Пожарный кран No 1 - Соломко Наталья Зоревна - Страница 5

Видали его? Еще и не скажи ничего!

А Балабанчик изобразил на круглом конопатом лице раскаяние и пробормотал сладким ангельским голосом:

- Сергей Борисович, мы больше так не будем...

- Артист! - пуще прежнего рассердился директор. - Полюбуйтесь, товарищ Еремушкин, на плоды вашего воспитания!

- А Михаил Павлович при чем?! - спросила Анька и сжала кулаки, будто собиралась с директором драться. Она терпеть не могла, чтоб Михаила Павловича ругали.

Сергей Борисович и сам вспомнил, что нельзя взрослым выяснять отношения при детях, и велел всем выйти в коридор.

Впрочем, в коридоре тоже было отлично слышно.

- С каким бы удовольствием я вас уволил, Михаил Павлович, неожиданно спокойно и даже как-то мечтательно произнес директор. - Вы даже представить себе не можете...

- Ну отчего же, - запротестовал Михаил Павлович. - Могу.

- Чего вы там опять натворили? - спросил Кузя, а Анька ему ответила:

- Не твое дело!

Грубиянка она была, эта Анька.

- Гляди, Елькина, лопнет мое терпение! - нахмурился Кузя. - Плакать будешь!

- Ты сам вперед заплачешь! - отозвалась дерзкая девчонка.

- Поглядим! - пообещал Кузя зловеще и ушел, посвистывая.

ЗНАМЕНИТЫЙ ПАВЛИК

Вот тут-то и позвонил Павлик. Ну, тот самый, который раньше всё записки писал девочке Юле, а потом стал артистом. Ну, д'Артаньян! Теперь-то его вся страна знала: ведь фильм "Три мушкетера" всего неделю назад кончили показывать по телевизору, и, позабросив клюшки, все мальчишки страны торопливо строгали себе шпаги...

- Здравствуйте, Михаил Павлович, это я, - сказал Павлик грустным голосом. - Не узнаёте?

- Простите, нет, - отвечал Михаил Павлович, хотя по выражению его лица было ясно, что узнал.

- Это я, Павлик...

- Ах, это ты, Павлик?! - будто бы изумился Михаил Павлович. Господи, какая честь для нас! Что занесло тебя в наше захолустье?

- Издеваетесь? - догадался знаменитый артист.

- Как можно! Напротив, спешу тебя поздравить! Видел, видел тебя. На коне, знаешь ли, со шпагой! Аж дух захватывает все десять серий... Ну и как, Павлик, приятно быть знаменитым?

Павлик помолчал и спросил:

- Можно, я приду?

- Знаешь, лучше не надо, - сказал Михаил Павлович. - Я по тебе не соскучился.

- И Юлька тоже меня видеть не хочет, - тяжело вздохнул Павлик. - Я прихожу, а она дверь не открывает. Да еще этот ее брат... Обещает милицию вызвать, если я еще приду.

- Молодец! - похвалил Михаил Павлович. - Я и не знал, что он такой решительный человек.

- Я вас очень прошу, - умоляюще заговорил Павлик. - Поговорите с Юлькой... Я же за ней приехал! Скажите ей, чтоб перестала дуться! Ну, я виноват, признаю, ну, уехал, оставил ее одну...

- Не одну, а с сыном, - угрюмо уточнил Михаил Павлович.

- Я понимаю, конечно, ей трудно было. Но я ж не гулять уехал, я в кино снимался! Объясните ей это!

- Не буду, - покачал головой Михаил Павлович, и лицо у него было горестное. - Я тебе не помощник.

- Ну, почему, Михаил Павлович? За что вы все на меня?

Михаил Павлович молчал и становился все угрюмей. Наконец он сказал:

- Потому что ты, Павлик, предатель. И правильно тебя Славик гоняет! И мне на глаза лучше не попадайся, вот что я тебе скажу!

И Михаил Павлович грохнул трубкой.

- Что с вами? - испугался Сергей Борисович. - Вам плохо? Может, валидол дать?

- Спасибо, - отозвался Михаил Павлович. - Не ищите, у меня свой есть.

Он подошел к окну, прижался лбом к ледяному стеклу.

- А какие все добрые, верные... - тоскливо пробормотал он. - Пока не вырастут. И ведь всегда надеешься, что вырастут людьми!

- Ах, Михаил Павлович, ну стоит ли так переживать из-за пустяков! неодобрительно качнул головой директор. - Поссорились - помирятся, чего не бывает! Радоваться надо, что ваш воспитанник стал известным артистом, а вы... Стоит ли принимать все так близко к сердцу. Оно ведь у вас не железное.

- Вы полагаете? - с печальной усмешкой спросил Михаил Павлович.

- Беречь себя надо! - наставительно ответил Сергей Борисович. - Два инфаркта - это не шутки!

ЧТО ТАКОЕ ИНФАРКТ

- Инфаркт - это что? - настороженно спросила Анька. Слово это показалось ей смутно знакомым, и отчего-то тоскливо стало на душе.

- Болезнь такая - трещина в сердце, - объяснил Айрапетян. - У моей бабушки тоже был инфаркт, только один пока...

- А всего их сколько?

- Три.

- А потом?.. - Анька испуганно заглянула Айрапетяну в глаза.

- Потом умирают...

И Анька вспомнила, откуда она знает это слово: папа умер... Лежал с закрытыми глазами на диване и молчал. А мама стояла у окна и плакала...

А Анька не плакала: она ведь сразу догадалась, что это - не папа, это ненастоящий кто-то лежит на диване и молчит... Очень на папу похожий, у него родинка на щеке и морщинки у глаз - совсем как у папы... Но это - не он. Анька папу чувствовала: идет папа с работы, входит во двор, Анька не видит его, но знает: он сейчас придет - потому что на душе у нее вдруг становится радостно и тепло, будто Анька и папа связаны какой-то невидимой ниточкой... А этот, который лежал на диване, никакой не папа, Анька смотрит на него - и внутри у нее никакой радости, пусто...

А в доме ходили на цыпочках и говорили: папа умер...

А как это - умер? Где он?

Но никто не мог объяснить это Аньке, а в комнатах почему-то пахло праздником Новым годом, хотя до Нового года было еще далеко...

Потом пришли люди - много, так, что стало тесно, и того, ненастоящего, положили в длинный деревянный ящик, обитый черной материей, и с музыкой понесли по улицам.

Была осень, серый, скучный день. Небо висело прямо над крышами, из него падал первый снег. Он несся тяжелыми липкими хлопьями - на деревья, на дорогу, на плечи и лица - и сразу таял...

Только у ненастоящего папы все лицо было в снегу.

На кладбище уже выкопали глубокую яму. Анька подошла и заглянула... На дне стояла лужа.

- Девочка, подойди и поцелуй папу! - велел Аньке незнакомый дядька с черной повязкой на рукаве и подтолкнул к черному ящику. Наверное, он был тут начальником: все время командовал, кому что делать.

- Это не папа! - сердито ответила Анька и стояла, смотрела, как ненастоящего заколотили в ящик и стали спускать вниз, в лужу.

А снег все шел...

Откуда-то появились еще три дядьки, с лопатами, и быстро-быстро закидали яму желтой мокрой глиной.

- Родственники, кладите венки! - скомандовал начальник.

Грязный желтый холм пропал под еловыми ветками.

Из веток выглядывал папа...

Мама и соседка бабушка Егорьева плакали, остальные стояли тихо, с печальными лицами, а папа весело улыбался Аньке среди веток...

И больше она никогда, никогда папу не видела.

Вот что такое инфаркт. Нет, не хотела Анька, чтоб и Михаил Павлович пропал вот так же...

ЧУЖИЕ НЕСЧАСТЬЯ

- Всем переодеваться! - скомандовал Мотя, а Анька не пошла спряталась в репетиционной за диваном.

Сидит на полу и думает, как спасать Михаила Павловича.

Мысли у Аньки прыгают, скачут, вовсе пропадают из головы. Так всегда бывает, когда надо додуматься до самого главного.

"Инфаркт - это трещина в сердце, а Вовка на елку все равно придет!.. - скачут Анькины мысли. Анька изо всех сил сжимает голову руками, думать становится легче. - Всего их бывает три, а потом... Нет, про это думать не буду! Отчего они бывают, инфаркты?"

Этого Анька не знает, и спросить не у кого.

"Все уже переодеваться пошли, опоздаю... - это опять мысли скачут. А сердце - не железное... Трещина... Стоп! - Анька замирает. - Как это он сказал?! Что-то такое про "близко к сердцу"?..

Анька зажмурилась, напряженно морщит лоб: надо вспомнить, как директор сказал Михаилу Павловичу... Ну?!

"Не принимайте все несчастья так близко к сердцу!" - вот как он сказал! В голове у Аньки будто лампочка зажглась - так вдруг все стало понятно. И припомнилось, как в прошлом году одного мальчишку хотели отправить в колонию. За то, что он магнитофоны в школе украл.