Хранительница Грез - Бондс Пэррис Эфтон - Страница 52

Мойра рассмеялась, ее губы стали влажными от вина.

— Вы так говорите, что я едва понимаю, как химия может заставить забыть правила приличия и предаваться страсти у всех на виду. Такая страсть, должно быть, так сильно потрясает все чувства, что все остальное по сравнению с ними кажется незначительным и забывается.

Эти слова, произносимые низким, чуть с хрипотцой голосом, побудили Брендона поискать глазами Шевонну.

Она увлеченно беседовала с весьма старым Джозефом Чемберленом, британским секретарем в Австралийском Союзе.

Брендон извинился перед Мойрой.

— Я хочу шепнуть на ушко Шевонне, чтобы она убедила иностранных капиталистов инвестировать Австралию и в дальнейшем.

Он словно оказывал Мойре доверие. Та улыбнулась призывно и безмятежно.

— Если Шевонна будет избрана и либералы победят, завоевав абсолютное большинство в Парламенте и Сенате, вы сможете рассчитывать на ее полную поддержку до тех пор, пока наша промышленность не станет конкурентноспособной с промышленностью Европы, Азии и Америки.

Но Брендон вовсе не желал говорить с Шевонной о подобных вещах. В его мыслях было совершенно другое, и, когда он подошел к Шевонне, она уже разговаривала с главным судьей. Брендон просто сказал:

— Я хочу вам кое о чем сообщить. — И наклонившись, прошептал:

— Пойдем со мной.

Она даже не спросила, куда. И даже не обернулась, ей было все равно, что кто-то может смотреть на нее или что-то подумать о ней. Шевонна просто повернулась к судье и сказала:

— Что-то случилось. Простите меня, ради Бога.

Не прикасаясь друг к другу, они вышли из зала. — Ты знаешь, чего я хочу?

Глаза Шевонны, обрамленные черными ресницами, стали необычайно большими:

— Да.

Брендон повел ее по освещенному газовыми лампами коридору. В здании еще не было проведено электрическое освещение. Женщины поясняли, что при электрическом свете кожа выглядит неестественной. Но Брендон находил, что Шевонна при любом освещении выглядит очаровательной.

Они поднялись по лестнице, устланной ковровой дорожкой, на следующий этаж, занятый под конторы. Торговый агент Брендона снимал одну из них. Все двенадцать дверей оказались заперты, и Брендон вышиб одну из них плечом — теперь никакая преграда не могла его остановить.

Он поддался зову страсти. Свет газовых ламп проникал в контору через дверь. Обойдя мебель и столы, Брендон направился к балкону, выходящему на улицу, и отпер дверь. Свежий ноябрьский воздух не только не охладил его пыл, но даже усилил, чем окончательно заставил Брендона потерять голову.

Он обернулся и увлек за собой Шевонну на огражденный чугунной решеткой балкон, поставив ее против себя. Он ощущал аромат Шевонны, который пронизывал все его тело, горячил кровь и туманил рассудок. Только она. Только одна она существовала для него в целом мире.

— Только ты! — Как в бреду он повторял эту фразу, покрывая поцелуями лицо Шевонны.

Его пальцы распустили ее солнечные локоны, и они свободно упали на обнаженные плечи. Его губы покрывали поцелуями ее шею и грудь, вернее, ту ее часть, которая была открыта квадратным декольте.

Шевонна наклонила голову ему на плечо. Пальцы взъерошили ему волосы.

— О Господи, Брендон, это было ужасно, я так сильно желала тебя.

Пальцами, дрожащими от нетерпения, накопившегося за долгие годы разлуки, Брендон расстегивал платье на спине: платье, а затем и корсет скользнули вниз. Он страстно прижал ее к себе, но ее руки оттолкнули его. Брендон издал возглас, похожий на стон.

— О, Шевонна, не отталкивай меня…

Затем он вдруг почувствовал, как она начала расстегивать пуговицы на его жилете. Постепенно у ног любовников возвышалась гора одежды. Они опустились на колени, и ночь скрыла во мраке их слившиеся тела. Тьма окутала их. Закутанные в плед волшебной ночи, они стали единым целым. Он наполнял ее, она принимала его в себя.

Вскоре Брендон почувствовал себя на вершине блаженства и слегка замедлил движения. Он присосался к ее обнаженным грудям, пока соски не набухли под его языком. Но горячие поцелуи Шевонны, ее страстные стоны и вздохи, ее трепещущее тело не давали ему передышки.

Когда же, наконец, сначала у него, а затем и у нее наступил оргазм, внезапные слезы радости смыли всю их прошлую боль.

Но очень быстро ночной воздух иссушил слезы и выветрил пары алкоголя. С ясной головой Брендон смотрел на Шевонну, пораженный ужасом. Неужели он соблазнил ее? Торопливо Брендон стал натягивать на нее платье, застегивая его на крючки.

— Что ты делаешь? — прошептала она. Он услышал в ее голосе нотки отчаяния и произнес:

— Мы не можем допустить, чтобы подобное случилось еще раз! Ничем хорошим эта ночь закончиться не может, Шевонна. Это только повредит тебе.

— Мне все равно, что об этом скажут другие! — Она обняла Брендона за плечи. — Я волнуюсь только за нас двоих. Не делай так, Брендон, ведь вместе мы сильнее наших недоброжелателей.

Он понимал, что давно должен был сказать ей правду об истинных причинах своего бегства от нее. Но сейчас он был смущен осознанием греха кровосмешения, и потому не нашел ничего лучшего, чем скрыть правду ради благополучия Шевонны.

Он взял ее лицо в ладони.

— Неужели ты не понимаешь, что должна заботиться о своей карьере? Люди тебе полностью доверяют, а я несу ответственность за «НСУ Трэйдерс».

Она судорожно сглотнула и отвернулась:

— Я понимаю. — Ее голос был сухим и безжизненным, так же, как и его сердце.

Шевонна посмотрела на свой живот. Довольно впалый. Никаких признаков того, что она носит в себе плод Брендона. Радостное беспокойство заглушило остальные ее чувства.

Она знала, что Брюс женится на ней, стоит только слегка намекнуть, что не отвергнет его предложение. Но как же можно отвернуться от Брендона, несмотря на все его бездушие?

Как можно выйти замуж за человека, к которому не питаешь ни малейших чувств, когда на свете есть большая любовь? Возможно, знание того, что на свете существует настоящая любовь, делало ее счастливой. Если только она вернется. Ведь ничто не гарантировало, что она будет продолжаться вечно.

Утром она сказала Минни, что на обед к ней придет Брюс, и проинструктировала ее по поводу приготовления тюрбо (вид рыбы.) старомодным способом: с устрицами и соусом морнэй из сливок и вермута.

Вина были подобраны произвольно. Шевонна надела платье с открытыми плечами. Во время обеда она часто наклонялась в сторону Брюса, демонстрируя свои прелести, смеялась над его историями, главным героем которых выступал он сам. Истории, конечно же, были выдуманы им самим, чтобы выставить себя в наиболее выгодном свете.

— Вы и в самом деле красавица, Шевонна. Вы знаете об этом? — Он полуприкрыл глаза, и она почувствовала, что мысленно он уже раздевал ее.

Еще она подумала о том, что наверное заболела. Ее тюрбо лежал нетронутым на тарелке с золотой каймой. Шевонна улыбнулась фальшиво и вымученно и понизила свой голос до нежного мурлыкания.

— Вы возбуждаете меня, когда на меня так смотрите, Брюс.

Бледные глаза Брюса вспыхнули на мгновение, а брови нахмурились как бы в смушении.

— Я смотрел на вас так всегда, с того самого момента, когда увидел вас стоящей у Старого Королевского Паба на Файв Уэйс.

Файв Уэйс — перекресток пяти улиц в Паддингтоне — находился недалеко от ее конторы, за казармами Виктории на Оксфорд-стрит. Тогда Брюс набрался смелости и пригласил ее на чай. То была первая их встреча.

Ее кончики пальцев коснулись груди у самого края корсета.

— В последнее время я что-то не замечала, что возбуждаю вас.

Глаза Брюса внимательно следили за каждым движением ее пальцев. Он опрокинул в себя еще один бокал вина. Третий или четвертый за вечер.

— Прежде вы не давали повода думать, будто хотите, чтобы я затащил вас в постель.

Затащить ее в постель? И это говорил поэт? Шевонна еле сдержала свой гнев. Ее веки томно опустились.

— Я была так захвачена избирательной кампанией…