Вокзал для двоих (киноповесть) - Брагинский Эмиль Вениаминович - Страница 9

— Платформу 37-82 на двенадцатый путь… Вагон 192-46 на третий путь… На третий!…

— Позвоните в Москву, — советовала Платону Вера, — жена вам вышлет деньги, — не удержалась и добавила не без ехидства: — Если, конечно, не все на штакетник истратила…

Платон сделал вид, что не расслышал едкого добавления, и ответил просто:

— Без паспорта мне их не выдадут!

— Завтра в двенадцать десять вы его получите!

— А если ваш полюбовник его потерял?

Вера вспылила:

— Не смейте меня оскорблять! У нас в вагоне была деловая встреча!

— Ну, если в вагоне у вас была деловая встреча, — с раздражением ответил Платон, он не выспался и ему вовсе не нравилось катить эту тяжелую тележку, — то мы с вами сейчас просто валяемся в постели!

— Не рассчитывайте на это! — взвилась Вера и, желая обидеть носильщика, добавила:

— Я не размениваюсь по мелочам!

— Ну да, верно… — саркастически протянул Платон, — три рубля за кило — это действительно не мелочь!

— Я ни при чем. Моих там всего за кило — пятьдесят копеек, — Вера стала посвящать Платона в сложные спекулятивные расчеты: — Рубль пятьдесят из трех забирает Андрей. И это справедливо — ведь в Ташкенте он покупал их по полтиннику за килограмм, а оставшийся рубль полагается перекупщику за то, что он колхозник. Рынок-то колхозный!

— Сложная у вас бухгалтерия. А сколько, хозяйка, вы заплатите мне за доставку? — завершил коммерческую тему Платон.

— Вы работаете за прокорм! — одними губами улыбнулась Вера.

Теперь они оказались возле рыжего трехэтажного дома с трещиной по фасаду и облупившейся штукатуркой. Дом был обнесен палисадником, а под окнами росли чахлые цветочки. Такие трехэтажные дома для железнодорожных служащих строили вскоре после войны. И было похоже, что с той поры дом ни разу не ремонтировали.

Вера поднялась на цыпочки и условным стуком постучала в одно из окон. За мутным стеклом показалось чье-то лицо и, видимо, опознав Веру, подало знак заходить.

Квартира, в которую попал Платон, настолько не соответствовала обшарпанному старому дому, что Платон буквально остолбенел. В этой квартире был собран полный джентльменский набор образца восьмидесятых годов двадцатого столетия. Роскошный югославский гарнитур по кличке «Милена», парад чешского хрусталя в виде разнообразных ваз и фужеров, цветной телевизор «Рубин», японская стереофоническая звуковая система фирмы «Акай», бескрайние туркменские ковры, одним словом, все, что положено человеку, у которого водятся деньги, но отсутствует вкус. Вошедший в эту квартиру ни за что не мог бы догадаться, кто здесь проживает — модный стоматолог, директор магазина, журналист-международник или преуспевающий чиновник.

Навстречу гостям вышло заспанное мурло, набросившее на голое тело парижский халат и успевшее закурить американскую сигарету «Мальборо».

— Здравствуйте, дядя Миша, я вам товар привезла — чарджуйские дыни!

— А у меня радикулит, — огорчил Веру хозяин, — меня на яблоках прострелило. Теперь я за никаким фруктом не могу нагибаться!

— Значит, вы и есть колхозник? — изумился Платон.

— Типичный! — подтвердил дядя Миша.

— Как растет благосостояние колхозников! — с притворным восхищением воскликнул Платон.

— У нас все растет! — милостиво согласился дядя Миша.

— А что же с дынями делать? — Вера была растеряна.

— Я с твоим беспокойством, Вера, солидарен, — посочувствовал «колхозник», — народ без витаминов оставлять никак нельзя!

— Теперь я понял ваше призвание, — попытался его поддеть Платон, — вы заботитесь о здоровье народа!

— Не язви! — дядя Миша был уверен в себе. — Еще неизвестно, кто по-настоящему заботится о людях — они или я!

— Кто они? — Вера на самом деле не поняла.

— Я на провокацию не поддамся! Я — насквозь правильный! — гордо объявил дядя Миша. И развивал свои взгляды: — Я кормлю народ исправным продуктом, а гастрономщики — чем попало! Они продают неспелые арбузы, за которыми надо еще долго торчать в очереди. Они торгуют зелеными, деревянными грушами, от которых живот, извините, книзу тянет! Или вообще дохлыми помидорами, на которых глядеть и то тошно! Они по глубинке, по бездорожью не ездят, и там у народа урожай пропадает, а я его спасаю. Я забочусь о каждой сливе, как о родном дите! Базы хранить не умеют ни овощ, ни фрукт, потому что все это ничье! — и тут дядя Миша вдруг ткнул указательным пальцем в грудь Платона. — А ты кто есть такой?

Платон поколебался: — Пожалуй, никто…

— Он — пассажир, отставший от поезда! — объяснила Вера.

— Прекрасно, — обрадовался дядя Миша. — Его никто в городе не знает. Вот мы и выдадим его за колхозника из Средней Азии!

— Но я не умею торговать! — запротестовал Платон. — И ни за что не буду.

— Это занятие нехитрое! — отечески потрепал его по плечу перекупщик. — Ты вспоминай нашу торговлю и делай наоборот! Там хамят, ты — улыбайся! Там недовешивают, а ты — отпускай с походом!

— С кем? — переспросил Платон, понимая, что в его безденежной ситуации ему от обязанностей продавца отвертеться не так-то просто.

— Добавь лишку пятьдесят или сто граммов — покупатель счастлив будет. Там торгуют мокрым фруктом…

— Зачем? — опять не сообразил Платон.

— Слушай, он что, сегодня родился? — развел руками дядя Миша и вновь повернулся к Платону. — Чтобы товар тяжелее был, больше весил. А у тебя дыня — сухая! Чтобы ее погладить было приятно, ну, как женщину! Сейчас позвоню директору рынка, чтобы там тебе по шее не дали, а дали бы весы и халат!

— Не пойду! — заупрямился Платон. — Пусть Вера сама торгует!

— Мне нельзя на рынке мелькать, — спокойно отмежевалась Вера, — я в системе торговли работаю!

— Мне-то какое до этого дело? — рассердился Платон. — Я музыкант!

— Ну и торгуй себе с музыкой! — повеселел дядя Миша.

— Да, я же забыла… вы у нас лауреат международных конкурсов! — саркастически протянула Вера.

— Я мог бы им стать! — выкрикнул Платон. — Если бы меня хоть раз послали!…

— На рынке тебя пошлют! — успокоил дядя Миша.

— Подумаешь, чистоплюй нашелся! Почему я должна вас содержать? — Вера тоже вспылила.