моему, он ушел от прямого ответа. – А сейчас приступим к делу.

Рябой раскрыл ладони, и в них блеснуло что-то похожее на молочный кварц или полевой шпат.

– Такие камни особенно ценятся у народов, населяющих Зачарованные горы, – сказал он с видом знатока, каковым, вполне возможно, и являлся. – Смельчаки, рискуя жизнью, добывают их со дна глубочайших пещер. Не один дом в тех краях не строится, если в его основание не заложен подобный камень. У него много названий, но самое распространенное – алабар. Считается, что это осколки скелета первого живого существа, от которого впоследствии произошли все летающие, плавающие, ползающие и бегающие твари. Силой алабара закрепляются заговоры. Он лечит кожные болезни, просветляет разум, а брошенный в огонь, сгорает дотла.

– Можно подержать? – попросил я.

– Конечно. Только пожелай, и впоследствии он станет твоим, – Рябой протянул мне свое сокровище.

Судя по весу, это был не камень, а нечто совсем другое. Например, янтарь. Даже на Земле попадается янтарь белого цвета, правда крайне редко. Однако слоистая, чуть-чуть маслянистая на ощупь структура алабара опровергала это предположение. Скорее всего, я держал в руках уголь. Обыкновенный антрацит, только блондинистый. На свете и не такие чудеса случаются. Попадается и белая нефть, и белые слоны… Не хотелось бы разочаровывать Рябого, но придется.

– Кажется, я знаю, что это такое, – сказал я. – Кости первого живого существа тут ни при чем. Алабаром вы называете окаменевшие останки древних растений, погребенных под землей. На моей родине такими, с позволения сказать камнями топят очаги.

– Богато живут на твоей родине.

– Да уж побогаче, чем в Зачарованных горах.

– А что ты скажешь насчет металлов? Возможно, они привлекают тебя больше, чем камни, – в руках Рябого появилась новая диковинка. – Это крушень, осколок давно погасшего солнца. В виде песка и слитков его находят на отмелях великой Межевой реки, впадающей в озеро Скоба. Он прекрасно куется и вытягивается, незаменим для всяких украшений, а главное, не поддается влиянию природных сил, изъедающих другие металлы. Крушень, превращенный в тонкий порошок, обезвреживает яды. Очень многие народы используют его как всеобщее мерило ценности других товаров. Вот за этот кусочек крушени в Оссауре можно купить стадо скота в сотню голов или дюжину рабов. К нему даже прикоснуться приятно. Посмотри, какой он теплый на ощупь.

Для существа, все жизненные потребности которого удовлетворяются посредством паутины, им же самим и произведенной, Рябой имел весьма широкий кругозор. Недаром говорят, что мы обязаны торговле не только географическими открытиями, но и общим прогрессом познания. И все же интересно, что он предлагает мне на сей раз.

Судя по весу и цвету, это был золотой самородок, сохранивший вкрапления сопутствующей породы. В неведомом мне Оссауре его цена, все всякого сомнения, была завышена. Насколько я мог судить по прежнему опыту, за это золото можно было купить от силы упряжку тяглового скота, десяток не самых удоистых коров или, на крайний случай, потаскуху, чьи лучшие времена давно миновали.

Впрочем, эти умозаключения я оставил при себе, а Рябому сказал примерно следующее:

– Крушень, или, по-нашему, злато, – вещь, вне всякого сомнения, ценная, но много такого добра в моей котомке не унесешь. Это услада и опора для тех, кто крепко стоит на земле, а не скитается по ней из конца в конец.

– Возможно, ты и прав, – после краткого раздумья согласился Рябой. – Крушень, скорее, повредит, чем поможет страннику. Его найдут при первом же обыске. А зарывать такое богатство в землю не имеет никакого смысла. Кто может знать, доведется ли тебе когда-нибудь вернуться назад? Но есть вещицы, чьи размеры невелики, а цена – запредельная. Они не отягощают владельца, да и спрятать их совсем нетрудно. Полюбуйся!

Он раскрыл ладонь, и в сумраке убогого жилища вспыхнули – каждый по-разному – два крошечных светоча, младшие братишки того, который царил в небе Ясменя.

Светоносную пару составляли розовая жемчужина величиной с голубиное яйцо и фиолетовый алмаз, размерами превышающий мой мизинец.

– Ого! – невольно произнес я.

– Нравится? – нельзя сказать, что Рябой обрадовался. Это было бы уже чересчур, но некоторое удовлетворение в его голосе все же проскользнуло.

– Еще бы!

– Это волшебные сосуды света, порожденные глубинами моря и земными недрами. Они тебе знакомы?

– Само собой, – кивнул я. – Порождения моря у нас называют жемчугом, а порождения недр – алмазами.

– Забавные имена. Я вряд ли сумею повторить их. – Рябой покатал драгоценности на ладони, и по серым неприглядным стенам побежали многоцветные солнечные зайчики.

– Как правило, такие вещицы имеют долгую историю, – молвил я в предположительном смысле.

– Верно. Эти тоже не исключение. Трудно сказать, через сколько рук они прошли, но кровь, пролитая ради обладания ими, наверное, смогла бы наполнить целое озеро… Вот эту безделушку, – Рябой перебросил жемчужину из правой руки в левую, – мне отдал властитель богатого приморского города в обмен на снадобье, которое спасло от смерти его наследника. А эту, – тот же путь повторил и алмаз, – я силой отобрал у прежнего владельца, бесчестной твари, нажившей свое состояние на торговле с вредоносцами… Что тебе больше нравится? Частичка прохладных глубин или посланец раскаленного пекла? А может, оба сразу?

Честно признаться, я был одинаково равнодушен и к жемчугу, и к алмазам, да и ко всем иным сокровищам. Не ради них я встал на этот путь. Алчность далеко не заведет, разве что в тупик.

Но как сказать об этом Рябому? Мой отказ может разгневать его. Ведь он-то видит в этих драгоценностях безотказный способ привязать меня к себе. А если согласиться для вида? Но как не хочется кривить душой!

Неожиданно Рябой сам пришел мне на помощь.

– Вижу, что создания мертвой природы мало привлекают тебя, – сказал он, пряча свои драгоценности. – В этом нет особой беды. Возможно, тебе понравится дар совсем другого свойства – прекрасное создание живой природы. Подожди немного здесь.

И Рябой удалился, оставив меня в полном замешательстве.

Ожидание затягивалось, и я с горечью подумал о том, что сегодня наверняка останусь и без лангустов, и без икряной рыбы. Придется довольствоваться объедками или, в знак протеста, объявить голодовку.

И все же любопытно знать, какой еще подарок приготовил мне Рябой. Почему он так уверен (а это ощущалось), что я не смогу от него отказаться?

Идею свить для меня поводок из страха он отбросил сам. Своекорыстие тоже оказалось негодным материалом. Что дальше? Какие еще струны моей души он хочет затронуть? Их ведь, откровенно говоря, – раз-два – и обчелся. Вдобавок некоторые, например амбициозность, то бишь гордыня, давно оборваны.

Что-то зашуршало в длинной и кривой входной трубе, не позволявшей ветру врываться внутрь и сильно ослаблявшей свет нескончаемого дня.

Тенетники появлялись совсем не так – глазом не успеешь моргнуть, как они уже здесь. Манера, выдающая прирожденных воинов, причем воинов-смельчаков, всегда настроенных на атаку. Даже непонятно, что заставило их превратиться в купцов. Ведь не нужда же… Впрочем, земная история знает немало случаев, когда народ-воитель вдруг становится народом-торговцем и наоборот.