Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Кураж - Туричин Илья Афроимович - Страница 70


70
Изменить размер шрифта:

– Не… не сегодня, - шевельнула она губами.

– Что?… - он засмеялся. - О, нет. У вас еще будет время подготовить Пауля к отъезду. Представляю, как мальчик будет рад, горд и счастлив! Мне хотелось бы, Гертруда, чтобы днями, когда вам будет удобнее, Пауль переселился ко мне. Пусть привыкает. Не смею больше вас задерживать, дел, наверно, по горло.

– Да… - она поднялась и двинулась к двери как неживая.

– До свиданья, Гертруда, - сказал Доппель.

Она обернулась. Фигура Доппеля задрожала и стала расплываться. "Сейчас я расплачусь. Нельзя. Нельзя".

– До свиданья.

Гертруда Иоганновна вышла за дверь, прошла через комнату Отто, молча кивнув унтер-офицеру, оказалась в коридоре, сделала несколько шагов и опустилась на деревянную скамейку. Сил больше не было. Слезы потекли сами. Она только старалась не всхлипывать и не потерять сознания, потому что голова внезапно стала тяжелой, под тяжестью ее никло тело, и потребовалось огромное усилие, чтобы удержать его, не дать упасть.

Она посидела так какое-то время. Потом в конце коридора послышались шаги. Она выпрямила спину и стерла ладонью слезы со щек. Шедший мимо офицер остановился.

– Вам плохо?

– Нет. Спасибо. Прошло. - Она заставила себя улыбнуться, поднялась со скамейки и двинулась коридором к лестнице. Стены расползлись в стороны, и коридор казался широким, как поле.

Потом она вышла на улицу. Над городом висело солнце. В трещинах асфальта пробивалась тоненькая бледная травка. А она ничего не видела и шла как слепая.

Хорошо, что мальчиков дома не оказалось. Она села в кресло, не снимая пальто. Ей надо было думать, думать, искать выход.

Такой, с горестным заплаканным лицом и напряженным взглядом припухших глаз, ее и застал Шанце.

– Что вам, Гуго?

– Я зайду потом, фрау Копф.

– Давайте меню…

Она взяла у Шанце листок, взглянула на него, но ничего прочесть не могла.

– Что-нибудь случилось, фрау Копф? - тихо спросил Шанце.

– У меня убили мужа, - сказала она, с ненавистью глядя на серый мундир фельдфебеля.

Он поежился под этим взглядом, опустил глаза, вздохнул.

– Я слышал. - Шанце хотел сказать фрау какие-то очень душевные значительные слова, но понимал, что не имеет на это права, что мужа ее убил кто-то в таком же мундире. Теперь и он в ответе, все они в ответе. За все.

– Простите, Гуго, вы ни при чем, - сказала Гертруда Иоганновна глухо.

– При чем, - ответил он мрачно, и длинный нос его совсем опустился на подбородок. - Я тоже пришел сюда вместе со всеми.

Она взглянула на него странным, напряженным взглядом, словно старалась и не могла понять.

Теперь он увозит мальчика, Пауля.

– Кто?

– Доктор Доппель.

– Увозит? Куда?

– В Германию…

– Не отпускайте! - воскликнул Шанце.

– Вы же знаете эту машину, - сказала Гертруда Иоганновна.

– Пусть Пауль убежит.

– Куда?

– Не знаю. К партизанам, - выпалил Шанце и прикусил язык.

Она усмехнулась.

– Есть еще Петер.

– И Петер с ним.

– А что же будет со мной? - Ей вдруг стало легче от того, что этот глупый хромой повар в мундире фельдфебеля начал строить невероятные, неосуществимые планы.

– И вы бегите, - запальчиво сказал Шанце.

– А что же тогда будет с Фличем? С вами?…

– И мы убежим!

– К партизанам?

– Хоть к черту! Вы думаете, я могу глядеть спокойно на всю эту мерзость? Немцам пора образумиться, фрау Копф. Если мы останемся скотами, мы кончимся как нация. Нельзя жить в угаре, нельзя каждое поколение посылать на смерть. Нельзя жить ненавистью к другим. Чем синеглазая девочка Злата хуже любой Грехтен, фрау? Чем? Мы считаем себя великой нацией. Великое должно быть прекрасным, великодушным, добрым. Зло не может быть великим.

– Гуго, по вам плачет петля.

Шанце повернул голову и посмотрел на нее сбоку, став похожим на птицу.

– Если узнают, о чем я думаю. Но вы ж не донесете.

– Нет, Гуго, не донесу. И бежать мне некуда. Я - немка. Слишком большой узел. Вдруг не развяжешь.

– Большие узлы надо рубить.

– Спасибо за совет. - Не могла ж она ему сказать, что здесь она не случайно, что ей поручено важное дело и дело это нельзя предать никакой ценой. Нет этому делу цены.

Шанце ушел на кухню расстроенный.

Гертруда Иоганновна еще немного посидела не шевелясь, потом поднялась с кресла, сняла пальто, повесила на вешалку. Прошла в спальню, рассмотрела себя в зеркале, припудрилась.

Когда пришли мальчики, она сидела за письменным столом и просматривала какие-то бумаги. Строго спросила:

– Где вы были?

– Ходили к цирку, смотрели собак, - ответил Петр.

– Прошу вас никуда не уходить, не предупредив меня.

– Хорошо, мама, - согласился Павел.

– У нас неприятные новости. Доктор Доппель уезжает и намерен забрать Павла с собой.

– Надолго? - спросил Петр.

– Навсегда.

– Как это навсегда? - удивился Павел.

– Будет воспитывать тебя.

– Ты шутишь!… - воскликнул Павел и хотел засмеяться, но смех застрял в горле, такие у матери были глаза. - Но я не хочу!

– Он не хочет! - повторил Петр.

– И я не хочу, но наши желания для него ничто. Он решил. Положение трудное, мальчики. Я не знаю, как поступить, что предпринять. И посоветоваться не с кем.

– А Флич? - наивно спросил Павел.

– Флич может только посочувствовать. Вот что, мальчики, прежде всего Доппель и вообще никто не должен догадаться, что Павел не хочет уезжать. Наоборот. Сейчас ты, Павел, пойдешь к Доппелю и поблагодаришь его. Да повеселей! Скажи, что это твоя мечта. А на днях переберешься жить к нему.

– Я не смогу, мама…

– Сможешь, - сказала Гертруда Иоганновна мягко. - Ты сможешь. Ты артист, сын артистов. Главное, не терять кураж.

Киндер сидел посередине комнаты и тревожно смотрел то на одного, то на другого. Он не понимал, о чем речь, но общая тревога передалась ему. Казалось, сам воздух в комнате сгущается и дрожит.

Павел погладил Киндера, шерсть на собачьей холке стояла дыбом.

– Хорошо, мама. Я пойду. Сейчас?…

– Иди сейчас.

– Возьму Киндера?

– Возьми.

Павел надел пальто.

– Идем, Киня.

– Будь очень внимательным, Павка, - сказала Гертруда Иоганновна.

Павел улыбнулся, хорошо, что мама назвала его Павкой.

Внизу, у входной двери, он встретил штурмбанфюрера Гравеса и посмотрел ему в глаза так смело и открыто, что тот удивился.

– Ты что?

– Я - Пауль, - информировал он Гравеса. - Я еду в Германию. Меня берет с собой доктор Доппель. Я буду учиться в Берлине!

– Вот как? - штурмбанфюрер был озадачен.

И тогда Павел сказал очень важным значительным голосом:

– Я тоже стану штурмбанфюрером, а может быть, и бригаденфюрером. Хайль Гитлер!

Павел вышел на улицу и зашагал к комендатуре. Рядом бежал Киндер.

Несколько рассерженный штурмбанфюрер Гравес, - как это он узнает новости последним! - прямо от портье позвонил Доппелю.

– Здравствуйте, доктор. Вы собираетесь в Германию?

– Да. Меня, видимо, переведут на юг. Вы ведь знаете, там вот-вот начнется.

– И берете с собой Пауля?

– А вы как всегда все знаете? Мальчишка не хочет расставаться с мамой? - жестко спросил Доппель.

– Наоборот. Он в телячьем восторге. Заявил мне, что будет бригаденфюрером.

– Прекрасно. Благодарю за информацию.

– И Гертруда отпускает его?

– Гертруда - немка до мозга костей. Я это всегда утверждал! - не без гордости ответил Доппель.

Через два дня Павел переселился. В огромной квартире, где до войны, наверно, размещалось несколько семей, он оставался один. Ему выделили комнату, поставили туда солдатскую койку, застеленную колючим солдатским одеялом, большой платяной шкаф с резными дверцами, секретер из красного дерева с перламутровой инкрустацией. Передняя стенка его опускалась, открывая множество ящиков и ящичков, хранивших слабый запах духов. Видимо, секретер раньше принадлежал женщине. Возле стояло затейливое неудобное кресло с деревянными завитушками. Над секретером висел портрет Гитлера.