Прокурор - Безуглов Анатолий Алексеевич - Страница 74

- Это уже при Зарембе, - ответил Крутояров. И, как показалось Бариновои, вздохнул. Они уперлись в забор и повернули обратно. - С оформлением нам Герман Васильевич очень помог. Натура у него такая - чтоб все красиво было. Занятно, не правда ли?

Он показал на избушку на курьих ножках, на высоченного фанерного Гулливера, на Конька-Горбунка, взвившегося на дыбы.

- Изобретательно, - кивнула девушка. - Я вижу, ваш главный художник интересный человек...

- Еще бы! А биография - прямо книгу писать. Фронтовик, мальчишкой орден получил в Великую Отечественную.

- Слышала. А за что?

- Герой! - с жаром рассказывал Крутояров. - Послушайте, какая история. Может, пригодится... Герман Васильевич сам с Белоруссии. Был под немцем в оккупации. И вот однажды в их деревню ворвались фашисты. Перед этим партизаны напали на их часть, положили многих, взорвали склад с оружием. Немцы и вовсе озверели. Согнали всех женщин, стариков и детей в амбар. Их главный и говорит: если не скажете, где партизанская база, всех спалим. Дал на размышление два часа. А для устрашения стали амбар соломой обкладывать... Боржанскому было тогда годков тринадцать. Шустрый, юркий. Нашел под стеной лазейку, проскользнул в нее. Ну и ползком, меж камней. Потом как задал стрекача! Фашисты стреляли вдогонку, но не попали. А он к партизанам. Их база недалеко была. Поднял их. Те на коней и в деревню. Еле успели. Изверги уже поджигать амбар собрались. Завязался бой. Отбили жителей... За это и представили Германа Васильевича к награде. Аж в Москву летал за орденом. Вручал сам Михаил Иванович Калинин...

- Надо это непременно использовать в передаче! Эх, записную книжку в доме оставила! - сокрушалась Баринова. - Но ничего, я запомню.

- О нем в южноморской газете статья была. Пионеры приглашают к себе в День Советской Армии и Девятого мая... А сам скромный, простой. Если приезжает сюда, в общем корпусе располагается... И способного человека, умельца, заметит и определит на подходящее место...

- А много на фабрике таких?

- Есть. - Гаврила Ионович на секунду задумался. - Да хотя бы Тарас Зозуля. Слышали про него? Золотые руки! Лучший мастер в СЭЦ. Правда... Крутояров вдруг замялся, вздохнул. И не договорил.

К ним подбежала Оля, та самая розовощекая девушка, что обслуживала Баринову в самоварной комнате.

- Гаврила Ионыч, пробу надо снимать!

- Иду, милая, иду. - Он извинительно улыбнулся Бариновой. - Такой уж порядок - сам пробую.

И прыгающей походкой поспешил к жилому корпусу.

До завтрака Флора успела занести в блокнот сведения, услышанные от Крутоярова.

В столовой было по-домашнему уютно. Подали оладьи с душистым медом, рисовую кашу на молоке и какао. Все сытно и вкусно. Крутояров ходил между столиками и спрашивал, кому добавки. Но желающих не было: порции на убой.

"Да, обстановка здесь прямо-таки семейная, - отметила про себя Баринова. - А Гаврила Ионович - душа отдыхающих".

В девять за представителем областного телевидения пришла машина фургончик "Москвич". Баринова прихватила блокнот, повесила через плечо портативный магнитофон и, когда села в машину, спросила у незнакомого Шофера:

- А где Витюня?

- Повез какого-то москвича в аэропорт, - ответил водитель.

- А-а, - протянула девушка разочарованно.

И эта ее разочарованность не осталась незамеченной.

- А я что, не нравлюсь? - осклабился шофер, выезжая за ворота дома отдыха.

- Почему же, - поспешно ответила Флора. - Просто я хотела побеседовать с ним. Думаю рассказать о нем в передаче...

- О Витюне? - изумился водитель. - Надо же, без году неделя - и уже...

Берестов явно чем-то не нравился водителю фургончика. Однако Флора интересоваться не стала - ей-то что? Но шофер выложил все сам.

- Он ведь до того, как сесть на директорскую "Волгу", крутил вот эту баранку, - ударил шофер по рулю. - Его бы вообще надо с фабрики по шеям. Понимаете, вез из дома отдыха виноград для фабричной столовой. У нас ведь виноград бесплатно. А он, ваш Витюня, за бутылку коньяка кому-то из больницы целый ящик отдал. За бутылку совесть свою продал! - возмущался шофер.

- Это, конечно, нехорошо, - согласилась Баринова, огорчившись, что тот самый Виктор, который ей вчера так понравился, совершил позорную сделку.

- Ничего, - продолжал шофер, - у нас не больно хапнешь. Врезали ему, как надо...

"Москвич" быстро мчался по шоссе, обгоняя машины.

- А почему же его на "Волгу" посадили? - покачав головой, спросила Баринова.

- Так он после "разговора по душам" не то что быстро ездить, еле ходить мог, - со злорадством откликнулся водитель. - Гаишники на фабрике были, ставили Витюню в пример. У нас ведь месячник безопасности движения.

- Знаю, - кивнула Флора.

- Начальник ГАИ, не зная, в чем дело, взял да и похвалил Берестова: ездит, мол, по всем правилам, не нарушает, не гоняет, как некоторые. Вот после этого Фадей Борисович и взял его на свою "Волгу", потому что не любит шустрых шоферов.

"Еще одна маленькая тайна Зарембы", - отметила про себя Баринова.

- Спрашивается, где же справедливость? - с обидой посмотрел на пассажирку шофер.

Флора улыбнулась в ответ:

- Трудный вопрос. Слишком философский...

По приезде на фабрику Баринова прежде всего заглянула к директору, чтобы поблагодарить за то, как здорово устроили ее в "Зеленом береге".

- Значит, обстановка навевает творческие мысли? - спросил довольный Заремба. - Я рад. С чего думаете начать сегодня? Может, пройдемся по цехам?

- Очень прошу, Фадей Борисович, только не беспокойтесь! Я сама. Не обращайте на меня внимания, - попросила Флора. - Иначе люди не раскроются...

- Как считаете нужным, - расплылся в улыбке Заремба.

Флора вышла во двор фабрики и спросила у первого встреченного рабочего, где находится СЭЦ. Тот показал на здание в углу двора. Проходя тенистым коридором виноградника, она увидела впереди Боржанского.

- Герман Васильевич! - обрадованно крикнула девушка.

Главный художник оглянулся, подождал ее и приветливо поздоровался, предварительно вынув изо рта свою неизменную трубку. Как и вчера, в кабинете директора, она не горела.

- Вы очень заняты? - спросила журналистка.

Боржанский взял чубук в зубы и ответил нечто нечленораздельное.

- Буквально на несколько слов, - умоляюще посмотрела на него Флора.

Главный художник молча указал на скамейку. Они сели. Баринова быстро подключила миниатюрный микрофон к магнитофону, щелкнула клавишей переключения.

- Зачем, - укоризненно покачал головой Боржанский. - Я же не какой-нибудь знаменитый актер или выдающийся спортсмен.

- Ничего, ничего, - успокоила его Баринова, - не обращайте внимания. Это поможет нам в подготовке передачи.

Боржанский хмыкнул, пожал плечами: ладно, мол, если так надо...

- Расскажите о вашей работе, - попросила Баринова.

- В двух словах? - усмехнулся главный художник.

- Ну, как вы понимаете свое место в производстве? - уточнила Баринова.

Боржанский на секунду задумался.

- По-моему, сувениры - штука не простая, - сказал он. - Это воспитание и, если хотите, даже социальная политика. Возьмите борьбу с пьянством и курением. Ведется повсюду. А я буквально на днях видел сувенирную сигаретницу в виде бутылки коньяка! Это же реклама тому и другому. Или, например, кое-где выпускают зажигалку-пистолет. Такая вещица привлечет скорее всего подростка, а раз он купит зажигалку, то почему бы ему не купить и сигареты? А там... Вы меня поняли?

- Разумеется... Ну а в смысле эстетическом, каково ваше кредо?

- Бой с пошлостью, - просто ответил Боржанский. - Когда я вижу в каком-нибудь доме винный бочонок с кружками в псевдогуцульском духе, мне жалко хозяев. Если встречаю даму внушительных размеров, запакованную в белые джинсы, мне смешно. А вот огромный безвкусный письменный прибор из малахита на письменном столе - это уже не смешно. Это расточительство! Малахит - слишком нежный, слишком живой материал, чтобы его так бесстыдно и никчемно портить. Запасы малахита почти иссякли...